В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

Подполковник Сиволапов перечитал выпавшую из конверта газетную заметку и улыбнулся.

«Молодец Степаныч, – удовлетворенно подумал он. – Лихо, двадцать один бандит! Интересно, кто там виллу-то штурмовал? Эфиопы его знакомые или арабы, Разведчастью прикормленные? Что тут у нас дальше-то в письме? Ага:

«Что еще написать? Я, ты знаешь, прозою плохо передать могу. Лучше стихами. Вот это, пожалуй, выразит все мои переживания. Опубликуют его в «Альманахе муз» только в марте, но тебе посылаю сейчас – цени!»

Владимир снова расплылся в довольной улыбке и прочитал:

ДОРОГАВот судьба моя, – лента странствийОт Кронштадта до Сомали.Я блуждаю один в пространствеИ не вижу своей земли.

Золотые края Колхиды —Ах, читатель, не осуди, —На меня возлагали виды,Но по-прежнему я в пути.

В утонченном раю ПарижаОт поэзии и винаЯ пьянею, но знаю, вижу,Что дорога еще длинна.

Дальше, дальше… Александрия,Дамиетта, Бейрут, Харрар…Ощущаю огонь внутри я,Не дающий покоя жар.

Все не то, – города и горы,Гибралтар, Африканский Рог.Это призрачные узорыВ паутине моих дорог.

В мире странствуя без опаскиСорок пять бесконечных лет,Я свободно меняю маски:Путешественник и поэт,

Казанова, глава охранки,Ясновидец и чародей…Я беспечен, но бдит Архангел,Отводя череду смертей.

Значит, путь мой не бесполезен,Значит, правильно я иду,Значит, в сонме стихов и песенЯ Поэму свою найду.

Значит, скоро в краю суровомЯ на деле, а не в бредуОбуздаю пространство словомИ страну свою обрету.

«Ох, Степаныч, – подумал чуждый тонким переживаниям подполковник. – Стих-то отменный, но вот Бейрут ты зря помянул. Хотя, с другой стороны, все равно посторонний никто не поймет. А вот кому положено – поймут и порадуются. Торопов с Ежевским те же, они его поэзии большие поклонники, помнится. А про главу охранки, это ты загнул! Хотя… чего в жизни не бывает».

С этими мыслями Сиволапов аккуратно сложил письмо и спрятал его в ящик.

«Потом еще перечитаю, – решил он. – Все ж стихи, вот не отнять у него, цепляют за душу…»

Часть II

Глава 1

Возвращение

12.11.1931 г. Российская империя. Санкт-Петербург

После удачной, давно лелеемой в мечтах поездки, где почти отрешившемуся от служебных забот Гумилеву удалось пройти с юга на север лежащую между Абиссинией и Красным морем Данакильскую пустыню и исследовать нижнее течение реки Гаваша, еще месяц он любовно обрабатывал привезенный материал. Отчеты ушли в два адреса. Один – в Академию наук, немедленно опубликованный сразу двумя журналами, и второй, секретный, но от того отнюдь не менее обширный – в Разведчасть Жандармского корпуса.

Вкупе с благодарностью коллег из разведки Николай Степанович получил по выходу из отпуска императорское благоволение, связанное, как он подозревал, не столько с его африканскими трудами, сколько с предыдущей разработкой, вспоминать о которой не рекомендовалось, да и не хотелось. И являясь по начальству, полковник предполагал неспешное вхождение в курс происшедшего за год, непременные африканские байки сослуживцам и уж только потом неизбежный вихрь должностных забот.

Не сложилось. Вернувшись из долгой, занявшей почти год, поездки в Африку, Николай Степанович очутился в ситуации, именуемой обыкновенно «с корабля на бал». Бал, правда, случился совсем не веселый. Седьмого ноября, на следующий день после выхода его на службу, террористы боевой группы эмигрантской «Объединенной революционной социал-демократической партии», в просторечии «Объединенки», отметили десятилетие «революции двадцать первого года». Боевики перехватили на дороге в Царское Село автомобиль Великого князя Бориса Владимировича. Второго наследника трона после сына императора, мужа дочери Николая, княгини Ольги. Засада была организована грамотно, князь погиб вместе с шофером и десятком казаков охраны.

В связи с взорвавшей империю трагедией начальник Охранного Департамента оставил Гумилева при себе, поручив обобщение приходящих со всех концов России материалов, связанных с всплеском левого террора. Боевиков искали те, кому заниматься розыском положено по штатному расписанию, а Николай Степанович круглосуточно пытался свести льющийся на штаб-квартиру поток донесений, отчетов, сводок наружного наблюдения и сообщений внутренней агентуры воедино, каждые три часа укладывая на стол начальнику итоги розыска.

