Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько

— А вот сейчас как свяжусь с генштабом… И как узнают все про прокол Шастеля… Нет! Не прокол! Провал! Про… Про… Про то, что он загубил цвет Интеркошмарпола! И цвет, и красу! И как снимут с него голову… Хотя… Нет, голова у Шастеля не главное… как снимут с него погоны! И его самого как снимут! А кого поставят? Кто много лет верой, правдой, усердием и старанием? Конечно, главного аналитика поставят, потому что кого же ещё?!

И Дурастель тоненько рассмеялся, вживаясь в образ мелкого вредного колдуна. Возможно, ещё пару минут, и он действительно перешел бы на «Крибле-крабле», а то и на «Шахер-махер», но тут ожил динамик спутникового телефона:

— Офицер связи! Что у вас случилось?

Дурастель откашлялся и произнёс голосом деловым и даже немного сочувствующим:

— В результате халатности генерала Шастеля…

И кратко рассказал всё, что произошло в результате халатности. Имя Шастеля в кратком рассказе упоминалось восемнадцать раз.

Динамик помолчал, а потом сказал:

— Вы ведь не офицер связи.

— Я старший аналитик!

— Дурастель то есть, — сказал динамик.

— Подполковник Дурастель!

— Вот что, Дурастель. Мы всё поняли, примем решение, сообщим. Ждите.

Старший аналитик выключил спутниковый телефон и отвалился на спинку стула. Отлично! В штабе его знают не только по фамилии, но и по голосу. А что подполковником звать не хотят — ну так правильно, должность-то теперь у него будет генеральская! Полковника сразу дадут, генерала — через полгода…

Где-то слева раздался очень неприятный шорох — как будто по жестяной трубе протащили алюминиевого кота. Неприятный холодок проскочил между лопатками будущего начальника Интеркошмарпола. Неужели Шастель подслушал и сейчас подкрадывается, чтобы оглушить и скомпрометировать?

Подполковник крутанулся на кресле.

Никого. Наверное, отопительную систему включают… Или выключают…

Он вернулся к сладким грезам. Теперь всё будет его: слава, почёт, кабинет и секретарша Шастеля. Хотя секретаршу нужно взять помоложе. С ногами от ушей до пола…

И снова странный шорох заставил селезёнку Дурастеля удариться о его же печень. «Совесть, что ли, проснулась? — удивился он. — Как невовремя…»

Нехорошо, конечно, подсиживать начальника. Можно сказать, грех. Но грех и замолить можно (Дурастель быстро перекрестился), упустить же такую возможность просто глупо. А уж кем-кем, а дураком старший аналитик не был. Кем он только ни был, но дураком — никогда.

Теперь шорох прозвучал справа. Аналитик последовательно посмотрел на все предметы в подсобке, повёл носом — кажется, кажется.

Он сосредоточился на кабинете. Нужно там всё переставить. Взгляд подполковника упал на старенький шкаф в углу. «У Шастеля такой же, — брезгливо подумал Дурастель. — Старьё. Нужно выкинуть к чертям собачьим и поставить…»

Шкаф с грохотом разлетелся.

Додумать Дурастель не успел.

Лейтенант О. между временем и пространством

От перемены мест слагамых легко запутаться.

«В этой критической ситуации, когда на карту истории поставлены судьбы народов, когда отчизна ждёт от своих сыновей беспримерного героизма, пафос неуместен!»

— Я просил предложения, — строго сказал Шастель. — а это не предложение, а вопрос.

— Предложение, — не согласилась переводчица Ирэн. — Вопросительное. Где О.?

«Мало того, что гражданская, — неодобрительно подумал генерал, — так ещё и гуманитарий».

— О.?! — ужаснулась сержант Мари.

— Какое О… — начал Шастель, но тут капитан и майор синхронно хлопнули себя по лбам.

— О.!

— Лейтенант О.! — сообразил и генерал. — Как вы могли о нём забыть… Эх… И ох.

Джефф и Образцов побагровели. Как они могли забыть своего верного союзника? Стыдно, Америка! Стыдно, Россия!

«Вот оно, истинное лицо сверхдержав! — подумал Шастель. — Багровое! Сначала обещают миротворцев и гуманитарную помощь, вечную дружбу и жвачку[17], свободу слова вагонами и демократию самолётами, а стоит василиску ухайдакать полицейскую конференцию, обо всём забывают!»

Изменились в цвете лица и Мари с Ирэн. Какой позор — забыть про лейтенанта, своего, родного, почти родственника! А всё из-за чего? Всего лишь из-за того, что сестрички поменялись именами и профессиями, договорившись, что Ирэн будет изображать опытного сержанта полиции без опыта, а Мари — виртуозную переводчицу без знания языков, одновременно наблюдая за Ирэн, чтобы понять, как молодая красивая полицейская должна правильно жить.

