В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

– Остальные тоже поверят, – поддержал его генерал. – Боевики пристрелили единственного приличного среди них человека? Ну так а чего еще можно ожидать от этих мерзавцев? Сам виноват, знал, с кем связывается.

– Только подать в газеты нашу версию надо с фотографической точностью, затем чтоб уши не вылезли.

Коттен внутренне улыбнулся. Штабс-ротмистр, выросший из примеченного им в девятнадцатом, в Курске, фотографа сыскной полиции, тоже числился его креатурой. Михаил Фридрихович с некоторым удивлением узнал спустя несколько лет после перевода смышленого парнишки в Корпус, что до Сыскной тот окончил Харьковское художественное училище и, переведясь в жандармы, продолжал заниматься живописью, хотя и под псевдонимом. «Филер», кисти тогда еще поручика Дейнеки, висел у генерала в приемной. Вид знаково-плакатной и одновременно монументально лаконичной картины, совершенно не вписывающейся в принятый консервативный стиль учреждения, посетителей, как правило, повергал в забавляющую Коттена растерянность.

– Мы получим одобрение нынешней резкости Корпуса в обществе, – продолжал меж тем Александр Александрович. – Даже те, кто сочувствует социалистам, после этакого трюка от них отвернутся.

Ротмистр согласно покачал головой, убрал тряпочку в карман, надел пенсне и закончил неожиданно:

– Хотя Иосифа Виссарионовича жаль. Честный был человек.

– Джугашвили был здравым политиком, – согласился фон Коттен. – И мастером неповторимых многоходовок. У вас получается красивая комбинация, думаю, покойный бы ее оценил. Грызня, которая начнется внутри левых, действительно будет полезна. Ну а если вариант не пойдет, остается версия об охотнорядцах. В конце концов, – генерал посмотрел на ротмистра и пожал плечами, – попытка не пытка. Вы согласны, Лаврентий Павлович?

14.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов

Притащивший очередную сводку по своему отделению, Сиволапов, отдав старому товарищу бумаги, уселся в кресло у стола и поинтересовался:

– Степаныч, правда, что убийца князя в Лондоне всплыл?

– Правда, – пробурчал полковник, бегло просматривая документы.

– Салнынь?

– Он самый.

– Черт! – Подполковник в расстройстве хлопнул в ладонь кулаком. – Мои же его по приметам вычислили, даже розыскной лист бросили!

– Угу. Через три дня. Вы б его еще через год опознали. – Гумилев оторвался от стола, покрутил, разминая шею, головой и продолжил: – Он на следующий день после «экса» уже на пароход в Стокгольм сел.

– Готовились они нешуточно, – не обиделся Владимир. – Кстати, судя по результатам, немалые деньги потратили, как считаешь? Кто-то же акцию оплатил? А бомбистам последнее время мало жертвовали. Потом, смотри, – оживился бывший напарник, – Михаил Фридрихович как всегда говорил? Массовые аресты – путь к умножению террористов. А мы за последние дни чуть не всех, кто хоть раз с леваком здоровался, подмели. До идиотических случаев доходит, кадетов иной раз задерживают. Нет, повод весомый, но вместо расследования облавы. Тут слухи ходят…

– Сиволапый, – простонал Николай Степанович, перебивая. – Тебя какая оса укусила? Ты-то с чего чушь разносишь? Не вместо, а вместе! И вообще…

– Так странно, говорю. Вот смотри…

– Это ты смотри. Что тут странного? Где теракты намечались?

– Так где обычно, – удивился Владимир. – В столице самый громкий, затем Кавказ и чухонцы, последнее время только там смутьяны и остались. Даже в Туркестане утихло. Кавказцев взяли, в Мемеле склад какой-то сожгли. Когда керосин рванул, ну или, там, газолин, не знаю, четыре человека погибло. Логичная схема, по окраинам у них всегда поддержка была, а за князем особо охотились.

– Ты сводки вообще читаешь? – вздохнув, спросил Гумилев.

– Просматриваю только, – сознался подполковник. – Забот выше крыши, мы тут, пока бомбистов ловили, подпольную типографию накрыли, так сам понимаешь.

– Кавказская группа должна была устроить диверсии в Баку, Батуми, Грозном и Майкопе, – объяснил Николай Степанович. – Склад в Мемеле – общества «Дероп», это филиал «Российских нефтепродуктов», поставки в Германию.

– Нефть? – тут же понял Сиволапов. – Тогда, если правда, что в столице они не на князя, а на княгиню охотились… Детердинг?

