Тайна заброшенного хутора - Анфиса Кохинор

- Хватит кривляться. Я, и будучи князем, не любил лакейства, а теперь ты мой ученик и должен проявлять сдержанное почтение к гению своего учителя!

Кирик встрепенулся, сдёрнул шляпу, кинул её Даниэлю и поднял с пола яблоко. Развалившись на стуле, он вытер яблоко краем скатерти и с остервенением вгрызся в него.

- Лучше бы ты посмеялся, - досадливо произнёс Даниэль, надел шляпу и повернулся к Андрею: - Пойдём, посмотрим сцену.

- Иди один, мне тоже нужно загримироваться.

Кирик вскочил со стула и следом за Даниэлем скользнул в неприметную дверь в углу комнаты. Они прошли по узкому коридору, тускло освещённому огненными камнями, и оказались за кулисами. Кирик по обыкновению замер с открытым ртом: кругом возвышались деревянные щиты с подпорками, на полу стояли старые вёдра, валялись какие-то железяки, с потолка свисали верёвки. А среди всего этого бардака сновали слуги и актёры. И у всех был весьма деловой вид.

- Кирик… - простонал Даниэль. - Не спи!

- Ага, - мотнул головой юноша, сделал шаг и едва не столкнулся со слугой, который тащил ведро с песком.

- Смотри, куда прёшь! - рявкнул слуга и понёсся дальше.

Даниэль крепко взял Кирика за руку и потащил за собой, ворча:

- Ни на минуту нельзя оставить. Как маленький! Чуть зазеваешься, и ты уже во что-то влип!

- В этом мы похожи! - не остался в долгу Кирик.

- Это с какой же стати? - возмутился Даниэль, но ответа не получил: едва Кирик ступил на сцену, почти готовую для выступления, он вновь превратился в статую. - С этим надо что-то делать, - проворчал Даниэль, оглядел декорации и довольно крякнул: - Достойно. На фоне этих стен я буду отлично смотреться! - Он прищурил глаз и стал разглядывать Кирика, словно увидел его впервые. - Куда бы тебя пристроить…

- А? - Юноша оторвал взгляд от стен бернийского замка. - Я буду рядом с Вами.

- На сцене? - ехидно осведомился Даниэль. - Что-то я не помню статуй вокруг Берны. - Он хихикнул, довольный собственной шуткой, и втащил ученика за кулису. - Будешь стоять тут! И чтобы ни шагу в сторону! Усёк?

- Усёк, - покорно кивнул Кирик и прислонился спиной к стене. - А долго мне тут стоять?

- Сколько понадобиться! - твёрдо сказал Даниэль и куда-то убежал.

Слуги закончили установку декораций, опустили занавес и покинули сцену. Появились актёры. Тихо переговариваясь, они встали по обеим сторонам кулис. Кирик вжался в стену, стараясь стать маленьким и незаметным. Впрочем, актёрам было не до него. Пропели трубы, занавес взмыл к потолку, и спектакль начался. Кирик осторожно выглянул из-за кулисы и остолбенел: огромный зал был до отказа забит зрителями. В центральной ложе восседал барон Калисста, грузный седовласый мужчина в бело-золотом чепергайлском камзоле. Рядом с ним сидела немолодая темноволосая женщина в роскошном золотом наряде, две девушки в нежно-розовых шёлковых платьях и мальчик лет десяти в таком же, как у отца, бело-золотом камзоле. В соседних ложах, блестя украшениями и радуя глаз изысканностью нарядов, расположилась чепергайлская знать: никто из аристократов не упустил возможности посмотреть спектакль с участием Теодора Великолепного. Да и партер был забит до отказа. Здесь были не только актёры. Казалось, весь Чепергайл втиснулся в театральный зал барона Калиссты.

Кирик перевёл глаза на сцену. У стен Берны царила идиллия: король Аверий, королева Марьяна и принцесса Кармина, соответственно Андрей, Анна и Фелицата, пели о чудесной жизни в родном краю. Им вторили остальные актёры, изображавшие счастливых бернийских подданных. Кирик слукавил, сказав Андрею, что был в театре тысячу раз. На самом деле, его знакомство со сценой ограничивалось рыночными балаганами и дешёвыми ярмарочными представлениями, да и то, во время спектаклей он больше смотрел не на сцену, а на зрителей, выбирая очередную жертву. Он любил работать в толпе, увлечённой кривляньями комедиантов. А уж в настоящем театре Кирик не был никогда. Юноша, затаив дыхание, следил за чудесным действом и был горд тем, что он, единственный из зрителей, смотрит спектакль прямо со сцены.

Тем временем в весёлой музыке появились тревожные нотки. "Бернийские подданные" покинули сцену, а Андрей, Анна и Фелицата поднялись на крепостную стену. Под барабанную дробь и звон литавр на сцену выскочили "жаулеты" и закружились в боевом акробатическом танце. Они размахивали саблями и булавами, запрыгивали друг другу на плечи и кувыркались в воздухе, оглашая зал воинственными криками. Король-Андрей взмахнул смычком, и с крепостной стены полилась молитвенная песня: королева-Анна и принцесса-Фелицата просили богов защитить родную Берну от нашествия беспощадного врага. У Кирика сжалось сердце. Он с неподдельной ненавистью смотрел на "жаулетов" и, вместе со зрителями, разразился ликующими криками, когда у стен крепости появился князь Даниэль. А когда Дан запел, у Кирика отвисла челюсть. Сильный проникновенный голос учителя нерушимым бастионом окружил юношу, на него снизошло уверенное спокойствие, которого он никогда не испытывал рядом с Даниэлем. Кир вдруг почувствовал, что и с ним, и с Берной всё будет хорошо. Он с головой погрузился в пение князя, на его губах заиграла счастливая улыбка. И он был не одинок в своей радости. Лица актёров и зрителей просветлели, они с благоговением слушали песнь надежды, а когда голос певца смолк, наступила почтительная тишина. Даниэль с царственным видом застыл на краю сцены. Раздался одинокий хлопок, и зал взорвался бешеными овациями.

Внук корифея упивался рукоплесканиями и криками толпы. Он намеренно выдержал длинную паузу, а потом шагнул к "жаулетам" и поднял руку. Шум мгновенно стих, и зрители замерли в предвкушении следующего акта, глядя на Теодора Великолепного, как на сошедшее с небес божество. И в эту минуту Даниэль действительно был богом. Он овладел залом и мог делать с ним всё, что угодно. Если б сейчас Даниэль отдал приказ, зрители, как один, бросились бы в бой с реальными жаулетами и, скорее всего, выиграли бы его - столь велика была их вера в своего кумира. За это Даниэль и обожал сцену. Здесь он был героем, затмевая и тинуских королей, и великую Плеяду. И не важно, кого он играл: князя или простолюдина, полководца или плюгавого старика - он всегда властвовал над толпой…

Жаулеты были повержены, и под радостную песнь "бернийцев", князь Даниэль и принцесса Кармина слились в долгом поцелуе. Зрители рукоплескали, а барон Калисста покинул ложу и поднялся на сцену. Толпа ахнула: до сих пор ни один тинуский актёр не удостаивался такой чести.

Даниэль приподнял шляпу, приветствуя правителя Чепергайла, и на лице Калиссты мелькнуло недоумение: актёр приветствовал его, как равного. Но, решив, что Теодор Великолепный всё ещё находится в образе князя, барон простил ему эту маленькую оплошность. Калисста поднял руку, призывая публику к тишине, и провозгласил: