Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько

— Так это ж Эдуард…

— Эдуард смотрел через очки! — сердито сказала сестра-переводчица.

— А очки ему починил лейтенант! — подхватила сестра-сержант. — Так что нечего тут так эткать!

Сейчас близняшки походили на двух свирепых бурундуков, которые загрызут, но не дадут обидеть третьего, поэтому майор решил не спорить.

— Хорошо, Маша и Ириша, через очки, так через очки… — проворчал он и снова задрал голову. — Две дыры-то откуда?..

Смутное ощущение, донимавшее Шастеля с момента входа сестричек, усилилось. Он вот-вот должен был сообразить что-то важное…

«Две дыры… — аккуратно подумал генерал, — но василиск не вернулся… Сержант Мари не могла крикнуть одновременно в оба моих уха, но вдвоём с сестрой могла… Василиск, выпрыгнув из шара, не мог направить каменный взгляд и вперёд, и назад одновременно, но вдвоём…»

— Да их же два! — заорал Образцов. — Два василиска!

«Под трибунал отдам скотину, — расстроенно подумал генерал. — Только повод найду…»

Шрррррх!

Раздался звук, как будто по левой стене зала провели гигантской железной рукавицей.

И тут же — по правой стене.

Шрррррх!

— За мной! — скомандовала переводчица Ирэн, и все бросились за ней.

Шастель — потому что не мог не возглавить стихийно сформировавшуюся оперативную мобильную группу. Джефф и Образцов — потому что обязаны были сопровождать старшего по званию. Сержант Мари — потому что быстро бегала.

В дверях они смели Эдуарда, который явился с целым кофейником кипятка, и далее двигались как ошпаренные.

«Как же это случилось? Как столько настоящих профессионалов могло проколоться на такой ерунде? Профессионалы должны прокалываться на серьёзных вещах. Например, окружили преступника, а патроны забыли. Или назначили операцию, а сами проспали. А кто виноват, если будильник сломался? Или вот ещё у меня был случай…»

Лейтенант О. находился в пространственно-временном континууме и думал.

Тут будет уместно задать вопрос: как лейтенант мог думать? Ведь чтобы подумать даже какие-нибудь глупости, нужно время, а времени в континууме нет.

Всё очень просто: лейтенанту только казалось, что он думает. Как мозг просыпающегося человека в момент звонка будильника задним числом выстраивает целый сон, приводящий к звонку, так и мозг О. имитировал целый мыслительный процесс, хотя на самом деле лейтенант уже как ни в чём не бывало выпадал в конференц-зал.

Тут О. серьёзно задумался над происхождением выражения «как ни в чём не бывало». Ему казалось, что это означает «голый». Нет, правда, что ещё может означать возмущённый рассказ: «Вхожу я к нему, а он сидит, как ни в чём не бывало!»

«Как ни в чём не бывало» идеально подходило к описанию ситуации, в которую попал О., поскольку никакой одежды он на себе не наблюдал. Впрочем, себя без одежды он тоже не наблюдал. И вокруг ничего не наблюдал, а также не слышал, не осязал и не обонял — во-первых, нечего, во-вторых, нечем. И заняться было решительно нечем. Зато ничто не мешало конструктивно поразмышлять.

«Как же это случилось? — в двадцатый раз поразмыслил лейтенант. — Двести матерых полицейских, и так оплошать? С другой стороны, если у семи нянек дитя без глазу, то у двухсот оно до приезда “скорой” не доживет».

Лейтенанту очень понравилась шутка, он даже хотел её записать. Но было нечем, не на чем и некому.

Мысль «А куда мы, собственно, бежим?» — пришла в головы генерала, майора, капитана, бесполезного гражданского и двух близняшек практически одновременно, что говорило о завидной слаженности, синхронности и высоких невербальных коммуникационных показателях оперативной мобильной группы.

— Группа, стой! — успел скомандовать Шастель за миг до того, как группа встала сама. — Майор, проведите рекогносцировку прилегающего пространства.

Но Образцов ничего такого делать не стал, а поднял руку с дубинкой, призывая к тишине, и склонил голову вправо. Генералу даже показалось, что левое ухо русского вытянулось вверх. Шастель тоже прислушался и сначала ничего не услышал, но потом…

— Тикаем! — оглушительным шёпотом рявкнул майор и ринулся в ближайшую дверь…

Конечно, Образцов не был виноват, что ближайшая дверь оказалась именно этой. Но больше винить было некого. Поэтому Джефф и Шастель укоризненно смотрели на русского, неловко стараясь не смотреть на окружающую обстановку. Мари и Ирэн никакой неловкости не ощущали (чего они не видели в дамских туалетах?), как, впрочем, и Эдуард, который сосредоточенно смотрел в себя. Возможно, фундаментальная наука не видела принципиальных отличий между мужскими и дамскими местами общего пользования. А вернее всего, учёный просто не разглядел табличку на двери.

