Тайны Дивнозёрья - Алан Григорьев

Тайка торопливо развернула странный оберег: на вырванном из блокнота клетчатом листке фломастером был нарисован круг, а внутри него — какие-то незнакомые символы: то ли буквы, то ли картинки, не поймешь… Но выглядело это довольно зловеще.

— Кажется, я сейчас упаду, — слабеющим голосом пробормотала Марфа, хватаясь за ее рукав.

Медлить было нельзя, и Тайка, прошептав верные слова, разорвала бумажку пополам. Покалывание из пальцев тут же ушло, ощущение холодного ветра и опасности тоже исчезло, Кладенец вмиг успокоился. Спустя пару минут на щеки мавки вернулся слабый румянец.

— Уф, — она шумно выдохнула. — Кажись, полегчало. Это кто ж такую пакость за наличник сунул? Найти бы его да всыпать негоднику по первое число!

— Найдем, — Тайка решительно кивнула. — А пока давай, водички попей.

Она второпях сунула обрывки оберега в карман, чтобы потом, в спокойной обстановке, изучить символы и понять, для чего их нарисовали и, главное, кто. Уж точно не мама!

Странные дела творятся (3)

Когда Марфа наконец-то отдышалась, они смогли пройти дальше прихожей и осмотреться.

— Так, девочки, тут у нас гостевая комната. Марфуша пусть устраивается на диване, а для Таюшки кресло разложим. Помнишь, принцесса? Ты в нем еще на той квартире любила спать, когда совсем маленькой была.

Конечно, она помнила. И старую пятиэтажку с газовой колонкой, и старенькую бабушку — соседку по коммуналке, и нелюдимого полосатого кота Василия. А еще — как они с мамой ходили в зоопарк…

Тайка заулыбалась:

— Мам, да ты не суетись, мы тут сами разберемся и сейчас белье постелим. Ты только полотенца дай. Марфа, наверное, после автобуса душ принять хочет.

Мавка с благодарностью кивнула Тайке. Конечно, она долго могла оставаться без воды — чай, не карась какой-нибудь, — но от пребывания на воздухе кожа, привыкшая к влаге, вскорости начинала сохнуть.

— Конечно, девчонки. Давайте, ополоснитесь по-быстренькому, а я пока чайник поставлю, ужин закажу. Хотите суши?

— А что это такое? — мавка захлопала глазами. — Что-то сухое, судя по названию?

Тайка ткнула ее локтем в бок: а ну как мать почует неладное? У них в деревне, конечно, японских ресторанов не было, но не знать, что такое суши, было подозрительно… не настолько же они отсталые?

— Это японская кухня, — поспешила пояснить она, пока Марфа чего-нибудь еще не ляпнула. — Рис с рыбой. Очень вкусно.

— О, это здорово, — облизнулась мавка. — Люблю рыбку.

Похоже, она окончательно пришла в себя, раз уже и аппетит проснулся.

— Тогда закажем побольше, чтобы и на завтрак хватило, — мать достала телефон и ткнула пальцем в приложение. — А пообедать завтра в итальянский ресторан сходим.

Тайка улыбнулась: она и забыла, что мама ненавидела готовку, как и домашнее хозяйство в целом. Да и дома она практически не бывала: все на работе да на работе. В квартире все еще пахло новизной и нежилым духом, однако к приезду гостей было чисто и прибрано: наверное, уборщица приходила.

— А давай лучше я завтра что-нибудь приготовлю? — предложила она. — Супчик там, пельмешков?

Мама, улыбаясь, кивнула:

— Давай. Хозяюшка ты моя!

А Марфа, все еще немного смущаясь, глянула на Тайку исподлобья и, прижав к груди пушистое полотенце, спросила:

— А можно мне в ванную первой пойти?

Пока она плескалась, а мать гремела тарелками на кухне, Тайка достала из кармашка сумки рябиновый оберег — подарок Яромира — и пристроила его в изголовье кресла, а бабушкино зеркальце сразу же сунула под подушку. Определенно, защита им не помешает: леденящее чувство опасности хоть и ушло, но беспокойство все еще витало в воздухе. В квартире смутно ощущался какой-то странный запах — вроде бы, если не задумываться, ничего особенного не чуешь, а ноздри пощипывает. Да, что-то тут явно было нечисто…

Закончив с оберегами, Тайка надела тапочки и тихонько выскользнула из квартиры с кружкой молока и пакетом овсяного печенья. Ей никак не давал покоя тот подъездный старичок под ватным одеялом. Он был такой тощий — наверняка голодный. В городе все люди по своим квартирам сидят, как лисы по норам, а о бедной нечисти никто не заботится. Эх, забыли старые обычаи…

Когда она спустилась на восьмой этаж, оказалось, что старик уже проснулся. Он сидел на подоконнике, болтая ногами, обутыми в полуразвалившиеся лапти. Тайку немного удивило, что подъездный был одет ну почти как Никифор: в рубаху-косоворотку, бобровую жилетку, полотняные штаны с обмотками на икрах… вот только у Никифора все было чистенькое, выглаженное, а старичок выглядел прямо как Сенька в худшие времена: грязный, помятый, спасибо хоть не вшивый. Он даже мех носил какой-то вылинявший и молью побитый. При этом бражкой от него не пахло.

— Здравствуй, дедушка, — поклонилась Тайка. — Прости, не знаю, как тебя звать-величать. Я тут в гости пришла, угощение тебе принесла, чтобы все чин по чину.

Подъездный, не поднимая взгляда, буркнул:

— А ты, что ли, видишь меня, девица?

— Ну конечно, вижу, я же ведьма, — Тайка протянула ему кружку и печенье. — Ты покушай.

Подъездный не заставил себя просить дважды: схватил пакет, разорвал, впился зубами в печеньку. Ох, ну точно изголодался. У Тайки аж слезы навернулись: до чего довели дедушку!

Старичок тем временем потянулся за молоком, шумно отхлебнул, поднял взгляд на Тайку и охнул:

— Батюшки светы! Таисья!!!

Кружка упала и разбилась вдребезги о плиточный пол.

— Мы разве знакомы? — Тайка захлопала глазами. Уж чего-чего, а такого она не ожидала!

— Да. То есть нет. Скажем, вроде того. Моя-то хозяйка постарше была. Я Берендей, может, слыхала?

Конечно, Тайка знала это имя. Так звали бабушкиного домового, который жил с ней в Дивнозёрье давным-давно, еще до Никифора. Но если это был и впрямь тот самый Берендей, интересно, как же он тут очутился?

М-да, ну и странные дела в городе творятся!

Колдун с десятого этажа

Тайка нашла в себе силы дождаться, пока Берендей доест, и только потом приступила к расспросам, сгорая от любопытства.

— Почему ты живешь на лестнице у мусоропровода? Ты же домовой! Теперь я вспомнила, что видела тебя в детстве — ну, еще на той квартире, которая в пятиэтажке была.

— А-а-а, теперь я тоже тебя узнал. Ты Таисья-младшая, — Берендей почесал лысеющую голову, покрытую белым пушком на