Уйти нельзя остаться. Кризисы, выгорание, смыслы и ресурсы в кинопрофессии - Татьяна Салахиева-Талал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это очень тяжело психологически. Ты аккумулируешь все, держишь все в уме, ты ответствен за всех и, самое главное, за качество продукта. Оператор ответствен за картинку, за красивый рассказ истории. А режиссер, помимо этого, отвечает за все прочее. И это сильно давит. Психологически оператору в сотни раз легче, чем режиссеру.
Я даже перестал рассказывать анекдоты про режиссеров. Стал еще лучше к ним относиться, намного глубже их понимать. Это очень сложная и неблагодарная профессия, психологически и физически. Это тяжело выдержать, если ты не пофигист.
Говоря о трудностях кинопрофессии, в первую очередь думаешь о работе команды. Успех в кино во многом зависит от того, как ее члены взаимодействуют друг с другом, и понимают это далеко не все. Вадим Иванович спросил нас как-то: «Что вы считаете главным в своей профессии?» И все отвечали, что главное — красиво снимать, знакомиться со сценарием и тому подобное. Тогда он спросил: «Хорошо, а как вы считаете, что важнее — качественно и красиво снять плохое кино или бездарно и немного криво — хорошее?» И мы все поняли, о чем он говорил. Ты не делаешь кино один. Кино делает большая команда. В принципе, даже будучи топовым оператором, ты можешь гениально снять плохое кино. Я видел шикарно снятые, стильно и красиво рассказанные плохие фильмы. Когда вы снимаете картину, в ней должно быть все прекрасно, начиная со сценария. И ты должен понимать, что кино делает одна семья.
Я снимал картину с классным сценарием — меня позвал режиссер-дебютант. Шел подготовительный период, выбор локаций, раскадровки, пробы, разбор сценария. И у режиссера возник конфликт с исполнительным продюсером. Но вдруг со мной захотели встретиться продюсеры и административная группа. Они сказали: «Режиссер еще начинающий и не понимает. У нас нет денег. Нажми на него своим авторитетом, а мы подтянемся». Я им ответил: «Вы не поняли самое главное. Меня позвал режиссер. Я всегда буду на стороне режиссера. Я всегда буду за тем, кто хочет сделать картину, кто видит ее и понимает, и не буду ни на кого нажимать. Извините, вы не к тому обратились». Они очень расстроились. Я понимаю, что они считали деньги, но им было неинтересно делать хорошее кино. Это были не те люди, для которых говорил Юсов. Вот и все. И это для России частый случай.
Я продолжу говорить о трудностях в сравнении. В Литву за последние десятилетия пришло много продюсерских компаний, американских и европейских. Процесс отстроен идеально. Результат очевиден: например, «Чернобыль» снимался в Литве, практически вся съемочная группа — литовская. Также снимались, но пока, к сожалению, остановились еще три проекта Netflix. В Литве снимают «Очень странные дела» и много сильных голливудских проектов.
Я работал с англичанами, немцами, итальянцами, шведами, разными иностранными съемочными группами. И я всюду видел некоторые национальные различия, но в целом все налажено и прекрасно работает. Индустрия в России построена иначе, чем на Западе. Когда я приехал в Россию, я сначала не понимал, что здесь все немного по-другому.
На любую иностранную площадку люди приходят работать, на русскую же площадку люди приходят развлекаться и дружить. Это первая беда. Мы воспринимаем съемки как островок богемы. Даже если снимаем в Сибири, в лесах при минус тридцати, все равно это немножко шоу-бизнес и немножко классно.
Второе, чем отличается иностранная площадка от русской: на русской все говорят, а на иностранной — слушают. Если ты на иностранной площадке сообщаешь о проблеме, вокруг тебя стоит пять человек и слушает, они в проблеме, они вникают в то, что тебе нужно. Сказав об этом, я уже вижу, как двое сорвались с места и побежали за отверткой, бутербродом или боксом, за любым предметом, который может здесь и сейчас решить проблему. Каждый участвует в том, что мы делаем.
Третье — в других странах нет того, что один цех стоит выше другого или одна позиция в съемочной группе считается круче другой. Все наравне — и режиссеры, и операторы-постановщики, и художники, и актеры. Все они делают один продукт. Никакой иностранный актер не поставит себя выше буфетчицы. Он, возможно, понимает, что от него зависит больше, чем от нее, а значит, его ответственность в десять раз выше. Но он никогда этого не покажет.
Я в то же время понимаю, что это все скорее относится не к русскому кино, а к русскому менталитету, потому что демократию русский человек воспринимает немного по-другому, нежели человек Запада. Российский рынок перевоспитывает и меня самого, но этого не избежать.
Снимать в принципе сложно — физически. Особенно сериалы. Полный метр — это относительно короткая дистанция. Люди, которые снимают по 600 серий даже не самого качественного продукта, — суперпрофессионалы, хотя мало кто это понимает. Они снимают по запросу рынка — и при этом выдерживают запредельное количество смен. Когда-то в Литву приезжали американцы, набирали группы и спрашивали у операторов, какое максимальное количество смен те отрабатывали на своих проектах. Мой самый большой проект — 119 смен. Они спросили, отработал ли я их до конца. Я ответил «да», и для них это было знаком качества. Смены могут длиться по 12 часов, а то и больше, и требуется выносливость.
А еще в русском кино очень плохо готовятся. За рубежом готовятся так же по 12 часов в день и знают досконально все еще до съемок. Если чего-то не знают — то отменят, отложат, доработают. На площадке нет подготовительной работы. А в русском кино ты приходишь на площадку и начинаешь разруливать проблемы на месте.
При всем том я ни разу в жизни не задумывался об уходе из профессии. Я пришел к профессии очень осознанно и постепенно. По первому образованию я телевизионщик, я стал учиться во ВГИКе, когда мне уже было 32. Я хотел именно этого. Я понял, что это мое, что мне это интересно.
Я просыпаюсь утром, и у меня все болит, я еле-еле встаю, но я встаю с радостью. Я понимаю, что я иду делать свою любимую работу, и мне кайфово. Пусть это съемки при минус тридцати, холодно, неприятно физически, но я иду с кайфом, потому что мне нравится это делать. Было сложно, когда я понял, что нужен перерыв. Это случилось, когда я стал заниматься режиссурой, потому что режиссура — это тяжело. И все-таки
