По тонкому льду. О нравах в хоккее - Александр Кожевников

Боженька наделил меня, может, не самой привлекательной чертой – я очень вспыльчив, но отходчив. Зла вообще долго не помню, быстро все прощаю. Осознаю, конечно, что вспылил. Но, если человек каких-то важных моментов не понимает, как с ним иначе общаться? Потом сам переживаю, что не сдержался.

Есть, однако, вещи из разряда, казалось, непрощаемых, незабываемых. Например, предательство, о природе его уже говорил. Разговариваю и с этой категорией людей, но весьма сдержанно, холодно, спокойно. Не плевать же им в лицо.

В самом понятии предательства вроде нет ничего конкретного, осязаемого. Почти эфемерные конструкции, невозможно пощупать. Человек может предать отношения, ваше видение жизни, людей. Позиции, которые считаете верными. Имеется своего рода регламент в повседневности, понятие государства, например. Нельзя нарушать законы страны, в которой живете.

Есть ценности, которые храните в сердце, душе, дорожите ими. Ошибки всегда можно простить, но не предательство. Понятия и представления о нем примерно схожи у каждого из нас.

Сердце бережно хранит крупицы или россыпь, кому как нравится, благородства, щедрости, уважения к людям, снисхождения в хорошем смысле. Но сердечную мышцу требуется еще стимулировать в плане спортивных достижений. Иногда задают провокационный вопрос: не связаны ли успехи советской сборной с активным использованием хоккеистами запрещенных средств, проще говоря, допинга.

Отвечаю: однозначно – нет. На другой ответ и не рассчитывали, да? Поясню. Те же плаценту и глюкозу никто в руководстве сборной не заставлял употреблять. Если пользовались, то исключительно по желанию. Опять сужу только по разговорам. Не видел, чтобы кому-то что-то кололи. Ларионов будто знает о примерах. И что по заданию наших тренеров это делали. Предположим, было, но не в расположении национальной команды. Во всяком случае, мне подобные факты неизвестны.

Витамины многие из нас едят, так? Давали горсть таблеток. Я их съедал после болезни, операций. Государство не враг себе, и мы никогда бы не навредили собственному здоровью даже ради очень высоких спортивных достижений. Стимулировали разве что работу сердечной мышцы. Не кололись, как утверждает Ларионов, не только игроки первой пятерки. Но и ребята из других звеньев. Я, к примеру, ничего и никогда себе не вкалывал на сборах главной команды страны. Во время подготовки к двум Олимпиадам и одному чемпионату мира, в которых участвовал.

Комфортно мне было в клубе, сборной. Различий не вижу. Если гадостей не делать, не подличать, не «стучать» на партнеров, все будет нормально. Просто в клубе, естественно, больше времени проводишь. Отношения с кем-то из ребят ближе, общаешься чаще. В бытность мою игроком, так получилось, едва ли не все хоккеисты сборной, в основном армейцы, жили буквально в соседнем доме, под боком. Очень удобно, комфортно. Часто встречались у кого-то дома, общались, душу отводили.

Нынче более тесные отношения поддерживают уроженцы небольших городов, сельских поселений. Те, кто давно знакомы, чуть ли не с детства, одним делом занимаются, например хоккеем. Скажем, в Москве, Питере, если люди не завязаны общими интересами, то, как правило, и не встречаются. Или видятся крайне редко.

Мистические истории

Без присутствия сил свыше, просто-таки мистических явлений в моей спортивной биографии не обошлось. Чушь, скажете? Не спешите с выводами. Возможно, после этих рассказов кто-то поверит в существование обыкновенного чуда.

Это, считаю, наша советская глупость, в том числе моя. Я о своих многочисленных травмах говорю. Не было страховок, ничего не было, медицины по большому счету тоже.

Эпизод, имевший далеко идущие для меня последствия, случился в 1983 году. Хотел во время матча с «Динамо» новый обманный приемчик показать. Может, позднее взяли бы на вооружение мои коллеги. Момент у чужих ворот. Шайба от борта отошла, собираюсь пропустить ее между ног и по-футбольному, моментально пяткой сыграть. Наступаю на шайбу! Падаю, и соперник, Слипченко, тоже упал, ему просто деваться некуда. Нога моя – прямая, и на повороте она резко вывернулась. Двойной перелом.

Ничего, позднее приехал на базу сборной, после лечения и так называемых восстановительных процедур. До Олимпиады считаные дни. «Пахал» столько, что программу, которую ребята за полтора месяца прошли, освоил в двухнедельном режиме. Нагрузка на травмированную ногу сумасшедшая. Почти ее не ощущал. Тейпы, пластыри сплошняком использовали.

Уже по окончании Игр всей командой отправились на реабилитационные сборы. В лесу, во время кросса, вынужденно присел – от боли. Нагрузка на всю ногу шла. Виктор Васильевич, безусловно, знал о моих злоключениях, обещал не мучить, отпустить. Но в последний момент все-таки заставил ехать вместе со всеми. Не в претензии, просто констатирую.

В фильме про Харламова подробно о методах Тарасова повествуют. Михайлов по ходу матча говорит Валерию: мол, надо выходить на площадку. И тот играл с мениском. Так вот, у меня одного мениска уже не было. Второй полетел. По идее, предстояло полтора-два месяца восстанавливаться. Обмен веществ хороший, и я быстро – для себя быстро – восстановился.

Начал кататься, играть. Естественно, нога болит после очередной операции. Тогда на мне славно поэкспериментировали: полмениска вырезали, а половину оставили. Самочувствие нормальное. Раньше положенного времени рвался на лед. Я – ведущий игрок, вышел на площадку, все рады, счастливы. Вот яркий пример «восстановления». Каждый год при этом лежал в больнице.

Лежу в ЦИТО накануне Олимпиады-88. Под Новый год дело, перерыв в чемпионате страны. Шестая по счету операция на одно и то же колено. Делают уколы – восстановительные. Игорь Ефимович Дмитриев приезжает в больницу, говорит: мол, старший тренер рассчитывает на меня, ждет, надеется. Признаться, мучения, сомнения одолели: ехать – не ехать, позориться – не позориться. Все-таки уже становился олимпийским чемпионом, надо соответствовать имиджу, статусу.

Со Славой Фетисовым поговорил, давно ни с кем из ребят не общался. За месяц до начала Олимпиады звонят: поправляйся, выходи, поехали. Прошу доктора Миронова объяснить тренеру Тихонову, что сомнения меня затерзали.

В палате со мной известные наши хоккеисты – Сережа Капустин и Витя Жлуктов. Сережка тогда отказался от поездки со сборной, очень локоть болел. Партнеры, наблюдая за моими душевными страданиями, вдруг предлагают: не думай ни о чем плохом, езжай на сборы. Как получится, так и сыграешь.

Теперь непосредственно о мистике. Знаком был с Натальей, экстрасенсом. Звоню перед поездкой в Калгари. Она мне: «Сегодня уже закончила работать, но ради тебя уйду в космос». Не смешно ли? Какой, на фиг, космос, думаю! Звоню следующим утром, ровно в семь, так она велела. Слышу от нее: «Пятнадцатого числа ты займешь чужое место, семнадцатого потеряешь его. Шестнадцатого должен ехать». Разговор, понятно, о поездке на базу сборной, готовившейся к отлету на Олимпиаду. Тогда говорю доктору Миронову: если они хотят видеть меня полноценным, приеду в Новогорск шестнадцатого.