Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника - Уильям Берк

Новости об этом скандальном инциденте дошли до аппарата Геринга в Берлине – Герман был в полном неведении относительно помолвки брата. Распоряжавшийся всеми глазами и ушами Forschungsamt (FA)[125] Герман ввиду такого сюрприза немедленно потребовал, чтобы Альберт приехал в Берлин с объяснениями. В Берлине Альберт настоял на своем, сказав, что он не член партии и, таким образом, может поступать как ему заблагорассудится. Он, по-видимому, был настолько убедителен, что Герман под конец встал на его сторону и послал своего адъютанта Боденшатца в Прагу, чтобы сгладить ситуацию с Гейдрихом.[126]

Встревоженные, но не напуганные Альберт и Мила поженились 23 июня 1942 года в Зальцбурге и провели медовый месяц в сказочном детском убежище Альберта, Маутерндорфском замке. Примечательно, что старший брат на торжествах так и не показался. Он, может, и защищал этих двоих перед Гейдрихом, но ни за что не принял бы их союз. Как позже заметил Альберт, “он даже не прислал мне подарка – ни на свадьбу, ни на крещение моей новорожденной дочери”.[127]

“Рано утром, в шесть часов, двое или даже больше немецких солдат в военной форме вдруг объявились у нас, чтоб арестовать отца. Ему сказали одеться, потому что он был еще не одет. Моя мать была в очень сильном потрясении, едва не упала в обморок. Они забрали отца, и никто не знал, что происходит или куда его уводят”, – вспоминает Иржина Рейхолвова, дочь Харвата и покойная мать Вацлава.[128] В день вторжения в Польшу, 1 сентября 1939 года, Харвата вместе с целым рядом других видных чешских интеллектуалов и политиков забрали в тюрьму Панкрац – пыточный дом Гейдриха.

Харвату ни тогда, ни потом не предъявили никакого обвинения, и в суд ему тоже попасть не довелось. Его оставили прозябать в тоскливой темноте камеры не понимающего, почему он там вообще оказался. Тем не менее, реши его тюремщики поведать ему, что было истинной причиной его ареста, он бы им не поверил. Он был арестован за то, что возглавлял детскую организацию. После немецкой аннексии Чехословакии местный союз бойскаутов “Юнак”, третью по величине скаутскую организацию в Европе, немедленно признали противоречащей гитлерюгенду. Позже, 28 октября 1940 года, немецкий госсекретарь протектората Богемии и Моравии Карл Герман Франк объявил его вне закона. Будучи лидером этого популярного молодежного движения, способного составить конкуренцию гитлерюгенду, Харват тоже был объявлен вне закона как представляющий “политическую угрозу” Третьему рейху и, соответственно, взят под арест.

Харват просидел в Панкраце девять дней, после чего его вместе с другими заключенными погрузили на поезд в Дахау.[129] Основанный в 1933 году председателем полиции Мюнхена Генрихом Гиммлером концентрационный лагерь Дахау стал важным инструментом нейтрализации антинацистских элементов и тотальной нацификации немецкого общества. Поскольку Дахау был предназначен в основном для политических заключенных, условия там были несколько лучше, чем в остальной системе нацистских концлагерей. Но и там заключенных ждала жизнь, состоящая из пыток, рабского труда, болезней, “селекции”, недоедания и казней без суда и следствия. Как описывает тамошние условия один бывший заключенный Дахау, “во время работы движения становились неустойчивыми, у многих из рук выпадали инструменты – в нашей группе за такое полагался удар прикладом. Другие срывались с лесов, тащившие шпалы спотыкались, падали на рельсы и попадали под колеса поезда”.[130] К счастью, Харвату не пришлось долго терпеть такую жизнь, поскольку его перевели в блок для “специальных” заключенных, и это уберегло его от почти верной смерти во время каторжных работ.

27 сентября 1939 года Дахау был временно превращен в тренировочный лагерь для дивизии СС “Мертвая голова” – элитного подразделения СС, состоящего из бывших лагерных охранников. Это означало, что всех заключенных должны были перевести в Маутхаузенский, Флоссенбургский или Бухенвальдский концлагеря. Новым пристанищем Харвата стал Бухенвальд.

В момент прибытия Харвата Бухенвальд был охвачен эпидемией дизентерии и кори.[131] Никогда не забывавший о врачебном долге независимо от пациента или обстоятельств, Харват вместе с некоторыми другими чешскими врачами сумел предотвратить эпидемическую катастрофу, наладив упорядоченную систему гигиены и лечения. В одном случае он спас целый эшелон польских евреев, сделав им всем прививки от кори. “И еще он мне рассказывал, что даже немецкие врачи оценили его усилия, потому что, понимаете, он спас их от лишней работы и лишних беспокойств”, – вспоминает Вацлав и начинает смеяться, снова ища утешения в своем мрачном юморе. Харват играл роль лагерного врача следующие два месяца, пока не был чудесным образом освобожден 23 ноября 1939 года вместе с другим врачом, имевшим ту же фамилию. Сидя в поезде, идущем из Дрездена в Прагу, оба истощенных Харвата недоумевали, что же было причиной этой удивительной перемены участи.

“Вдруг я услышала, как кто-то очень громко рыдает в коридоре. Мы тогда все еще держали горничную. Я вскочила с постели, и моя первая мысль была: “Папа умер!” – вспоминает Иржина Рейхолвова. – И я побежала босиком, в пижаме прямо в прихожую. А там были мама и горничная, и обе рыдали. И собака скакала вокруг и лаяла. И там же был мой папа в чужой одежде. Он был очень худой. Наша горничная, бывшая с нами одиннадцать лет, его не узнала. Когда он позвонил в дверь, она открыла и спросила: “Что вам нужно?” И он сказал: “Славка, ты что, меня не узнаешь?”.[132] Судя по рассказам всех, кто видел Харвата после заключения, горничную не в чем было обвинить. Как поясняет Вацлав, “у меня есть – как бы сказать – что-то типа скульптуры… статуэтки, которую сделал один из его друзей, один из заключенных… И по этой статуэтке хорошо видно, какой он был тощий. Его нос… у него не осталось лица, понимаете!” Харват был свободен, но почему, вернее благодаря кому, все еще оставалось загадкой.

Я узнал о деле Харвата из британского документального фильма о жизни Альберта. Из интервью с Иржиной Рейхоловой и Кристин Шоффель,[133] дочерью близкого друга Альберта Эрнста Нойбаха, становится понятно, что, по мнению авторов фильма, за Харвата заступился именно Альберт Геринг. “Он нашел именные бланки своего брата Германа Геринга и написал письмо за подписью Германа Геринга коменданту лагеря в Дахау о том, что тот должен освободить доктора Харвата. Единственная сложность – когда начальник лагеря увидел это письмо, он не знал, что делать, потому что в то время в Дахау было два доктора Харвата, так что он отпустил обоих”, – так излагает историю Кристин Шоффель. После Шоффель и нескольких тактов торжественной музыки в кадре появляется Иржина Рейхолвова, описывающая возвращение отца, – подразумевается, что семья Харвата придерживается такого же мнения.