Святослав - Семен Скляренко

А купцы уже принесли на вытянутых руках и положили перед самым престолом императора, неведомо когда успевшим опуститься на помост, окованные золотом, выложенные жемчугом, украшенные эмалью и самоцветами, излучавшими огни, меч, шлем, золотой щит — изделия золотых дел мастеров из Киева и Родни.

Император Константин смотрел на дары княгини Ольги, и блеск его глаз, руки, вцепившиеся в поручни престола, говорили о том, что он, как и все присутствующие в Золотой палате, весьма поражен тем, что произошло, что он не ждал таких щедрых и драгоценных даров. Однако император, как и приличествовало его особе, старался не выдать своих чувств, а потому сдержанно и холодно велел логофету передать северной княгине, что он благодарит за дары и принимает их как знак любви и дружбы, которые издавна существовали и должны существовать между империей и Русью.

А потом быстро, так быстро, что княгиня и ее послы даже не успели заметить, погас свет в приделе, где стоял трон императора, и сам он исчез, будто здесь, в палате, его и не бывало. Прием в Магнавре закончился…

Но весь прием в Большом дворце еще не был закончен. Как только император Константин покинул Золотую палату, княгиню Ольгу и ее свиту окружили придворные. Они повели ее галереями, переходами в палату Юстиниана, где княгиню должна была принять императрица.

Из Золотой палаты до палаты Юстиниана было совсем близко, какая-нибудь сотня шагов — через Левзиак или еще ближе — через галерею Сорока мучеников и Дафну. Но княгиню Ольгу повели совсем иным, длинным путем — через галерею Триконха, Апсиду, портик Золотой Руки, триклин девятнадцати аккувитов,[110] — бесконечными переходами, галереями и, наконец, через внутренний Ипподром дворца.

Делалось это, конечно, умышленно. Во всех палатах, галереях, переходах, на колоннах и арках, мимо которых они проходили, были развешаны роскошные ткани, стояли золотые, эмалевые и литые из серебра амофоры и вазы, повсюду висело оружие — мечи, кольчуги, щиты, а во многих местах в стеклянных ларцах лежали короны, кресты, царские одежды…

Если бы кто-нибудь из сопровождавших княгиню Ольгу и ее свиту ошибся и повел их не этим путем, а через другие палаты и галереи, гости из Руси удивились бы, увидев бедность и убожество Большого дворца. Но княгиню Ольгу вели через помещения, куда были снесены богатства не только Большого дворца, но и всего Константинополя. Эти богатства поражали княгиню и особенно тех, кто был на приеме вместе с нею.

Так дошла она наконец до палаты Юстиниана, одной из лучших палат Большого дворца. Высокий потолок, откуда через окна потоками вливался свет, поддерживали колонны из зеленого мрамора, а на нем лучшие мастера высекли похожие на кружево тончайшие узоры. Над колоннами были сделаны мозаики, изображавшие покойных императоров и их подвиги.

В конце палаты, как и в Магнавре, на высоком, покрытом пурпурными коврами помосте стояли два позолоченных кресла; в одном из них, посередине, сидела императрица Елена, а справа от нее — ее невестка, жена императора Романа, Феофано.

И царица Елена, и ее невестка оделись ради приема как можно богаче. На императрице была пурпурная мантия с золотой каймою, на Феофано — лиловая мантия с серебряной каймою. На обеих августах сияли золотом и самоцветами диадемы, а на грудь спадали ожерелья из драгоценных камней. Феофано вплела в волосы еще несколько нитей жемчуга.

Императрица и ее невестка были не одни в зале. Перед их помостом и вдоль стен стояли знатные придворные дамы с высокими, похожими на башни прополомами[111] на головах. Каждая дама имела свой ряд и свое место. А впереди всех стояла высокая женщина — так называемая опоясанная патрикия,[112] правая рука императрицы, главное лицо в гинекее, от одного слова которой зависели успех, почести, слава, а порой и жизнь каждой дамы из свиты императрицы.

Но сейчас в палате Юстиниана руководила приемом не опоясанная патрикия, а препозит[113] двора со своими слугами. Он первый поспешил в зал, за ним вошла княгиня Ольга. В зале было необычайно тихо, слышался только шелест шелка на женщинах.

Среди этой тишины препозит торжественно провозгласил:

— Княгиня русов Ольга.

Императрица Елена склонила голову, подавая знак, что она согласна принять русскую княгиню.

Княгиня Ольга пошла вперед. За нею одна за другой шли княгини и боярыни. По знаку препозита княгиня остановилась.

