Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует - Джеймс Коми

подозреваю, он разделял мою надежду, что вся программа допросов ЦРУ рухнет по весом этих требований. Но это, конечно, было не тем, что нас просили сделать. Юристов Министерства юстиции просили лишь дать юридические заключения, основывавшиеся на представленных ЦРУ фактах. Хотя наши внутренние голоса вопили, что это было ужасно, и основывалось на преувеличенных заявлениях об успехе, этим голосам пришлось остаться запертыми внутри нас. Но один голос я слышал много раз. «Не будь палачом», — говорил он.

* * *

После того, как Джордж У. Буш в 2004 году выиграл перевыборы, Джон Эшкрофт, как и все члены кабинета, формально подал президенту прошение об отставке. Эта традиция позволяла президенту гибко менять свою администрацию на новый срок. Но была надежда, что хорошо зарекомендовавших себя сотрудников кабинета попросят остаться. К удивлению Эшкрофта, президент принял его отставку. Чтобы ужалить больнее, Буш уведомил Эшкрофта всего за несколько часов до того, как публично назвать его преемника. Человек, которого он имел в виду в качестве замены, стал еще одной пощечиной всем нам в Минюсте.

10 ноября 2004 года президент Буш объявил, что его выбором следующего генерального прокурора стал Альберто Гонсалес. Я получал нового босса, активно выступавшего против всего, что я рассматривал как ответственность министерства обеспечивать соблюдение закона таким, каким он был написан, а не таким, каким его хотела видеть администрация. Того, кто, казалось, предпочитал удовлетворять своего босса больше, чем сосредотачиваться на суровой истине. Я не знаю, почему Буш выбрал Гонсалеса, но, подозреваю, что это была ошибка пожилого президента, о которой много лет позже я попытаюсь предупредить Дональда Трампа — так как «проблемы» часто исходят от Минюста, некоторые президенты считают, что получат выгоду от близких отношений с генеральным прокурором. Это почти всегда делает все только хуже.

Позже в тот день я был дома на дне рождения Патрис, когда зазвонил мой мобильник. К моему удивлению, на линии был Гонсалес. Он сказал, что звонит, чтобы сообщить, что на самом деле с нетерпением ждет работы со мной и надеется, что я останусь, потому что ему понадобится помощь. Я поздравил его с назначением и ответил, что с нетерпением жду работы с ним. Такой ответ казался правильным, и я не имел ничего против Гонсалеса лично, несмотря на сложные проблемы, через которые мы прошли. Если он собирался стать генеральным прокурором, я хотел помочь ему преуспеть в этом. Меня больше всего беспокоило не то, что он был злым, а то, что он был слабым, и его легко обыграют Эддингтон и Чейни со своей точкой зрения, что война с терроризмом оправдывает расширение, если не нарушение, писаных законов.

Позже я узнал, что президент Буш сразу после своего объявления позвонил Гонсалесу и предложил тому позвонить мне. В то время я этого не понимал, но после того, что я узнал — и о чем не рассказал — из больничной сцены с Эшкрофтом, в глазах администрации Буша я был чем-то вроде заряженного пистолета, который мог выстрелить в любой момент. Так как я был заряженным оружием, они осторожно обращались со мной, но мне было очевидно, что служить заместителем Гонсалеса для меня было неправильно. Весной 2005 года я объявил, что в августе ухожу. Я рассуждал, что у нас был новый генеральный прокурор, которому нужен свой собственный заместитель. Я устал и был разочарован выбором моего нового босса. Без поддержки Эшкрофта у меня не хватало духу для, несомненно, новых проигрышных битв с администрацией. Что важнее, моя финансовая ситуация не улучшилась, а наш старший отправлялся в колледж. Настало время уходить. Я направил президенту свое прошение об отставке, вступавшее в силу в августе, чтобы обеспечить ответственный переходный период.

Как раз когда я собирался уходить из Министерства юстиции, вице-президент Чейни стал склонять Гонсалеса выпустить два оставшихся заключения, которые ему были нужны по политике допросов. Вдобавок к новому генеральному прокурору, Министерство юстиции также получило нового исполняющего обязанности главы Юрисконсультской службы, яркого и приветливого юриста по имени Стивен Брэдбери. Стив, у которого не было опыта в вопросах национальной безопасности, хотел быть официально номинированным на эту работу, и его подталкивали к тому, чтобы выпустить эти два заключения в том виде, который устраивал сторонников Чейни. Мы с Патриком Филбином были разочарованы, увидев, что его заключения были чрезмерно обобщенными, не привязанными к конкретным примерам, и, по нашему мнению, глубоко безответственными.

Мы предложили Брэдбери рассмотреть фактическое недавнее дело человека, которого допрашивало ЦРУ. Мы знали о террористе, недавно находившемся в тюрьме ЦРУ, и чьи допросы были окончены. Мы предложили, чтобы он в точности описал, что делали с этим пленником, а затем написал заключение, не пересекала ли комбинация действий правовой порог в данном конкретном реальном примере. Это было единственным способом ответственно подойти к выдаче заключения. И, когда он так и поступил, данное реальное дело, учитывая все, что мы поняли, делали с этим парнем, оказалось тем самым, в котором мы не посчитали, что все могло вылиться в серьезную боль или страдания, как определял их статут, и этот статут интерпретировало Министерство юстиции, пусть даже любой в здравом уме сказал бы, что этого человека пытали. Но даже если это заключение скорее одобряло то, что делали с тем пленником, это было не то, чего хотел вице-президент. Он хотел, чтобы Брэдбери разрешил легальность гипотетического сценария — «типичного» допроса — а не того, что ЦРУ в действительности делало с настоящими людьми.

Я встретился с генеральным прокурором Гонсалесом, чтобы объяснить ему, почему считаю безответственным подобным образом писать гипотетическое заключение — и тотчас увидел разницу между генеральным прокурором, которого знал и уважал, Джоном Эшкрофтом, и его преемником. Гонсалес устало пояснил, что вице-президент оказывает на него огромное давление, и что Чейни даже подтолкнул президента спросить, когда будут готовы заключения. Я ответил, что понимаю это давление, но не существовало прототипичных допросов. В них всех участвуют реальные допрашивающие, действующие с реальными субъектами, снова и снова шлепающие их, морозящие их, связывающие их, с уникальными вариациями и комбинациями. Было невозможно написать заключение на перспективу без того, чтобы это выглядело так, словно Минюст выписал незаполненный чек. Я предупредил его, что однажды, когда это всплывет, все будет выглядеть так, словно генеральный прокурор в ответ на давление Белого дома спрятался в нору и сделал нечто, о чем все мы будем глубоко сожалеть.

Если что и мотивирует людей в Вашингтоне, так это оказаться на принимающей стороне плохих заголовков. И на этой мысли Гонсалес задумался. Мне не