Лирика 30-х годов - Борис Пастернак

Тавричанка

Никто ей на свете не былДороже тебя и родней.Впервые южное небоТак низко склонилось над ней.

Ее ты при лунном светеПоцеловал впервой,Когда встрепенулся ветерИ выстрелил часовой.

Ушел ты в ночное делоИ не вернулся вновь.Как порох в костре, сгорелаКороткая ваша любовь.

Уйти бы в степные дали,С отрядом твоим уйти.Но старые родичи всталиСтеной поперек пути.

И некуда было податься,И некому пожалеть.Ей было всего восемнадцатьНесмелых, девичьих лет.

Вся красная от заката,По галькам шуршит волна,Над старой рыбачьей хатойОпять поднялась луна.

Луна проплывает низко,Сдвигая в море закат.И девушка слышит близкоТрескучий распев цикад.

Все кажется тавричанке,Что, сбросив бушлат с плеча,Летишь ты на легкой тачанкеЧетверку гнедых горяча.

А ветер все крепче, крепче,А пули все ловят жизнь.И губы девушки шепчут:— Держись, мой красный, держись!

Рассвет идет к изголовью.Кустарник росой набряк…Что стало с твоей любовью,С девчонкой твоей, моряк?

Перебродило ли горе,Как молодое вино?Пускай погадает море…А впрочем, не все ли равно?

Давно ты сошел с тачанки.Уже поседел слегка.Глаза твоей тавричанкиЗабыл ты наверняка.

С другой ты встречал закаты.Воспоминанья прочь!Во всем, во всем виноватыВесна да крымская ночь.

На родине

В лопухах и крапиве дворик.За крыльцом трещит стрекоза.Терпкий корень полыни горек,Как невыплаканная слеза.

Тополя и березы те же,Та же пыль на кресте дорог,В повечерье, как гость заезжий,Я ступил на родной порог.

В этот тихий канун субботы,Так знакомы и так близки,Руки, жесткие от работы,Не коснутся моей щеки.

Робкой радостью и тревогойНе затеплится блеклый взгляд.Над последней твоей дорогойОтпылал последний закат.

Жизнью ласковой не пригрета,Ты не верила, не ждала.И у самой грани рассветаПриняла тебя злая мгла.

Все, о чем ты мечтать не смела,Все, что грезилось нам во мгле,Вешним паводком, без предела,Разлилось по родной земле.

Встань, изведавшая с избыткомДоли мучениц-матерей,Выйди в сени, открой калитку,Тихим словом сердце согрей.

…Не порадует небо синью,Если дым залепил глаза.Песня встала в горле полынью,Как невыплаканная слеза.

Грибной дождь

Не торопись, не спеши, подождем.Забудем на миг неотложное дело.Смотри: ожила трава под дождемИ старое дерево помолодело.

Шуршит под ногами влажный песок.Чиста синева над взорванной тучей.Горбатая радуга наискосокПерепоясала дождик летучий.

Сдвигаются огненные столбы,Горят облака… В такие мгновеньяИз прели лесной прорастают грибыИ песенный жар обретают растенья.

И камни, и травы поют под дождем,Блестят серебром озерные воды.Не торопись, не беги, подождем,Послушаем ласковый голос природы.

«Время, что ли, у нас такое?..»

Время, что ли, у нас такое?Мне по метрике сорок лет,А охоты к теплу, к покою,Хоть убей, и в помине нет.

Если буря шумит на свете —Как в тепле усидеть могу?Подхватил меня резкий ветер,Закружил, забросил в тайгу.

По армейской, старой привычкеТрехлинейка опять в руке.И тащусь к чертям на куличкиНа попутном грузовике.

Пусть от стужи в суставах скрежет.Пусть от голода зуд тупой.Если пуля в пути не срежет,Значит — жив, значит — песню пой.

Только будет крепче и метчеСлово, добытое из огня.Фронтовой бродяга-газетчик —Я в любом блиндаже — родня.

Чем тропинка труднее, уже,Тем задорней идешь вперед.И тебя на ветру, на стужеНикакая хворь не берет.

Будто броня на мне литая.Будто возрасту власти нет.Этак сто проживешь, считая,Что тебе восемнадцать лет.

«Друг мой! В таежной ночной тишине…»

Друг мой! В таежной ночной тишинеВспышки ракет осветили окно.Ты на минуту нагнись ко мне,Я тебе слово скажу одно.

Если порвет пулеметный дождьЖизни моей непрочную нить, —Вынь мое сердце! Ты в нем найдешьПесню, которая будет жить.

«Дорогая, хорошая, сердце мое!..»

Дорогая, хорошая, сердце мое!Как медлителен времени бег!Третий раз эта ночь поднимает в ружьеИ бросает на черный снег.

Успокоилось. Лег. Задремал слегка.Вижу в дымке поволжский плес.Слышу шелест шагов. И твоя рукаЧуть коснулась моих волос.

Мы над волжским простором вдвоем стоим,В складках туч проступил рассвет.И молчаньем твоим и дыханьем твоимЯ на свежем ветру согрет.

Журавли улетают на юг, трубя,Тянет холодом зимних дней.Никого я не знаю лучше тебя:Ближе, ласковее, родней.

Журавли улетают на юг в вышине.Разве мы их вернем назад?..Вновь команда: «В ружье!» Опять по   стенеХлещет крупный свинцовый град.

Если финский стрелок облюбует меня,Гряну навзничь, руки вразброс,Вспомни крик журавлиный, рождение   дня,Ветер, молодость, волжский плес.

«Он не стонал. Он только хмурил брови…»

Он не стонал. Он только хмурил бровиИ жадно пил. Смотрели из водыДва впалых глаза. Капли теплой кровиВ железный ковш стекали с бороды.

С врагом и смертью не играя в прятки,Он шел сквозь эти хмурые леса.Такие молча входят в пекло схваткиИ молча совершают чудеса.

Конармейская песня

По военной дорогеШел в грозе и тревогеБоевой восемнадцатый год.Были сборы недолги,От Кубани и ВолгиМы коней поднимали в поход.

Среди зноя и пылиМы с Буденным ходилиНа рысях на большие дела.По курганам горбатым,По речным перекатамНаша громкая слава прошла.

На Дону и в ЗамостьеТлеют белые кости.Над костями шумят ветерки.Помнят псы-атаманы,Помнят польские паныКонармейские наши клинки.

Если в край наш спокойныйХлынут новые войныПроливным пулеметным дождем,По дорогам знакомым,За любимым наркомомМы коней боевых поведем.

Терская походная

То не тучи — грозовые облакаПо-над Тереком на кручах залегли.Кличут трубы молодого казака.Пыль седая встала облаком вдали.

Оседлаю я горячего коня,Крепко сумы приторочу вперемет.Встань, казачка молодая, у плетня,Проводи меня до солнышка в поход.

Скачут сотни из-за Терека-реки.Под копытами дороженька дрожит.Едут с песней молодые казакиВ Красной Армии республике служить.

Газыри лежат рядами на груди,Стелет ветер голубые башлыки.Красный маршал Ворошилов, поглядиНа казачьи богатырские полки.

В наших взводах все джигиты на подбор —Ворошиловские меткие стрелки.Встретят вражескую конницу в упорНаши пули и каленые клинки.

То не тучи — грозовые облакаПо-над Тереком на кручах залегли.Кличут трубы молодого казака.Пыль седая встала облаком вдали.

Три разведчика