Обычно на этом месте послы и гости, которых принимала царица, также должны были падать ниц. Но княгиня Ольга и перед императрицей не опустилась на колени, она только поклонилась; вслед за нею склонились все русские жены.

И снова, как и в Золотой палате, княгиня Ольга приветствовала императрицу; снова жены киевские положили перед троном дары — эмали, чудесные ожерелья, шкатулки из рыбьего зуба, а императрица благодарила княгиню.

Тогда за завесами заиграли два органа, и под их мелодичные звуки императрица Елена и ее невестка Феофано вышли из палаты, а опоясанная патрикия еще с несколькими женщинами в прополомах повели русскую княгиню в Кентургий — большой высокий зал, потолок которого поддерживали шестнадцать мраморных колонн.

Княгиня Ольга была уже очень утомлена, ходить ей пришлось немало, за все это время никто из них не присел — их водили, либо же они вынуждены были стоять. Очевидно, и сами хозяева понимали, что их гости устали. Опоясанная патрикия предложила княгине Ольге сесть в Кентургий и отдохнуть, пока их не позовут в китон[114] императоров.

Княгиня Ольга села и сразу же забыла об усталости. «Вот теперь, — думала она, — будет случай поговорить с императором».

В покое, стены которого были обиты пурпурным бархатом, у небольшого позолоченного стола сидела вся семья императора — он сам, его жена Елена, сын Роман с женой Феофано и несколько дочерей.

Тут все было гораздо проще и, должно быть, лучше, чем в больших залах, где только что побывала княгиня Ольга. Там не утихал шум человеческих голосов, музыка, пение; там глаза болели от яркого света и нечем было дышать. А в этой палате было тихо: несколько светильников, горевших по углам, успокаивали глаз; за широко распахнутыми на балкон дверями видна была аллея пышного парка, ряды стройных кипарисов, залитые лунным сиянием серебристые воды Пропонтиды.

Когда княгиню Ольгу ввели в покой, император Константин, успевший уже переодеться в легкий коловий,[115] встретил ее просто, приветливо.

— Я думаю, — сказал он, — что в наших палатах княгиня Ольга вкусила достаточно горького, и поэтому пригласил сюда — отведать сладкого.

На блюдах и мисках, стоявших на столе, горою лежали финики, виноград, цареградские рожки,[116] прекрасные вазы были наполнены фруктами, а кувшины — вином.

За столом здесь прислуживали лишь знатные придворные дамы, они неслышно появлялись из-за завес, ставили на стол Новые и новые плоды, наливали вино и незаметно исчезали.

Так в этом укромном уголке Большого дворца началась беседа княгини киевской с семьей императора Константина. Княгиня Ольга еще в Киеве от своих священников неплохо узнала греческий язык. За время вынужденного ожидания в Золотом Роге она уже выучилась говорить бегло и теперь довольно свободно отвечала на вопросы императора и членов его семьи.

А вопросов этих было много. Княгиня Ольга понимала, что они ничего, вовсе ничего не знают о Руси и даже не представляют себе той далекой страны, откуда она приехала. Смакуя вино и закусывая нежными плодами юга, они спрашивали: правда ли, что люди ее страны ходят голые, а когда холодно, залезают в норы и укрываются мехами; правда ли, что в Киеве приносят в жертву богам много людей; живут ли за Рифейскими горами[117] одноглазые люди?

Не только члены его семьи — сам император Константин, писавший трактаты о Руси, не представлял себе по-настоящему, что это за земля, какие там люди. Он почему-то думал, что Русь расположена по правому берегу Днепра, да и то лишь в его верховьях, а на левом берегу живут какие-то усы да еще хозары; он считал, что печенеги владеют всем берегом Понта Евксинского, до самого Херсонеса с Климатами,[118] и всеми землями от Дуная до Дона.

— Нет, император, — отвечала княгиня Ольга, — Русь живет и на правом и на левом берегах Днепра, а печенеги — это лишь туча, что бродит по землям русским.

— Четыре колена печенегов, — начал император, — Халовои, Явдергим…

Княгиня Ольга усмехнулась.

— Я знаю эти четыре колена, и они знают Русь… Но у Руси гораздо больше колен, племен, земель. Русь спокон веку сидит над Днепром и дальше, до самого Студеного моря, а печенеги только приходят и уходят.

И княгиня Ольга терпеливо рассказывала, какова на самом деле Русь, как живут люди над Русским и Студеным морями, рассказывала кратко и об обычаях, вере, быте русских людей.