«И я его не замечал, — загрустил генерал. — Он, конечно, незаметный был, О., но я-то мог бы и заметить. Кто это у нас здесь самый незаметный? О, лейтенант! А поди-ка сюда, вот тебе медаль… Так, Шастель, отставить!»

— Включаем логику! — скомандовал директор Интеркошмарпола. — Если лейтенанта нет среди парализованных сотрудников, значит, он…

Генерал сделал паузу.

— Э-э-э… — начал вернувшийся с кофейником Эдуард, но научную мысль опередили.

— Убежал!

— Спрятался!

— Эмигрировал!

— А вдруг его опять съели! — испуганно вскрикнула сержант Мари. — Его ведь уже однажды ели!

— Это вряд ли, — сказала переводчица Ирэн. — Ужасы, за исключением кошмаров группы «Эф», не варьируют метод воздействия на жертву, а василиск — не «Эф».

«Ишь ты, — подивился Шастель. — Откуда это переводчица спецынструкцию знает? От сестры нахваталась, что ли…»

— Ещё версии? — поинтересовался он.

— Убежал!

— Спрятался!

— Завалился за кресла!

— Э-э-э…

— Что ещё?! — повернулись все к Эдуарду.

— Э-э-э… лейтенант? Молодой… э-э-э… человек, который мне… э-э-э… очки починил?

— Да, да! Где он?!

— Э-э-э… — сказал Эдуард. — Я, когда… э-э-э… падал… э-э-э… видел, куда лейтенант… э-э-э… завалился.

Учёный посмотрел на Мари и Ирэн, зашёл за генерала и из-за его плеча показал на лиловый шар.

— В шаре? С василиском? — закричала фальшивая сержант Мари, набрала побольше воздуха и снова закричала. — Он же там с василиском, в вашем шаре! Он же его съест!

И бросилась на Эдуарда, вызвав у последнего чувство крайне неприятного дежавю.

Но на этот раз миротворческого заградительного кордона не потребовалось: сержанта на бегу перехватила липовая переводчица Ирэн и мягко, но надёжно зафиксировала.

«И приёмчики знает», — подивился Шастель, но на всякий случай шепнул Эдуарду:

— Голубчик, сходите-ка за кофе.

— Э-э-э… Так вот же, — ученый качнул кофейником.

— Этот уже остыл, — мягко сказал Шастель. — А я генерал, мне бы кипяточку.

Эдуард пожал плечами и вышел.

— Никто никого не съест, — сказала переводчица, отпуская сержанта. — Я же была в шаре одновременно с кошмаром и никого там не встретила. Верно… Мари?

— Вообще никого! — воскликнула сержант. — Это был кошмар, правда ведь… Ирэн?

— Так что О. пока в безопасности, — сказала переводчица.

«Эта гражданская Ирэн ещё толковее, чем её полицейская сестра! — подумал генерал. — С этим надо что-то делать».

И сделал:

— Мадмуазель Ирэн! Вы также назначаетесь адъютантом!

— Моим? — жадно спросила сержант Мари.

— Для начала — моим!

— Я гражданское лицо, — осторожно, словно пробуя слова на вкус, сказала переводчица Ирэн.

— Будете м-м-м… гражданским адъютантом.

— Разве полицейский устав такое предусматривает?

— Ты же не полицейская, чего тебе переживать? — вмешалась сержант Мари. — Переживать должен Шастель! А ты должна радоваться! Правильно, мой генерал?

Шастель послушно пережил очередной субординационный дискомфорт и кивнул.

Переводчица Ирэн радоваться не стала, а просто накинула полицейскую куртку Мари себе на плечи.

«Теперь их будет труднее различить», — подумал Джефф.

«Теперь их будет легче путать», — подумал Образцов.

— В общем О. пока в безопасности… — повторила переводчица Ирэн и посмотрела на потолок, — в отличие от нас.

Все задрали головы. В потолке зияли две здоровенные новенькие дыры.

— А чего две дыры-то? — спросил Образцов. — Василиск что, выпрыгнул из зала и обратно запрыгнул? Может, всё-таки в Эдуардовых шарах они?

— Кто «они»? — не понял Шастель.

— Василиск с Петровичем.

— Так Эдуард же, — сказал Джефф, — сказал, что там один объект…

— Так это ж Эдуард…

— Эдуард смотрел через очки! — сердито сказала сестра-переводчица.

— А очки ему починил лейтенант! — подхватила сестра-сержант. — Так что нечего тут так эткать!