— А что вы услышали в коридоре? — спросила Мари.

— Ничего, — сказал майор, глядя в плафон.

— Совсем? — заинтересовалась Ирэн.

— Абсолютно.

— А какого дьявола мы тикали, если ты ничего не услышал?! — возмутился Джефф.

— Не ничего не услышал, — Образцов понизил голос, — а услышал ничего. Именно такое ничего всегда слышно, когда подходишь к месту, где затаилась неприятельская засада. Уж поверьте моему опыту, я в этих засадах столько насиделся…

— Вот как? — генералу русский опыт не понравился. — Майор, а что слышно, когда подходишь к месту, где нет засады? Тоже ничего?

— Это другое ничего, — вступилась за Образцова переводчица Ирэн. — Это ничего-ничего. А вот когда идёшь по лесу, и вдруг слышишь — зверьки не шебуршат, птицы не поют, деревья…

— Не растут, — кивнул майор. — Иришка дело говорит.

— Ну да, — согласилась девушка. — Слушаешь — ничего. И понимаешь: всё затаилось от ужаса. Значит, где-то здесь и ужас затаился. Тогда надо самому затаиться. Ужас, что в засаде сидит, тоже ничего слышит и понимает, что рядом засада. Тут главное его пересидеть. Обычно ужас первым не выдерживает, выскакивает — и готово. Так ведь обычно происходит, да… Мари?

Шастель посмотрел на сержанта Мари, но та только пожала плечами. Генерал тоже от комментариев в адрес наивной переводчицы воздержался. Впрочем, что взять с гражданских? Пороху не нюхали, пироксилину не жевали…

— И какие птицы, по вашему мнению, не пели в коридоре антарктической станции? — спросил он майора, который не был гражданским, а значит, с него и следовало что-нибудь взять. Например, дать ему выговор[18]. — Пингвины лейтенанта О.?

Шррррх! — скрежетнуло в коридоре.

Шррррх! Шшшшш!

Шшшшш! Шррррх!

Шшшшш!

Шррррх!

Ш-ш-ш-шох!

Огромный чёрный коготь вспорол пластиковую дверь туалета.

— По кабинкам! — беззвучно проорал Джефф и первым последовал своей команде.

Впрочем, два раза повторять не пришлось даже Эдуарду.

Через полторы секунды помещение опустело, если не считать Ирэн, которая осталась стоять, по-прежнему притворяясь Мари и глядя на пластиковую дверь…

Минуточку! С каких это пор мы Ирэн не считаем? И как это вышло, что она осталась, а все попрятались? И что это за Мари такая, что оставила сестру?! Куда она смотрела?!

Давайте не будем необдуманно несправедливы[19]. После команды Джеффа Мари (переодетая в Ирэн) первым делом глянула на Ирэн (переодетую в Мари), убедилась, что сестра запрыгивает в крайнюю левую кабинку, и только после этого сама запрыгнула в крайнюю правую.

Но крайняя левая кабинка уже оказалась занятой Эдуардом[20], поэтому Ирэн как запрыгнула, так и выпрыгнула. Оказалась перед пятью запертыми кабинками и, оцепенев, уставилась на пластиковую дверь.

За рваным шрамом двери металлически сверкнула чешуя, в пролом влезла когтистая пятерня, ухватилась за пластик, дверь с писком исчезла, как бумажка, втянутая пылесосом, и… Ирэн зажмурилась.

Шаги. Ещё шаги. Две огромные тени упали на плотно сжатые веки. Невидимые ноздри шумно втянули воздух. По обе стороны от Ирэн раздалось шипение. Девушка вцепилась обеими руками в лацканы куртки, но глаза — умница! — не открыла.

Мари, затаив дыхание, слушала шаги и шипение за дверью кабинки. Что-то было не так. Василиски почему-то не проявляли интереса к кабинкам, а кружили в центре комнаты.

«Пять! — чуть не вскрикнула она. — Кабинок пять! А нас шесть! Кто-то остался. Ирэн! Ирэн стоит там, зажмурившись!»

Как Мари поняла, что это Ирэн? Ну, если включить аналитический ум, которым Мари не могла хвастаться только из природной скромности, то всё очевидно. Прожженные служаки Джефф и Образцов ни за что бы не замешкались, да и Шастель не добрался бы до вершин полицейской власти, если бы не умел вовремя исчезать из ненужного места. А стоял бы там Эдуард, то стоял бы Эдуард не молча.