Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Передовой отряд Даниила Холмского прошел беспрепятственно до Русы. Везде, куда только проходили москвичи, они сожигали дотла жилища, истребляли хлеб; кого хотели — убивали, кого хотели — брали в плен; делали неудержимые неистовства над народом. "Видимая была благодать Божия над Иваном Васильевичем, — говорили москвичи. — Земля Новгородская обыкновенно летом наводняется, так что никакой рати пройти невозможно, и они, окаянные изменники, жили себе безопасно от войны от весны и до зимы: не чаяли они себе нашествия; а тут, на пагубу их Новгородской Земле, ни капли дождя не было все лето — с мая до сентября; жары были постоянные: болота высохли, и рать московская всюду гонялась за жителями и карала их за неправду. Так-то Бог смирял их крепкую руку благочестивому князю, государю нашему, Русския Земли".

23-го июня московское войско дошло до Русы, разорило ее и пожгло. Тогда новгородский передовой отряд высадился с судов на берегу Ильменя у Коростыпя. Новгородцы, ставши на твердую землю, думали неожиданно напасть на москвичей, но вместо того на них нечаянно напали. Сторожи великого князя, отправленные Холмским заранее к берегу, увидали новгородское войско и дали знать воеводе; и московское войско поспешно двинулось навстречу новгородцам. Пешая новгородская рать шла вперед, конная позади. Москвичи ударили на пехоту; новгородцы стали изнемогать и кричали, чтоб конные подоспели. Но конный отряд, владычный — не поспешил: "Владыка, — говорили конные, — не велел нам идти на княжий полк, а послал нас только на псковичей . И москвичи разбили новгородцев: пятьсот их пало на месте, другие убежали. Москвичи их ловили и приводили к своим воеводам. Воеводы приказывали отрезывать пленникам носы и губы, и в таком виде отпускали на свободу. Говорили им москвичи: "Покажитесь теперь своим!" По военному обычаю, ратники стягивали доспехи с убитых и пленных. Не берите себе, — говорили начальники, — изменничьих доспехов: у нас н своих доспехов много, и мы всем довольны . И москвичи бросали добычу в воду; а что могло гореть, то со-жигали. Неизвестно куда ушли конные владычного стяга, не хотевшие выручать из беды свою пешую братью в битве, однако, досталось тогда не одной новгородской пехоте, но и коннице. С побоища воеводы отправили во Псков боярина Зиновьева с тремя стами взятых в добычу лошадей, — распродать их во Пскове: показать псковичам плоды победы и заохотить их самих к скорейшему выходу на войну. Эти лошади были очень дурны: их назвал летописец "шкабатами и клячами". Псковичи отвели боярину и его отряду подворье; и была великая "истора" от него и от ста человек его отряда. Псков собирался на войну, рубили по старине, — то есть набирали военную силу; боярин торопил псковичей, и несколько дней сряду кричал им: "Поспешайте, садитесь па коней со мною скорее; наши уже и Русу пожгли и государь в Петров день в Торжке станет". Псковичи собирались медленно: должно думать, в Пскове тогда не совсем было единодушно, — верно, были и такие, что не хотели идти вовсе: еще больше было таких, которые не хотели выступить, прежде чем не вступит в новгородские волости вся великокняжеская сила: боялись, чтобы новгородцы, свободные еще от нападения с московской стороны, не уничтожили псковичей, собрав на них всю свою силу. Хотя боярин еще до Петрова дня понуждал к походу, но пришло десятое июля, а псковичи еще не выходили; и в этот день явился другой боярин от великого князя, вместе с псковскими послами, отправленными прежде к великому князю с изъявлением готовности. Этот новый посол — Коробьин известил псковичей, что великий князь еще в Петров день стоял в Торжке; тогда только псковичи решились идти и 12-го июля выступили под предводительством Василия, сына своего князя Федора Юрьевича, и тринадцати посадников.

Война открылась тем, что начали жечь новгородские села. Пограничный новгородский пригород ко Пскову был Вышгород (ниже Порхова). Услышав, что псковичи жгут новгородские поселения, вышгородцы сделали набег на псковские села в Наве-режской губе. Так друг другу творили они взаимные пакости. 15-го июля псковское войско привалило к Вышгороду; ратной силы в городке, верно, было мало: отряды, которые пошли пус-тошить псковские села, еще не вернулись. Псковичи стали сильно теснить новгородцев огненными приметами; в городке не было воды; дым беспокоил осажденных, переваливаясь через стену; мучил их зной, томила жажда; они защищались храбро, стреляли в псковичей метко и убили одного из предводителей — посадника, а другим ловко раздробляли камнями головы; но на другой день утром, изнемогая от нужды, вышли из городского забрала с крестами, и воевода их, Есиф Киприянов, кричал осаждающим: "Псковичи, посадники, а весь Псков! повестую вам с челобитьем и с плачем: какая ни есть вам обида, ведают про то государь и ваш и наш князь великий, да Великий Новгород; а вы над ними учините милосердие; мы же вам животворящий крест целуем". И псковичи посоветовались между собой и оказали милосердие; вышгородцы отпустили пленников; псковичи отошли от города и стали опять жечь новгородские села вправо и влево, по одним известиям верст на пятьдесят от границы, по другим — верст па двадцать.

