Эффект Лотоса (ЛП) - Вольф Триша

Я киваю в подтверждение.

— Это отвлекало меня от боли. Когда реабилитационная терапия становилась невыносимой, она просила щелкнуть резинкой. Мой разум сосредотачивался на этой внезапной острой боли, давая телу передышку. Хотя бы на мгновение.

В его глазах вспыхивает понимание. Должно быть, Рис лучше, чем кто-либо понимает, что иногда требуется отвлечение от боли.

Он все еще держит мою руку, большой палец рассеянно скользит по моему запястью. От еще одного порыва ветра волосы хлещут меня по лицу, и, когда я отстраняюсь, чтобы убрать их, он поднимает руку и заправляет пряди мне за ухо.

Он не убирает руку, кончики пальцев слегка касаются моего лица. Я снова вспоминаю тот момент на озере, когда он поцеловал меня в лоб. И о прошлой ночи, когда вопрос о наших отношениях повис в воздухе — когда все, что мне нужно было сделать, это подойти ближе.

Его галстук взвивается на ветру, и я представляю, что, если бы была храбрее, то ухватилась бы за него и прижалась своим ртом к его. Когда его взгляд останавливается на моих губах, я в предвкушении приоткрываю рот, гадая, думает ли он о том же, о чем и я.

Если бы время просто замедлилось достаточно надолго, чтобы я наконец сделала выбор…

Прежде чем я успеваю заставить свое тело двигаться, он моргает и поворачивается к океану. Убирает руку с моего лица. Он разрывает связь, и у меня в животе сжимается узел.

— Перерыв, — говорит он, снова поднимая тонкий стебель. — Как в антракте. — Он рисует на песке диагональную линию.

— Что?

— Как называется этот термин в психологии, о котором ты всегда говоришь? Когда мозг не может одновременно придерживаться сразу двух убеждений?

Я моргаю на ветру, пытаясь заставить мозг переключиться.

— Когнитивный диссонанс?

— Точно. Что, если убийца переживает нечто подобное? — Теперь он проводит три вертикальные линии от основной. — Представим, что других жертв нет. Что наш парень не серийный убийца. Его выбор жертвы не случаен. Может, он чувствует некоторую форму вины — вот почему он пощадил ребенка Кэмерон. Сначала на тебя напали, — он прерывается, нацарапав мое имя над одной линией, потом на Джоанну. Потом на Кэмерон. Если дела связаны, то Джоанна должна быть как-то связана с вами обоими.

«Если дела связаны». Несмотря на все, что мы узнали, на все сходства, нам все равно нужно сохранять объективность.

— Я ее не знала. Она была моложе меня. Мы выросли в разных районах, ходили в разные школы. — На мгновение я задумываюсь. — Сомневаюсь, что Кэм ее знала.

Рис рисует еще пять линий. Затем пишет вдоль каждой: Торренс, Майк, Коэн, Дрю, Челси. Он создал доску убийств на песке.

Все — подозреваемые, но последнее имя заставляет меня задуматься.

— И как сюда вписывается Челси?

— Ты никогда не думала, что это Челси могла написать записку?

Я качаю головой.

— Нет. То есть, самое первое письмо… Когда я в первый раз его прочитала, то решила, что его отправил напавший на меня.

— Ты можешь вспомнить, что там было написано?

Я не могу забыть. Я снова и снова перечитывала эти бредни, наказывая себя, полагая, что каким-то образом заслужила это. Я избежала смерти, но автор записки знал, что на самом деле я не жива. Напавший на меня украл гораздо больше, чем право на безопасность и защиту. Я потеряла драгоценные моменты жизни, он украл у меня время.

А потом та записка… это было обещание закончить начатое.

Я слово в слово цитирую письмо Рису, наблюдая, как его лицо приобретает такое серьезное выражение, когда он погружается в мысли.

— Похоже, что это могла бы написать женщина?

Он стряхивает мокрый песок кончиком тростника.

— Я не уверен, — говорит он. — Мы ищем связь с жертвами. Челси знает тебя и Кэм, и, насколько я помню, она занималась модельным бизнесом. Возможно, она знала Джоанну еще с тех времен.

