Орда встречного ветра - Дамазио Ален

— Толкай! — взвыл Эрг.

Я встал с колен слишком поздно и самую малость нескладно, но ветру этого было достаточно. Он раздирал мои ключицы, мой торс был уже слишком прям, под неправильным углом, голову сносило назад, позвоночник выгибался дугой, но я держался. Сзади меня Эрг старался выпрямить меня ударом каски по хребту. Секунды на четыре я замер, опершись о стену его твердейших мускулов. «Срывайся!», «Больше не могу. Срывайся!». Я послушался, чтобы уберечь Эрга, не утащить его с собой, дать ему шанс продолжить. Прыжком вбок я выскочил из Клинка, поток скосил меня одним ударом и отбросил на пять

метров назад, я катился кубарем потраве, пока меня не затормозили сгруппировавшиеся фаркопщики и остальные ордийцы, которые тоже бросили строй.

— Фастик! Фастик!

— Шрим, Голгот, шриииим!

Мне было стыдно, но никому до этого не было дела, откровенно говоря. Эрг по-прежнему остался в строю, в идеальной позиции капли, чудовищно впиваясь опорными по всей шипованной поверхности — он присоединился к Готу. Собравшаяся Орда не сводила глаз с тех, кто продолжал защищать нашу честь, на трио Голгот-Пьетро-Эрг. Они, спаянные в один блок, стояли всего в двух метрах от оглушительно свирепствовавших лопастей фреольского корабля. Все три винта громыхали на максимальной мощности. Они больше не продвигались вперед, это было просто-напросто неподвластно человеку. Пьетро развевался, словно флажок из кожи. Он должен был бросить строй.

И он бросил. Он постарался лечь на землю, но ветер подхватил его и закрутил в воздухе, зацепив заодно Эрга и безвозвратно выбив того из равновесия.

Оставался один Голгот и впечатляющая толпа Фреольцев над ним. Хотя в гуле винтов нам ничего не было слышно, но мы видели, как они кричали и поднимали вверх кулаки, подбадривая его безумие.

Наконец раздался третий гудок, объявляющий, что три минуты истекли и что Голгот, и только он один, победил! Но, может, он был слишком близко к винтам, а потому не услышал, или не захотел услышать, или, может, он уже был в дефиле, в самом сердце лютующей Норски, цепляясь шипами за жизнь, за лед, с голенями, ввинченными в две ледяные дыры, но Голгот в порыве неистовой ярости нанес удар коленом, кулаком, снова коленом и опять кулаком, так, словно ветер был живым существом, с

конечностями из плоти и крови, стоял лицом к лицу перед ним, и Голгот дошел до деревянного проема в корпусе корабля, выемки, в которой размещался центральный винт, и вцепился в дерево обеими руками. Вся земля за ним была вырвана шквалом, оставалось сплошное перепаханное поле. Кожа щек накрывала его уши, он кричал.

Винты стали крутиться медленнее, затем лопасти заворковали в последнем рывке и остановились. Раскатился длинный гудок трубы, и повисла оглушительная тишина. Голгот покачнулся, повалившись животом на корпус корабля, готовый вот-вот рухнуть, но затем поднялся, оттолкнувшись от бортика проема, и поднял смотровой щиток шлема к палубе, где столпились Фреольцы. Зазвучали редкие, нерешительные аплодисменты, а затем полился настоящий поток, овации неудержимой свежести и восхищения.