Новгородцы, отпущенные в Новгород Холмским без носов и губ, на одних навели страх, на других ожесточение и охоту к мщению. Сначала взял верх страх; стали говорить о мире, роптали на патриотов; владыка потакал такому говору. Послали к великому князю Луку Клементьева — просить опасу для послов; но приказали гонцу показывать вид, как будто не знают ничего о поражении под Коростынем, чтобы представить великому князю, будто не от нужды хотят мириться. Но когда Лука уехал, люди партии литовской ободрили народ и взяли верх.

"Одной победой все дело переменится , — говорили они. Надежда была па помощь от Казимира, и послали к нему тонна, с просьбой прислать скорее войско на выручку Новгорода, а между тем, отправили против врагов ополчение. По известиям московских летописцев, число отправленных простиралось по одним до 30.000, по другим до 40.000, по третьим до 20.000, и всего вероятнее, что в этом войске было до 12.000, — число, показанное впоследствии убитыми. А по общей замашке летописцев прибавлять, можно подозревать, что и меньшее преувеличено. Это войско предположили отправить двумя путями: половину на конях вдоль Шелони. а другую половину — на судах. Положили ударить прежде на псковичей. До Новгорода, конечно, доходили известия, как медленно выходили псковичи, — с ними легче было сладить; всякая победа, хоть бы и над псковичами, ободрила бы новгородцев, — внушила бы им надежду; дружнее тогда взялись бы все за дело ратное. И потому, оставив па время москвичей, думали обратить и самое посольство Луки в свою пользу, — протянуть время переговорами и задержать Иоанна, пока расправятся со псковичами; а там Новгород с силами соберется; и победа придаст духу; тем временем от литовского великого князя помощь приспеет. И войско новгородское обогнуло западный берег озера, дошло до Шелони и следовало по ее левому берегу на псковичей. Но москвичи вернее и скорее получали вести из Новгорода, чем новгородцы о москвичах: в Новгороде были благоприятели Москвы; они-то дали знать сторожам, оставленным близ Коростыня, а сторожи сообщили Холмскому. Князь Холмский поспешил со своим войском прямо на встречу новгородцам, чтобы не дать времени пристать к ним той рати, которая шла на судах сзади. Летописцы, увеличивая новгородское войско от 20.000 до 40.000, уменьшают московское до 5.000.

13-го июля, в субботу, не доходя до селений Мусцы и Сольцы, новгородцы увидели на другом берегу реки московское войско. Несколько времени враги шли по одному направлению: эти на левом, те на правом берегу Шелони. Москвичи дошли до маленькой речки Дрянь, впадающей в Шелонь, и перебрели ее. Уже темнело. Москвичи остановились. Новгородские задирали, отпускали к ним через реку ругательства и похвалки. Окаянные, как псы, лаяли иэнося хульныя словеса на самого великаго князя", — говорит московский летописец. В московском стане одних раздражали и сердили такие приветствия, а другие стали призадумываться о том, что новгородцев гораздо оолыис, чем москвичей. "Братие, — ободрял Холмский воевода, — нам теперь мера послужить великому князю, своему государю, и биться с ними за государеву правду — хоть бы их триста тысяч было. Бог и Пречистая Богородица ведают, что правда вашего государя перед нами!

На другой день рано утром, в воскресенье, московские воеводы поставили войско в боевой порядок; заохочивали воинов w бою — припоминали лукавство и измену новгородцев перед государем. Холмский выехал перед войско; все сняли шлемы, все стали молиться. Холмский говорил громко:

"Господи, Иисусе Христе, Боже, пособивший кроткому До-виду победить иноплеменника Голиафа и Гедеону с тремя стами одолеть множество иноплеменных! Пособи, Господи, и нам, недостойным рабам Твоим, над сими новыми отступниками и изменниками, восхотевшими покорить православную вер} христианскую и приложить к латинской ереси, и поработить латинскому королю и митрополиту, и поминать имена врагои твоих, Господи, в Твоей соборной церкви!"