Ольга-чаровница и змиев сын - Светлана Алексеевна Кузнецова

скулы. Горан искренне полагал, будто не подвержен мукам совести, однако мысли о том, что он едва не просто оттолкнул от себя Ольгу, а чуть не убил ее, не давали покоя. Как бы он жил дальше, если бы из-за его глупого просчета она ушла по звездной дороге? Горан с силой зажмурился и тихо выругался сквозь зубы.

По комнате пронесся едва слышный звон, а это означало, что придется вставать и смотреть, кого принесла нелегкая.

Чаровница пробормотала что-то сквозь сон и повернулась на бок. Горан протянул руку провести по волосам, но в последний миг отстранился: потревожит еще. А времени задержаться нет: не всякий гость отважился бы заявиться в замок посреди ночи, еще и минуя главные ворота. Такой — единственный в своем роде. И лучше бы не заставлять его ждать.

Пока шел, казалось, тени в углах стали чернее, отчетливее проступили защитные узоры на полу и стенах, а картины ожили и провожали Горана внимательными настороженными взглядами людей, животных, чудо-юд, изображенных на них. По спине пробежал холодок, однако Горан лишь сильнее стиснул челюсти.

«Даже хорошо, что незваный гость прибыл сейчас, — подумал он: — Ольга не помешает, а разговор будет непростым».

В зеркальную залу он вошел через миг с небольшим, уже полностью одетый для приема высокого гостя, бросил взгляд на печурку, в углу, в которой угли перемигивались, на свечи, горевшие тусклым лиловым огнем, временами разбрасывающим зеленые искры, и на непроглядный полог мглы по ту сторону круглого стола. Гость проявлял вежливость (как сам понимал ее) и позволил немного света.

— Доброй тебе ночи, царь Кощей, — поздоровался Горан и присел за стол, сделанный из ошлифованной цельной горной породы. — Зачем скрываешься?

Мглистый полог на мгновение стал тоньше, удалось рассмотреть длинную узкую ладонь с тонкими пальцами, баюкающими малую чашу с зеленым вином. Даже удивительно, что такие меч держат — не выбить. В сравнении с богатырями русскими, частенько широкими и в плечах, и в поясе, был Кощей изрядно худ и казался хрупок. Вот только попробуй, сразись с таким — костей не соберешь, если раньше головы не лишишься. А лишившись, можешь не надеяться на отдых, лежа в сырой земле, поскольку дуб вековечный, Мокрецкий, именно у Кощея на дворе корни пустил, а из-под них множество ручьев вытекало, в том числе мертвой и живой воды. Вот как захотел бы Кощей убитого к жизни возвернуть, так и послал бы помощника. Ворон ведал и живую воду, и мертвую. И, пожалуй, лишь он один. Должно быть, за то всякие сказители и величали Кощея Бессмертным, а его птицу — вестником, и чем дальше распространялась по Руси инородная вера, тем чаще злокозненным. Впрочем, сказителей этих хлебом не корми, дай навесить на кого-нибудь кличку запоминающуюся.

В полумраке мелькнуло даже не лицо, а намек на него. Только и отразилась в памяти уверенность в безупречной красоте гостя.

— И тебе, страж, ночи темной, — раздался приглушенный бархатный голос — обволакивал, щекотал пушистым мехом, искрился смешинками, как полуночный небесный свод звездами, а за всем этим острая сталь таилась. — Только как же мне не скрываться, коли видеть меня не хочешь? Сам то пред мои очи не явился, в Навь воротившись. Пришлось мне лететь повидаться с тобой.

Горан едва не вздрогнул. Острое в грудь кольнуло, словно невидимым клинком.

— С каких пор, царь Кощей, потакаешь ты чьим-либо желаниям? — пробормотал он, не желая оправдываться. — Издеваешься, видно? Что ж. Я заслужил, не спорю. Прости за небрежение.

Сначала руки видимы стали. Хлопнул Кощей в ладоши, тьма с него мигом слетела.

— Ты еще ниц передо мной пади! — разозлился он. — У людей лебезить научился?

Горан хмыкнул.

— То-то, — оценивая его с полмгновения пристальным режущим взглядом, заключил Кощей. — Скажи лучше, выгорело ли? Али зря я сук у дуба ломал?

— Если ты о моем пленении речь ведешь, то еще как, — огрызнулся Горан в ответ. — Не пойму только, зачем тебе оно понадобилось. Тебе ж за вратами моими и присматривать пришлось.

— Дурак, вот и не разумеешь, — бросил Кощей, но уже спокойно, словно и не случалось с ним вспышки гнева. — Впрочем, глупость твою за версту видно было, когда в Явь рванул порядок наводить. Не посоветовался даже.

— Неправда твоя, — возразил Горан. — Я о намерениях своих тебе докладывал.

— Неужто? — Кощей вновь хмыкнул, при этом лицом стал хитер, в глазах смешинки заиграли. — И что я?

— Рукой на меня махнул и бросил: «Как знаешь».

— Да ладно? — коротко рассмеялся Кощей. — Видать, занят был… чем-то интересным. Заодно и тебя-дурака проучил, а то больно спеси много, а разумения мало.

Горан задержал дыхание, но из ноздрей все равно повалил пар.

— Что для меня шесть лет? — продолжил Кощей, того якобы не заметив. — Да и птице моей скука смертная сиднем во дворце сидеть или летать без дела. То, что ты мосток в Явь проложил — гораздо ценнее. Ты выдыхай-выдыхай.

— А я проложил?.. — спросил Горан, немало удивившись.

Кощей тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Вот вечно так: нет бы объяснить, что к чему.

«…разложить по полочкам, — продолжил Горан мысленно, — разжевать и в клювик положить. Тьфу! Чур меня, чур».

Кощей интриги плел, как заправский паук паутину. Большинство нитей в Явь вели. Но и в Правь — тоже. Только и спасало Навь, Явь и Правь от объединения то, что на пригляд за аж тремя мирами Кощея не хватало, а сам он при всем своем хитроумии являлся натурой увлекавшейся и слегка рассеянной. Загорится идеей раскрыть очередную тайну мироздания и забудет за нить потянуть. Случится в Яви совершенно не то, о чем замышлял, Кощей рукой махнет и новые силки сплетет и не обязательно уделит им должного внимания и снова успеет. Хотя много на что мог повлиять. Ольге вон как помог.

— Конечно, проложил. Связь эта по дворцу твоему теперь прогуливается. Повезет, хозяйкой здесь станет, но и край свой не забудет.

Горан вздохнул.

— Неужто, не сговорились? — удивился Кощей.

— На отобранные у меня шесть лет, не дольше!

— А… — Кощей махнул рукой. — Это понятно. Чай не дуреха у оконца тебе досталась, только и ждущая, чтобы какой молодец