π Обед прошел как на облаке. Гордость за то, что продержались на третьем винте? Разумеется. Но еще более того нас радовало внутреннее осознание того, что мы были готовы для Норски. Вторая половина дня протекала в безмятежности. Это был наш первый настоящий отдых за последнее время, страшно даже подумать, когда мы последний раз отдыхали. Я осведомился о новостях из Аберлааса и Ордана. Ничего принципиально нового, все те же трения между тремя группами: Хронистами, Верховенцами и Прагмой. Прагма считала, что целью Орды должно быть достижение Верхнего Предела любыми средствами и способами, в том числе моторизированным. Она, разумеется, пользовалась безусловной поддержкой Фреольцев, которые предлагали перевезти тридцать пятую прямо к подножью Норски. Полнейший абсурд, как по мне. Какой в этом смысл? Вся ценность Орды заключалась в ее контре,

в ее схватке врукопашную с землей и ветром. Лишить ее Трассы значило помешать ей достичь зрелости, знания, понимания. Значило отправить на Верхний Предел, если он вообще существует, Орду невежественную, незавершеннную, слабоумную. Которая, соответственно, окажется не на высоте поставленной перед ней задачи. Верховенцы до нынешних пор были в большинстве. Они верили в нас, поддерживали и способствовали нашему продвижению, благодаря своим связям вдоль линии Контра. Что же касается Хронистов, то они ничуть не отступали от своей изначальной цели. Они продолжали искать ядро зарождения ветра в хронах и проводили многочисленные эксперименты, не придавая их широкой огласке. По словам коммодора, влияние их крепло. Что не было для нас неблагоприятно, поскольку Ороси сохраняла в их рядах поддержку аэромастеров, главенствующих в этой ветви.

Вечером планировался большой праздник, еще один, на этот раз в прерии. У Эрга был озабоченный вид. Он недоверчиво относился к такого рода легкости в атмосфере, считая ее крайне удобной для нападения. Добрая часть Пака провела время пополудни, рассекая на буерах и на аэроглиссерах. Сов был влюблен. Альма почти влюблена, а Кориолис еще не определилась. Голгот с Фиростом проторчали два часа в воздуходувке, в трюме. Они меня порою очень утомляли.

) Ах, Нушка, моя Нушка! Во все время приготовлений к празднику я не переставал следовать за ней, благоговея, весь возбужденный, словно в лихорадке, не зная, как продолжить то, что между нами произошло, где найти силы, чтобы пойти дальше, заклиная себя вести себя естественно и просто и прекрасно понимая, что тот, кто высматривал ее отражение в начищенных поверхностях, был на

это просто не способен. Я выжидал Нушку в надежде, что она пальцами поправит заросли моих волос. Когда ее не было поблизости, я без особого труда обретал ощущение единства собственного тела, связности моих мускулов и конечностей, которое придавало мне уверенности в том, что я был отдельным блоком плоти в этом мире. Но как только она появлялась, меня начинало трусить изнутри, меня расшатывало, мачта позвоночника гнулась как подрубленная, из всех дощечек и реек корабля словно бесшумно вытягивали гвозди и их закручивало в воздухе так же легко, как если бы это была охапка прутиков. После приветственной части мне кое-как удавалось взять себя в руки, но исключительно потому, что она выказала такую несказанную радость от встречи со мной, одарила меня таким многообещающим залогом успеха! Затем началось долгое головокружение от ее присутствия, чувство столь отчетливое, размывающее все, что было вокруг, столь редкое, что я ни за что не пожелал бы оказаться где-либо в другом месте, в другое время или с другим человеком, нежели с ней здесь и сейчас.

Праздник поглотил нас, меня и Нушку, как только мы ступили в круг скошенной аэрокосилкой травы. Нас завертело среди хохочущей толпы, руки тянулись к нам со всех сторон, удлиненные бокалами, наполненными прямиком из бочек, в которых, системой флюгеров под колпаками, если я все верно понимал, удерживалось шипучее игристое давление. Опрокинув пару бокалов и поймав несколько искренних улыбок, я влился в праздник. Теперь я был не боязливым наблюдателем, а действующим лицом, в центре внимания и радости, прямодушных и обходительных вопросов, многочисленных попыток соблазна, на которые я не мог сполна ответить, как не мог и решительно отклонить. Я был окружен старыми матросами, которые