Избранные произведения - Пауль Хейзе

правда, через минуту они уже достигли проклятого холма, озаренного необычным светом. Его пологие склоны поднимались над пустошью, а на округлой вершине бурно разрослась нежная светло-зеленая трава, густо усеянная яркими пятнами полевых цветов. Холм плотно окружала живая изгородь. Тут и там из густого кустарника выглядывали одинокие деревца ольхи и рябины, макушки которых трепал ветерок.

Это чудное место посреди неприветливого болота с незапамятных времен привлекало стайки эльфов, слетавшихся сюда на ночные праздники. Сбившийся с пути гуляка, ненароком услышавший их гомон, должно быть, рассказывал потом соседям невероятные истории. Когда путешественницы вместе со сверкающими провожатыми подошли ближе, танец маленьких духов становился все более диким и необузданным. Хотя обе очень торопились в деревню, но, зачарованные невиданным спектаклем, остановились за кустом белого шиповника, глядя на хоровод. Сотня разноцветных девушек-эльфов кружила вокруг королевы, восседавшей на увитом розами троне. Из кустов звучал соловьиный дуэт, повсюду на скрипках пиликали сверчки, а в болоте жабы громко играли на контрабасах. Но, казалось, королева устала смотреть на удивительный танец и рассеянно слушала чудную музыку. Вдруг она заметила незнакомых зрительниц. Подозвав одну из фрейлин, она что-то тихо ей приказала. Та тотчас же подлетела к призракам и передала любезное приглашение присоединиться к танцу. Графиня извинилась за себя и Труду, сказав, что им нельзя посещать балы, поскольку год траура еще не окончился. Она учтиво поблагодарила за оказанную честь, но в глубине души была рада столь удачному оправданию. В это время хоровод стал совсем неистовым: маленькие танцовщицы сбросили воздушные одеяния и в бешеном упоении носились по лужайке, их восхитительные обнаженные тела блестели в лунном свете.

Внезапно из темных кустов выбежала толпа покрытых черной шерстью лесных чертей. Каждый схватил первую попавшуюся девушку и принялся грубо ее целовать. Со всех сторон раздались отчаянные крики. Конец переполоху положила королева. Она подняла вверх розовую ветвь, и в тот же миг лешие в оцепенении уставились на грозную властительницу, отпустив добычу. Воспользовавшись этим, танцовщицы выскользнули из их объятий и накинули одеяния. В следующую минуту рой эльфов взмыл в небеса, и с вышины зазвенели серебряными колокольчиками насмешливые слова прощания. Лешие тоже моментально пропали, а на холме стало пустынно, лишь по-прежнему заливались соловьи.

— Было довольно мило, — ответила графиня на вопрос огненного ухажера, понравился ли ей праздник. — Пожалуй, под конец они вели себя нескромно, и я рада, что все не зашло чересчур далеко. Теперь давайте скорее продолжим путь. Мы и так потеряли много времени.

Они поспешили по направлению к деревне. Огоньки стремились все ближе подлететь к дамам и, вообще, вели себя весьма навязчиво. Труда даже вскрикнула однажды, потому что кавалер отважился поцеловать ее. Вскоре они добрались до дороги. Сверкающие господа раскланялись, поскольку не могли покидать болото, но пообещали проводить дам обратно. Жизнь здесь очень однообразна, добавили огоньки, потому они чрезвычайно счастливы побывать в таком очаровательном обществе.

Графиня, всю дорогу глядевшая на непрошеных спутников свысока, ничего не ответила на это. Все ее мысли сейчас были только о ребенке: каким он стал, и узнает ли ее. Около первых деревенских домов призраки остановились. У дороги стоял простой деревянный крест, и распятый Христос сочувственно глядел на несчастных, которые желали вновь прикоснуться к жизни. Издалека, с деревенской площади под липами доносились нестройные звуки скрипок и дудок, в которые то и дело врывались задорные крики парней и девиц, праздновавших Иванову ночь.

— Может, там мой милый? — прошептала Труда.

— Давай встретимся здесь же, — предложила графиня. — Тебе теперь направо, мне — налево. А обратно возвратимся вместе.

Они расстались. Труда направилась по улице, а графиня заторопилась к замку. Ночной ветерок нес ее, словно облачко дыма, по старой вязовой аллее. Не обращая внимания на спящую под лунным сиянием природу, она летела все быстрее, пока наконец не остановилась в волнении перед старым замком. Ей было некогда рассматривать хорошо знакомый высокий портал, увенчанный гербом, широкую парадную лестницу и сад с посеребренными луной фонтанами. Обогнув угловую башню, она очутилась у задней стены и подлетела к окнам детской, которые выходили на террасу. Одно из окон было приоткрыто, и графиня заглянула внутрь, в высокую просторную комнату, освещенную тусклым светом ночника. Недалеко от кровати мальчика спала няня, которая ухаживала за ребенком еще при жизни матери. Тогда избалованный маленький граф еле-еле позволял старой Маргарет забрать себя из материнских объятий и уложить в постель. Теперь он принадлежал ей полностью.

Графиня проникла в комнату и бесшумно подкралась к сыну. Лишь сейчас она заметила, что перед детской постелью лежал огромный пес — постоянный спутник мальчика. Она еще не успела хорошенько разглядеть лицо спящего ребенка, как грозный страж со вздыбленной шерстью привстал на передних лапах и, оскалив пасть, глухо и злобно зарычал. Когда же бедняжка наклонилась, чтобы легким дуновением поцеловать сына, мальчик вдруг проснулся с испуганным криком, а собака яростно залаяла. Разбуженная няня подбежала к кроватке и, взяв плачущего ребенка на руки, принялась ходить с ним по комнате. Чтобы убаюкать малыша, она ласково напевала ему что-то и говорила, что скоро вернется из города папа и привезет любимому сыночку красивую лошадку и другие чудесные вещи, если только молодой граф будет вести себя хорошо и крепко спать. Заодно она пыталась успокоить и собаку. Но мальчик не переставал рыдать, а как только мать пыталась приблизиться к нему, вздрагивал и в смертельном страхе жался к няне.

Бедная мать не смогла долго выносить горечь столь неласковой встречи. С тяжелым вздохом подойдя к кроватке ребенка, который был теперь навсегда для нее потерян, она что-то достала из-под подушки и спрятала под рубашкой, а затем вылетела через окно. Как только призрак покинул комнату, там все стихло. Заботливо укрытый ребенок уснул, всхлипнув еще пару раз, а собака легла, опустив голову на лапы, как верный страж, исполнивший долг.

Когда опечаленная мать приблизилась к кресту у дороги, ее подруга по несчастью уже сидела на деревянной скамье, опустив голову и прижимая руку к левой груди, словно тоже прятала что-то под погребальной рубашкой.

Заметив графиню, Труда встала. На ее лице было написано отчаяние.

— Я должна была это предвидеть, — сказала она потухшим голосом. — Он прыгал с Урсулой через костер, а теперь танцует с ней под липами. Я не смогла дольше на них смотреть и пошла в амбар забрать сердце. Оно могло бы и остаться там, пусть бы его собаки съели. С глаз долой, из сердца вон! И надо же, именно Урсула…

Труда так погрузилась в собственные переживания, что даже не догадалась