Работавший с Гумилевым в конце двадцатых по Закавказью, подполковник помнил, что основу российской казенной корпорации «Российские нефтепродукты», одного из тех обществ, которые после бунтующих двадцатых стали основой экономики империи, составляли нефтяные участки, буровые станции и заводы, конфискованные у Shell. Подлинным управляющим казенными синдикатами, и это не было тайной для людей, интересующихся российской политикой, была старшая дочь императора Николая II. Филиал «Российских нефтепродуктов», русско-немецкое товарищество «Дероп», к прошлому году лишило Shell германского рынка, подобные ему «Нафтарюсс» и «Петролеа» теснили англо-голландский синдикат во Франции и Италии. Генри Детеринг, нефтяной Наполеон, глава синдиката Royal Dutch/ Shell, поддерживавший во время прошлой смуты российских революционных мятежников, имел веские основания ненавидеть Российскую империю вообще и княгиню Ольгу в частности. Поэтому финансирование им боевиков жандарма не удивило.

– Он самый, – согласился Николай Степанович. – Так что с деньгами у Савинкова проблем не было. А облавы – это в Зимнем разгневались. Ты же знаешь, кто такая княгиня Ольга.

– Там взбесились, а объявят, что охранка переусердствовала, – совершенно неуважительно к престолу, но с глубоким знанием российской действительности заметил Владимир. – Как бы Коттена не погнали.

– Ты посплетничать зашел? – разозлился Гумилев. – Лучше б латыша этого опознавал быстрее, умник. Что у тебя по явкам боевиков?

– Взяли все явки, успокойся. Все в рапорте есть. Только террористов нет, свалили давно.

Подполковник сконфуженно посмотрел на нервничающего коллегу и перевел разговор:

– Слушай, так теракт раскрыт, получается? А в Мемеле что?

– В Мемеле диверсантов взяли, связи отрабатывают. А теракт раскрыт. Только виновные не наказаны.

– Из Лондона их не достать. Кстати, – заметив, что приятель все еще злится, подполковник снова сменил тему, – слыхал, Джугашвили грохнули?

– Слыхал.

– У нас прошли сведения, что он с Корпусом договорился, за то его свои и убрали. Я в рапорте отразил, но это так пока, трепетание воздусей. Но ты учти – если что, я первый версию выдвинул! И на следующий день уже донес!

– Учту, – вздохнул полковник. Долго сердиться на Владимира Александровича было невозможно. Такой вот особенностью обладал этот всегда спокойный, рассудительный увалень, что, глядя на его бесхитростное, открытое лицо, злиться не выходило ни у кого. Впрочем, сейчас Гумилева занимал другой вопрос.

«Экие, – задумался он, – своеобразные действия по поводу моего рапорта Коттен предпринял? Договорился с Джугашвили… В принципе интереснейший вариант.

А почему я его не предложил? – спросил он себя и тут же ответил: – Я был уверен, что Коба на это не пойдет. Никогда не шел, предпочитал образ незапятнанный, безупречно оппозиционный. А вот генерал его убедил. Интересно, чем он его прошиб, я же знаю все, что возможно предложить, ничего из ряда вон… впрочем, – осудил он свою самоуверенность, – знать я могу не все. Да и вопрос теперь исключительно академического свойства».

Зацепившись за последнюю фразу, мысли свернули в другую сторону:

«Но как проворно его убрали, а? Аналитическую записку я отдал позавчера, вчера около полудня – уже стреляют. Загадочная спешка, если, конечно, мотив и впрямь сотрудничество с Корпусом. Убрали, чтобы не успел сообщить нечто важное? Или… А не генерала ли это игры, а? Слил боевикам оповещение, неважно даже, правдивое или нет, и все, земля пухом».

Ответов на свои вопросы Николай Степанович получить не смог. Впрочем, вопросами этими в последующие годы задавались многие, версии подоплеки гибели князя Бориса и Джугашвили сначала газетерами, потом историками и публицистами выдвигались разнообразные, вплоть до самых экзотических. Но если относительно смерти Бориса Владимировича расходящиеся с общеизвестными фактами предположения проходили все-таки, скорее, по разделу конспирологии, то так и не раскрытое убийство Иосифа Виссарионовича Джугашвили навсегда осталось одной из загадок истории.

Глава 2

Тени в тумане

20.10.1932 г. Российская империя. Санкт-Петербург

Никишов ушел со службы поздно. Свернул с Литейного, неспешно прошелся по Кирочной, а там уже и дома достиг. Пешие походы со службы он в своем пятидесятисемилетнем возрасте находил для здоровья чрезвычайно полезными и старался поблажки себе не давать. Утром ведь не то, утром в присутствие торопиться следует. Да и какой поутру, после пробуждения, завтрака да сборов, моцион? Совершенно невозможная вещь. Нет, вечером, когда уже и галстук ослабить можно, или, ежели по форме когда, то ремень, пройтись, минут не считая, прошедший день обдумать неторопливо. Да и успокоиться иной раз не мешало, работа в Охранном Департаменте душевного равновесия не прибавляла, а появляться в раздражительности дома он не любил. Дома тихо должно быть, покойно. Вот и сегодня, весь день пробегав, да так работу не закончив, вышел со службы в настроении преотвратнейшем.