Почувствуй это снова - Ольга Вечная

— Тебе надо к доктору.

— Мне надо к батарее и выпить. Есть какой–нибудь платок?

Я запрокидываю голову, пытаясь остановить кровотечение. Юля шарит по моим карманам и подает тряпку. Прижимаю к лицу и произношу гнусаво:

— Пацанам скажем, что был бой. И что я кого–нибудь ушатал.

— Обязательно, — соглашается она, поддакивая. — Они щас все передерутся, а утром и не вспомнят, кто кого. Заявим, что ты.

— Ага.

— Пошли переоденемся? Только вместе, ладно? Мне страшно.

— Да.

— И тебе бы умыться нормально.

Мы заходим в дом и попадаем будто в другую вселенную, где тепло, светло, безопасно. Первым делом я прикидываю, что можно использовать как оружие. Да всё! Самодовольно усмехаюсь — прорвемся.

Играет музыка, кто–то за столом сидит, кто–то болтает. Смеется. Человек десять в общей сложности. Кристина замечает нас первой и подскакивает с места:

— Вот они! Явились! Тут Славик спятивший носится, мы его кое–как выгнали. Вы его не видели, кстати? Или... судя по битому лицу... да?

Народ, кто не занят, оборачивается. Юля подходит ближе. Меня все еще трясет от убийственного холода. Тряпка, которую прижимаю к лицу, — это часть Юлиного купальника. Нижняя вроде. Ого.

Я чуть хмурюсь, рассматривая ее. Мы с Юлей переглядываемся, та пожимает плечами: ну трусы и что?

— А где Захар? — спрашиваю громко. — Никто не видел?

Кто слышит вопрос, отрицательно качает головой. Я вижу чайник на столе, подхожу и наливаю кипяток в стакан. Обхватываю ладонями, они по–прежнему дрожат. Делаю обжигающий глоток. Сейчас пойдем наверх, закроемся в комнате и переночуем. Утром протрезвевших ушлепков с землей сравняю. Ситуацию на самотек пускать нельзя. Но нужно грамотно.

— А мне? — возмущается Юлька. Снова хихикает. — Эй! Налей и мне! Дай, Мот!

Люба вдруг встает с места, роняет ложку на пол, чем привлекает внимание. Я краем глаза мажу по ее лицу: выглядит фигово. Пьяная, глаза опухшие. Пока мы там выживали, эти все бухали как не в себя, ясненько.

— Ты нормально? — спрашиваю, присаживаясь за стол. — Обидел, может, кто?

— Вы пропустили половину игры! — укоряет она. — Ушли, и с концами!

— Какая еще игра?! Мы капец как замерзли, Люба! — взахлеб рассказывает Юля и снова смеется. — Матвей со мной на руках бежал по морозу! Он мой герой.

— Но еще пара карточек есть! — Люба достает одну из них и читает вслух: — Тут написано: «Я никогда не делала аборт». — Оглядывает присутствующих.

Никто больше не играет, всем пофиг. Люба останавливает взгляд на Юле. Будто демонстративно.

Та отчего–то напрягается вся. Впивается глазами в подругу.

— Прекрати немедленно! — шипит.

Люба, кажется, вообще не соображает, что делает. Невменяемые бабы — зрелище мерзкое, я отворачиваюсь, чтобы скрыть отвращение. Она сует Юле стопку и настаивает:

— Пей! Ты чего не пьешь? В игре лгать нельзя! Штраф будет!

А потом Люба смотрит на меня и взглядом требует реакции.

— Люба, че за бред? — бросаю я. — Дай мне лучше...

— А ты не знал, да?

— Люба, заткнись! Ничего не было! — шикает Юля.

— Чего не было–то? — Я протягиваю руку, а затем осознаю отрицание, которое было озвучено. Э–э–э. Чего?

Вздрагиваю не то от холода, не то от того, что рядом вновь шарахает молния. Меняю тон:

— Вот сейчас я не понял.

Смотрю на Юлю и прищуриваюсь.

— Ну что ты за дрянь! — выплевывает та Любе, вдруг расплакавшись. — Я едва не пострадала сейчас! Так сильно испугалась! Думала, что наконец–то в безопасности! Всё, не могу больше! Не трогайте меня!

— Юля! — Я пытаюсь поймать ее руку.

— Не трогай! Я хочу побыть одна!

Она срывается с места и бежит к лестнице. И первый порыв — догнать. Но пошевелиться не могу, словно оглушенный.

Люба закрывает лицо, падает на стул и плачет навзрыд. Молнии же теперь бьют четко в меня, одна за другой. Электризуя до максимума. Гром в ушах такой, что тошнота подкатывает.

Юля мне... сказала сейчас, что беременна или что «была» беременна?

Швыряет в жар. Я не помню.

Поднимаюсь из–за стола.

Аборт.

Блть, аборт?!

От меня? Волосы на теле так и стоят дыбом, я словно по–прежнему на улице.

Осознать никак не получается.

Когда расстались, она что, была в положении?

Или не от меня?

Последнюю идею разум отбрасывает, не рассматривая даже. Бредятина.

Получается, что от меня. Снова первый. Под ребрами долбит. Вместо облегчения ужас пронизывает снова и снова.

В смысле, блть, аборт?!

Пульс в момент разгоняется. Голова кружится. Я планировал детей в будущем. Когда–нибудь, лет через десять, не сейчас. Как Паша. Сейчас мне не надо. На втором курсе учусь, у меня долги и проблем до задницы. Но в данный момент не чувствую ничего, кроме бешеной злости. Какой–то дикой, неконтролируемой ярости. И глухого эхо горя от потери.

Малышка, что же ты натворила?

Изменения в ее теле... Ее взгляды. Ее месть мне. Следом отдаются от стенок черепной коробки воспоминания о моих собственных словах, брошенных сухим тоном, что ничего к ней не чувствую. Что пусто. Что не хочу видеть.

Картинка складывается и ослепляет. Не пришла. Не рассказала. А я и не слушал. Мысли не мелькнуло. Юля, наверное, тоже решила, что мне это сейчас не нужно.

Задыхаюсь.

Маленькая, что же мы с тобой наделали? Как теперь жить–то будем?

Взрывает изнутри.

— Матвей... Матвей, пожалуйста. У тебя такое лицо... Скажи что–нибудь, — умоляет Люба.

Голос звучит откуда–то издалека. Я все еще в гостиной в этом дурацком полотенце. Прижимаю к носу купальные плавки.

Вдруг понимаю, что ненавижу Юлину