Это огромный прорыв. Это единственная связь с жертвами, которая пока имеет смысл. Одно «но»:

— Думаешь Челси на это способна? — У меня были с ней проблемы — связанные с университетом, с парнем… Но я никогда всерьез не считала ее способной на убийство.

Мне она всегда казалось слишком банальной для этого.

Никогда никого не недооценивайте.

Рис сказал мне об этом во время нашего первого дела. И все же у меня это в голове не укладывается. Потому что я слишком пристрастна. Я не столь объективна, как Рис.

Он роняет травинку и стряхивает пыль с брюк.

— Раскаяние, — просто отвечает он. — Я не говорю, что наш преступник не является психопатом, но, чтобы намеренно остановить себя от причинения вреда ребенку Кэмерон в разгар действа, он должен испытывать некоторое раскаяние. Как будто ее убийство было вызвано необходимостью, а не желанием. Итак, у нашего преступника есть метод и цель. Все это не случайно. — Он смотрит на меня. — То есть, если дела связаны.

Кое-чего не хватает — один большой пробел: я.

— Но какая была необходимость убивать меня?

Он смотрит как волны набегают на берег.

— Вот в чем вопрос.

— Нам нужно допросить Дрю, — по логике, это следующий шаг. Связать дела. Кэм изменила показания, и Дрю единственный кто может подтвердить их или опровергнуть. И это он обеспечил Челси алиби.

В ответ на мои убеждения связаться с Дрю, Рис прочищает горло и встает. Предлагает мне руку.

— Пока рано. Я должен кое-что обдумать, — я беру его за руку, и он помогает мне подняться. — Почему бы тебе не вернуться в отель? Ты можешь вести машину? Хочу больше надавить на Риксона. Попытаюсь заставить его поговорить о том, где находится Торренс, или выяснить, имеют ли они какое-либо отношение к Челси, прежде чем за него возьмется Вейл. Риксон может знать о своем брате больше, чем предполагает.

Хороший план. Допрос Торренса пойдет на пользу нашему делу. Тем не менее, в соленом воздухе чувствуется тревога.

Рис что-то скрывает от меня.

Он засовывает руки в карманы.

— Я думаю… нам нужно получить еще один образец почерка.

Я согласна.

— Нам нужны образцы от всех.

— Нет. Нам необходимо письмо, Хейл. То, которое ты получила перед отъездом из Сильвер-Лэйк.

— Это невозможно, — признаюсь я. — Я его уничтожила. — Но, как только я воспроизвожу в памяти слова, то понимаю, что почерк был тот же. — Я почти уверена, что обе записи написал один человек, — твердо говорю я Рису.

Рис выглядит неуверенно, но он доверяет мне. Он всегда доверял мне, поэтому тот факт, что я знаю, что он скрывает от меня что-то, ранит еще больше.

— Встретимся в отеле через пару часов, — говорит он, поворачиваясь, чтобы вернуться в «Тики Хайв».

— Звучит здорово.

Он колеблется перед тем, как принять окончательное решение уйти, но все же решается. Он дает мне ключи от машины, и у меня появляется достаточно времени, чтобы начать собственное расследование.

Рис — по натуре защитник. Возможно, он временно скрывает от меня информацию, потому что считает, что она причинит мне боль, но партнерство работает не так.

Подойдя к седану, я вижу листок бумаги, засунутый под дворник. Меня охватывает страх: это не штраф за парковку. Я тянусь, чтобы щелкнуть резинкой, но останавливаюсь. Я взгляну страху в глаза.

Я разворачиваю письмо.

«Встреться со мной».

Записки становятся короче, конкретнее. Автор теряет терпение.

Садясь за руль, я думаю о доске убийств Риса на песке. Пройдет время, волны смоют ее, и она исчезнет. Поиск моих собственных ответов также зависит от времени.

Глава 25

Пробуждение

Лэйкин: Сейчас

Я останавливаюсь через дорогу от красивого дома в стиле испанской колониальной архитектуры.

Это всегда был его любимый стиль.

Мокрые от пота руки чуть не соскальзывают с руля, когда я смотрю на дом. За решетчатым ограждением патио сбоку от дома движутся две фигуры.

Я не видела его с тех пор, как…

Когда был последний раз? Я видела его фото в Интернете, сделанные, когда его допрашивали в связи с расследованием. Но когда я действительно видела его в последний раз?