Ольга-чаровница и змиев сын - Светлана Алексеевна Кузнецова

крыла. Корона упала, покатилась по земле, подпрыгивая на неровностях, и остановилась у ног Ольги. Тусклое золото меркло в сравнении с яркими лалами, украшавшими зубья. Камни были цельными, ни одной трещинки.

Лишь теперь она вспомнила, что это за корона. Ее старому князю в дар привезли из похода ратного. С ней не слишком красивая история произошла как-то: за порчу самоцвета в правом втором, если считать от центрального, зубце казнили казначея. Невесть как он это сделал. Некоторые (в основном родичи казненного) говорили, будто казначей невиноват, князь просто повод нашел злость хоть на ком-то выместить. Другие шушукались, будто казначей знатно приворовывал, а князь, схватив подлеца за руку, не захотел ссор из терема выносить, вот и выдумал байку про порчу короны.

«Восстановить можно расколотую чашку, но никак не драгоценности, — подумала Ольга. — Яхонты же и лалы — камни непростые, их не срастить даже с помощью чар».

Впрочем корону могли сделать новую: точь-в-точь как ту.

Ольга глянула на отсеченную голову. Шлем раскололся, и теперь ничто не мешало увидеть лицо. Почти как у Ивана. Ольга чуть не спутала, хотя у этого нос с горбинкой был и волосы темнее.

«Вот-так-так, — подумала Ольга, не испытывая больше ни злорадства, ни ненависти. — Старый князь слова не сдержал — аки невидаль, нестрашно. Но уже его сын отцеубийство замыслил, чтобы самому княжить. Видать, чем дальше года шли, тем дальше и род княжий катился под гору. Вплоть до этого самого мига, когда этот… потомок пошел войной на Русь, от корней своих отказавшись, а о заветах предков забыв».

Уже практически не обращая внимания на само сражение, подмечая детали, обычно кажущиеся неважными, Ольга побрела к лесу. Вот валяется на земле упавшее знамя — черно-белый орел в зеленом круге с золотой и малиновой окантовкой на сером поле; в углу выделяется след подковы; по краю идет бахрома; выжженная дыра у древка… А вот рядом — еще одна отрубленная кисть, уже тронутая трупными пятнами. Но ведь бой только-только начался, откуда взяться гниению?!

Мысль пришла сама собой — морок. Причем созданный тем, кто не слишком хорошо знаком с людьми.

Она остановилась, пристальнее разглядывая воинов. И чем больше смотрела, тем и подтверждений своей догадке находила все больше: слишком много украшений, в бой так не ходят, только на пир; не может человек так изогнуться и при этом сохранить равновесие, не в доспехах уж точно. Тонконогий конь, явно предназначенный для охоты и парадов, но не для битвы под воином, облаченным в тяжеленую гору железа, внезапно вскинулся на дыбы с громогласным ржанием. Несчастное животное должно было бы рухнуть, если не спину себе переломать, а это гарцевать принялось.

А потом Ольге надоело здесь находиться, и она, несмотря на нависающую опасность, потянулась внутрь себя. Сила радостно заворочалась, заурчала, поддаваясь, ластясь, и с готовностью явила ее взору множество чаровнических нитей, на которых и держался морок. Ольга стояла в круглом зеркальном зале, а вокруг развертывалось представление.

Чем дольше смотрела, тем сильнее разгоралась в ней злость.

— Как ты посмел?! — закричала Ольга. Голос не слушался, внутри все сворачивалось в тугой ком от ярости и гнева. — Подсовывать. МНЕ. Это?!

И был уже почти безразличен победный рев охватившей ее мощи, и собственное существование — в том числе. Лишь где-то в уголке сознания зудела мысль о том, что надо успокоиться и держаться, нельзя давать волю злобе: идя по этому пути, она не только разнесет здесь все и погибнет, но… но… но и…

Дворечик замельтешил перед глазами. Губить это существо не хотелось, вот только как укротить только обретенную мощь, Ольга не знала. В груди рвалось. На языке защипал вкус морской соли.

В плечи впились острые когти, заставив задохнуться от боли, но она спасла, не позволила скатиться в безумие. Ольга прикрыла глаза, но ее тотчас встряхнули, заставили поднять тяжелые распухшие веки.

— Ольга! Ольга… — над ней нависло совершенное, в этот миг кажущееся невероятно-прекрасным лицо Горана. — Что с тобой?..

— Ты не смеешь… этого нет… — через, должно быть, вечность тишины.

— Что ты увидела? — испуганно, растеряно.

— А ты не знаешь?..

Удивление смирило гнев лучше усилий воли.

— Конечно, нет, — сказал змий, и не верить ему не получилось.

— Куда я попала? — спросила Ольга.

— То лишь зеркальный зал знает: в будущее, скорее всего. Я временами приходил сюда, когда понимал, что нельзя вмешиваться, а заставить себя отойти в сторону не мог.

— Но это ведь… морок.

— Да, — согласился Горан. — Но им же является любое будущее, пока не случится. Тебе ли не знать: нет ни судьбы, ни предначертанного, есть лишь возможность. Что тебя так разозлило?

Ольга вздохнула. За ярость и гнев стало стыдно: навыдумывала себе невесть чего, как дурочка деревенская.

— Думала, ты играть со мной посмел.

— Я всего лишь хотел показать, что способно случиться и случится скорее всего, если все и дальше пойдет, как есть.

Ольга вдохнула ртом перегретый воздух и закашлялась. Вместе с кашлем почему-то вырвался смех — неправильный, захлебывающийся, истеричный.

«Пусть уж так», — решила она. Если скручивавшее ее напряжение не выйдет со смехом, то найдет иной путь — с помощью чар, не оставивших здесь камня на камне.

Застрекотал дворечик. Во взгляде Горана вдруг возникло понимание. Или ему сообщило существо? Возможно: эти стены гораздо лучше разбирались и в чаровании, и в людях.

— Тебе настолько увиденное пришлось не по душе?..

Ответить было мудрено: Ольга и сама не знала. С одной стороны, кому понравится, если княжич против собственного народа пошел? Стал псом ворогов земли русской. Но с другой, если силы Нави будут готовы плечом к плечу рядом с русичами встать, чтобы сражаться — то благо великое. Значит, не бывать на Руси иноземным захватчикам. Всех их погонят прочь и бить станут, не жалеючи.

Ольга вскрикнула, когда ее подхватили на руки. Тело стало невероятно чувствительным, словно с него содрали кожу. Горан ногой распахнул дверь, но оказался не в коридоре, а в уже знакомой опочивальне. Наверное, стоило его прогнать, но Ольга прекрасно понимала, что не справится в одиночку. Она и так держалась лишь чудом.