Уйти нельзя остаться. Кризисы, выгорание, смыслы и ресурсы в кинопрофессии - Татьяна Салахиева-Талал

У нас же на бумаге — буквы, но у нас классная профессия. Ты знакомишься с актерами и другими творческими людьми, ходишь на премьеры — это все классные вещи! В начале пути, конечно, тебя ждут большие сложности, но они несравнимы с тем, что бывает потом.

И кстати, средненький сценарист получает больше, чем профессионал в другой области, и это искажение матрицы. Однако все логично. Я, имея скудные представления об экономике, рассуждаю так: стоимость оплаты труда зависит в основном от числа людей, способных выполнить данную работу. Возьмем тяжелый физический труд: перенести что-то из одного конца комнаты в другой смогут многие. Это тяжело, это неприятно, но это сделают практически все. А написать в России сценарий жанрового, интересного фильма, вписаться в бюджет и сделать так, чтобы он мог заработать миллиард в прокате, — вот это делают единицы. Я немного преувеличиваю, но написать историю, которую можно снять и которая будет иметь успех, потому что это профессиональная работа, — это действительно сложно, а еще сложнее делать это раз за разом. Хотя это не значит, что наша работа самая сложная.

В последние десять лет я ничем другим не занимался. Это моя профессия, это моя карьера. Ну а что я еще могу? Конечно, на что-то еще я способен, но я еще не выполнил все цели, которые перед собой поставил. Мне хочется идти дальше. Нет причин горевать, но стоит помнить, что всегда может случиться кризис, которого не ждешь.

Самое неприятное в нашей профессии — потратить много времени и сил и не получить результата. Ведь трагедия не всегда в том, что фильм не сняли. Трагедия иногда в том, что фильм сняли. Не тот режиссер, не с теми актерами, не так. И ты никому не докажешь, и никто не поверит, что сценарий был классный. Например, ты смотришь пилот сериала и понимаешь, что в нем ничего не работает. Не складывается, непонятна идея. А потом, спустя время, видишь то же самое, просто с другим актером в главной роли. И это вдруг хит.

Редко находятся возможности, и силы, и статус, чтобы, как Тарковский, переснимать фильм заново. Не переснял бы он «Сталкера», все бы сказали, что Тарковский — плохой режиссер. А он кинул Рерберга под автобус, снял фильм — и снова великий!

Кино — странная вещь, она складывается и не складывается. В нем и удача, и стечение обстоятельств, и различные факторы и элементы. И все либо складывается, либо нет. Для того чтобы сложилось, у тебя должен быть классный сценарий и классный режиссер. Но даже при их наличии бывают ситуации, когда не получилось, не срослось. По самым разным причинам. Дождь пошел, и у тебя нет нужной сцены!

Сценарист сейчас — одна из лучших профессий в стране. Именно сейчас, в данный момент. Конечно, так было не всегда, и за пару лет все может измениться. У нас хорошие заработки, но иногда мы совсем ничего не получаем. Нет социальных пакетов, и нет гарантий, и выходного пособия тоже нет. А ключевой отрицательный фактор, которого не существует ни в одной другой профессии: ты можешь долго писать сценарий, а продюсер имеет право его просто не принять, и это абсолютно на его усмотрение.

Сейчас я отчасти человек, который принимает сценарии, и понимаю, что это обусловлено определенными причинами. В нашем бизнесе есть... просто плохие сценаристы. Есть и хорошие, но сейчас у них много проектов или последние два месяца они вставали не с той ноги... Раньше учитывался еще и фактор запоя, но сейчас для сценариста такое — редкость. И вот ты получаешь формальный текст. И что с ним делать?

Тип заработка определяется психологическим типом человека. Некоторым важно каждый месяц получать определенную сумму и знать, что они будут получать ее в следующие три года. И также они знают, что не будут получать больше этой суммы. Только зарплату, которую, возможно, через два-три года повысят на 15 %. Так устроено во всех нормальных странах, в том числе у нас. Правда, у нас раз в год можно получить в два раза больше, но это не правило для большинства.

Сценаристом же можно долго ничего не получать, а потом получить много. И это мне очень нравится: мне нравится неопределенность, сюрприз. Понятно, что чаще я не получал никаких миллионов. Была только надежда на это, и она держала меня в игре. Но сам факт, что такое возможно, мне нравился. Я такой человек. Я очень это люблю, поэтому играю в покер. Это больше, чем азарт.

Люди, как в том эксперименте про детей, делятся на две категории: тебе дают одну конфетку сейчас или сразу две, если дождешься завтра. Я тот, кто будет ждать завтра, даже если завтра я буду не голоден. Я не люблю предсказуемость. Минусы профессии в том, что никто тебе ничего не обещает. Ты можешь прийти на любую работу и изображать деятельность, пока кто-нибудь не заметит, что ты на самом деле ничего не делаешь.

Я могу сравнивать, потому что я работал в офисе. Был такой период, когда я работал в разных компаниях. И однажды я просто сделал выбор. Возможно, если бы я остался в пиаре, у меня было бы агентство «Кантор и партнеры». Но я занимался бы сотрясанием воздуха и перекладыванием денег из одного кармана в другой.

Мне было важно менять что-то в окружающем мире. Но я не вижу, чтобы пиар, реклама, или журналистика — в том виде, в котором она существует, — реально меняли что-либо. Я тешу себя мыслью, что могу предвидеть немножко будущее. Я окончил журфак, я еще курсе на третьем понял, куда все идет. И не ошибся. В тот момент нам всем казалось, что мы станем парфеновыми и лошаками. Но потом и сам Парфенов стал не Парфенов, и Лошак — не Лошак, и журналистика — не журналистика, и зарабатывают в ней мало, не так, как в те годы. Все закрывается, глянцевой журналистики уже нет. Возможно, в какой-то момент кино, сериалы, сценарная работа тоже исчезнут, останутся только игры и инстаграм, но не в ближайшее время.

■ ■ ■

В мотивационных книжках есть такая установка: «Никогда не сдавайся!» Мемы про лягушку, которая победила аиста и выбралась. А мне кажется, что иногда нужно сдаваться, — и это мой неожиданный совет. В большинстве своем те, кто заканчивает киношколы и кинокурсы, не становятся успешными профессиональными сценаристами. Из тех, кто снял первый фильм, второй снимают всего 3–4