Орда встречного ветра - Дамазио Ален

разгул сей перейдет к костру, что скоро запылает в прерии. Но на вечернюю игру отправятся одни скромняги — те молодые дебоширы, у которых, несмотря на их стояк во весь опор, средь бела дня не хватит духу сойти на палубу и поучаствовать в галантном состязании по поиску любви. А потому они пока взлетают вверх и фанфаронят меж собой, таращатся и всячески сбивают с толку тех бывалых донжуанов, что стратегически торчат на палубе в ожидании награды за труды… Ах, сколько чувств! Фреольские забавы всегда славились тем, что были вертикальны и небесны, в отличие от плоскости гуляний городских подветренников, что вертятся в спирали вожделений.

Но что вдруг за серьезность, Каракольчик? Неужто у тебя в горле пересохло? Решил теорию теоретизировать? Будешь тут целый вечер все а-нализировать и ба-нализировать? Из своего угла о праздничке дискутировать? Давай-ка мигом колесить и куролесить!

) Три прелестных исполнительницы бамбэолы подарили нам незабываемый спектакль. Бамбэола, насколько этот танец был известен мне прежде, исполнялась при помощи двухметрового бамбукового стебля, с проделанными в нем отверстиями, который располагался по ветру в серии разнообразных танцевальных фигур так, чтобы струйка ветра, попавшая в бамбуковую трость, издавала приятный звук. В лучшем случае это, как правило, представляло собой своего рода концерт игры на флейте, со звуком слегка изломанным, отрывистым, под ряд жестикуляций, более или менее хорошо вписывающихся в общую картину произведения. Но то, что я увидел в этот раз, меня просто поразило. Это было самодвижущееся выражение искусства, в котором музыка, рождающаяся из движения трости, а следовательно из жеста, а значит

из самого танца, который создает жест, порождала танец, который за ней последует, и, естественно, вновь заводила запев ветра, порождая тем самое себя в бесконечности переплетений звуков и жестов, не имеющих начала и конца и не ложащихся витками по спирали. Но меня поразила не только скорость самого балета. Танцовщицы, с обезоруживающей чувственностью, непрерывно исполняли меланхолическую мелодию, приостанавливаясь лишь в паузах сообразно с темпом произведения. Бамбук, который был бы помехой для любой обычной хореографии, здесь обретал иную зрительную силу образа, становясь то шестом знамени, то острием клинка, то древом или фаллосом и зависимости от переливов звуков. После представления я не сдержался, чтобы не пойти и лично не поблагодарить танцовщицу, чье исполнение меня особенно впечатлило.

Она обратила на меня густую синеву своих глаз, она очень рада, даже немного польщена, она конечно же узнает во мне скриба, от моих комплиментов щеки ее пылают, губы блестят, такие красные на белоснежной коже. У нее черты, как у Кориолис, только очень живые! Она сама из Равена, деревеньки, через которую мы прошли лет пять назад. Она ушла оттуда с Легкой эскадрой, потому что хотела жить настоящей жизнью. Теперь она танцовщица и исполнительница бамбэолы. У нее такой милый акцент, она произносит «Софф», как будто шепчет мое имя мне на ухо. Она мне ужасно нравится. Мне так и хочется ее поцеловать в дышащую свежестью головку. Пряди ее скользят по щеке с невинною изящностью, игриво разлетаются на порывах ветра, отливают цветом древесной коры, каштаном, прикрывают, словно вуалью, ее губы… Она говорит со мною голосом глубоким, нежным, выбивая из седла мою застенчивость, и подзадоривает ответить на лету, без раздумий, невпопад. Облокотившись о перила, мы смотрим,

как, рыжея, восходит первая луна. Бриз разметал вдали сгустившиеся облака, и в лунном свете разбросанные по равнине кусты самшита словно занимаются огнем. Внизу члены Орды вперемешку с экипажем укладывают для костра дрова в преддверии долгой ночи. Беседа наша разливается и катит свои воды над коммодором, над Голготом, Караколем и его проделками. Я чувствую, как ласковая, нарастающая эйфория накатывает на меня. Конечно, я стараюсь небрежно глядеть вдаль, ровно держать голову, силюсь унять свою цветущую всеми соцветиями душу и не отводить глаз от травинок, легко подрагивающих на горизонте. Но я ничего не могу с собой поделать. До дерзости нежнейше кровь разливается в венах, пьяня меня от радости. И охмелевший ею, ее кожей, манящей, как свежая постель, не в силах устоять, я вновь и вновь смотрю в ее лицо и каждый раз тону и таю, рассеиваюсь туманом. Я испит до дна. Она не говорит и не делает ничего особенного — как это глупо, как все просто — она всего лишь поправляет прядь волос, слегка наклоняется вперед, передразнивает ворчливого кабанчика, но для меня все это выглядит так, словно весь мир озаряется под чарами ее жестов, а громкие аккорды духовых, разлаженные волею порывов ветра, доносятся до нас как под сурдинку и только вторят ее дыханию.

— Дамы и господа, любезнейше прошу вас ныне же сойти с корабля и собраться в поле, у костра. Сегодняшний праздник пройдет под знаком состязания! Воздушно-змеиные бои, метанье бумерангов вслепую и эфемерное письмо горящим змеем по ночному небу! За поединками вас ждет еще один балет под бамбэолу.

∫ Большинство девчонок отправились писать горящими змеями на ночном небе эти нескончаемые, одна другой длиннее, труверские тирады. Ну и я, значит, пошел (такой

весь уверенный в себе…). Занятие для малышни, говорят. Не раз такое слышал. Ничего себе, для малышни, как по мне, так очень даже непростая задача (можете мне поверить) — управиться с траекторией змея в полете, не загасив пламя. Я написал только первую фразу, «Орда, добро пожаловать!», да еще и «Д» не получилось, жалкое зрелище, одним словом. Эти Фреольцы необычайно ловкие (или натренированные?). Некоторые из них так быстро ведут змея, что кажется, будто слово написано одним взмахом (огонь вместо чернил!). Мне бы очень хотелось тоже так научиться. Ну хотя бы, чтоб перед Кориолис покрасоваться, писать ей потом своей клеткой в небе (а идея-то неплохая…) так, чтоб никто другой не мог понять, что я делаю. Это был бы наш с ней секрет!

π  Я для себя выбрал воздушно-змеиный бой. Мне нужно было спустить пар после слишком насыщенного дня. Прибить к земле летательные аппараты, обрезать им леера, остаться в небе одному, это было именно то, что нужно… Какой все-таки прием нам подготовили Фреольцы! Да даже не «подготовили», потому что они понятия не имели, что встретят нас в глухой степи! Неожиданный прием и при этом столь естественный для них. Нужно будет обдумать с Совом и Голготом, как мы могли бы их отблагодарить. Вопрос принципа и чести. Но Сов совершенно неузнаваем после знакомства со своей танцовщицей. Я никогда прежде его таким не видел. Он просто ослеплен ею, своей Нушкой, барышней немного легкомысленной, но без ножа за спиной, как отозвался о ней контр-адмирал в ответ на мои расспросы. Альма и Аои над ним слегка подшучивали, хоть и не вмешивались. Ужаленная ревность? Они и сами сегодня оставались не без внимания кавалеров. Ороси тоже, но только ее воздыхатели были

иного ранга, разумеется. Этот праздник для всех нас был крайне благотворен.