Результаты пока не обнадеживали. Нет, принадлежность убийц к «Объединенке» выяснилась сразу, об успехе вопили все газетенки красной эмиграции, кампанию подхватила легальная пресса, как в России – пока еще ужасаясь и требуя наказания злоумышленников, так и за рубежом, часто с затаенным злорадством.

Установить же конкретных исполнителей и организаторов пока не удавалось. Все прошедшие дни шли повальные обыски и аресты известных жандармам подпольщиков, сочувствующих подполью, подозреваемых в связях с подпольем… Под беспощадным нажимом ведущих офицеров агентура Корпуса без оглядки на возможность расшифровки пыталась выловить хоть какую-то информацию. МИД давил на Британию и Германию, основные пристанища антиправительственной эмиграции. Но до сих пор плоды усилий всей карательной машины империи сводились к одной, навязшей в зубах до зубовного же скрежета канцелярской фразе: «установить не представилось возможным», а потому домой полковник не уходил уже четвертые сутки, прихватывая минуты в кабинетском кресле.

Покушение явилось лишь одной из серии акций, спустя сутки прогремел взрыв нефтяных складов в Мемеле. Остальные эксы удалось предотвратить, социалисты традиционно насыщались агентурой достаточно плотно. Власть реагировала на смерть члена правящей династии свирепо. Закрывались лишь тремя годами ранее разрешенные либеральные газеты, запрещалась деятельность легальных социалистических партий. Разгон левой оппозиции шел в нарушение всех законов и установлений. Повод имелся весомый, практически сразу из донесений внедренных в эмигрантские круги агентов, близких к самому главе «боевки» Савинкову, стало известно, что покушение на Великого князя затевалось в расчете на то, что в автомобиле будет и его жена. Старшая дочь Николая II, Ольга, «серый кардинал» российской политики, за последние годы ставшая второй, после императора, ключевой фигурой в России. Последнее обстоятельство, известное, в общем, многим, жизнь жандармам ныне только осложняло, вызывая и у царского окружения, и у теряющейся в догадках общественности неприятные вопросы.

Уже поползли слухи о том, что убийц покрывают сверху, что Бориса Владимировича приговорила сама княгиня. Резоны для сплетен имелись, супруги давно жили отдельно, брак вообще изначально во многом был формальностью, страховкой царя, обеспечивающей любимой дочери поддержку и опору на случай ожидаемых тогда, в далеком четырнадцатом, покушений на самого Николая II. После эсеровского теракта, унесшего в 1913 году жизнь жены и наследника императора, царь был внутренне готов к смерти от рук террористов. И оставить дочь одну, без поддержки не хотел. А Борис Владимирович стоял в очереди наследников трона первым, в случае смерти императора корона переходила к нему. Николай знал, что ни о какой любви в этом союзе говорить не приходится, князь не собирается расставаться с веселой жизнью, Ольга против этого решения… но было бесспорно и то, что Борис, несмотря на все свои недостатки, цесаревну не бросит ни в каких обстоятельствах. Что, собственно, и стало решающим аргументом.

Детей у них не было. После войны и усмирения внутрироссийских бунтов супруги, сохранив формально семью, разошлись. Великий князь жил в своем роскошном, обставленном в английском стиле особняке в Царском Селе, а княгиня… Княгиня не расставалась с отцом и управляла страной. Теперь в высшем обществе ее называли «Ольга II», сочетая в намеке память о первой «Ольге», киевской княгине, и «Второй» Екатерине, Великой, императрице позапрошлого века.

Известие о том, что мишенью боевиков представлялась именно любимая дочь, ближайший и главнейший советник, побудило Николая вспомнить недавнее, по праву закрепившее за русским царем прозвище «Кровавый» прошлое, развязав руки Жандармскому корпусу и настаивая на предельной беспощадности. Репрессий таких масштабов в России не видели уже лет пять, со времен подавления чуть не разваливших империю бунтов, называемых то «второй русской революцией», то «малой гражданской». И главным орудием правительственного террора выступала, разумеется, охранка. Не сумевшая предотвратить акцию и теперь смывающая промах чужой кровью. Политическая полиция империи, Охранный Департамент Отдельного корпуса жандармов. Последние полтора десятка лет пребывающий неизменным местом службы полковника Гумилева.