Салют Чужака - Чарльз Ингрид

…Снаряды… Норцитовое покрытие на бронекостюме позволило ему продвинуться дальше, чем Фостермайеру и тем двум солдатам. И все-таки он не был неуязвим. Джек опустился на колени, а потом снова поднялся. Он не мог оценить наружное повреждение скафандра. По плечу ползло что-то липкое.

— Наложи какую-нибудь заплату, Боуги, и давай будем выбираться отсюда.

Замшевая прокладка, обычно лежавшая у него на спине, переместилась на плечо. Джек почувствовал, как приятное тепло постепенно разгоняет ледяную боль. Он повернулся и посмотрел на улицу. Улица была пуста. Джек повернулся и побежал трусцой.

Боуги устроился на его ноющей ране. Сейчас замшевая прокладка была очень холодной. Кажется, Боуги не хватало энергии бронекостюма. Он не мог поддерживать свой статус кво, не говоря уже о регенерации. Но кровь омывала его, пропитывая пористую структуру прокладки. Внезапно Боуги почувствовал вкус жизни. Она пела в нем. Он знал, что Джек умирает. Даже тогда, когда тот оживал вновь. Это была кровь. Она густой струей текла из поврежденной плоти. Боуги ощущал мощный поток жизни. И все-таки нет. Он не посмеет попробовать эту кровь снова. Это было решено. Он не посмел.

Каждый удар сердца отдавался во всем существе Джека. Боуги ждал. Он мог бы вылечить Шторма: приложить один край поврежденной плоти к другому, остановить кровотечение и заживить рану. А еще он мог бы вынести Джека в скорлупе бронекостюма в безопасное место. Если только такое место можно было найти на этой планете… Но он мог и другое… Он мог впитать его жизнь в себя и молниеносно вырасти. Боуги томился. Прокладка дрожала. На ней появились маленькие реснички, похожие на волоски. Нет, это страстное желание, видимо, еще не было достаточно сильным. Каждой частичкой своего нового, реформированного тела Боуги хотел еще раз попробовать то, что уже посмел попробовать один раз.

Боуги отпрянул от раны. Он боялся самого себя. Джек или не знал, что происходит с ним, или не обращал на это никакого внимания. Он кричал хриплым голосом:

— Я заметил песок! Все команды, все крылья, выходите на меня! Мы выступаем!

Боуги решил, что судьба Джека все еще была очень спорной, и позволил своим ресничкам устремиться к жизни.

Глава 21

Элибер проснулась от ужаса. Она кричала во сне. Простыни были скомканы и мокры от пота. Она дрожала. Ей казалось, что ее горло расцарапано черной волной страха. Она поняла все.

— О Боже мой! Это Джек!

Она отбросила в сторону скомканные простыни и в кромешной темноте выбралась из постели. Времени не было. Ей нельзя было терять ни секунды. Она схватила видеотелефон и попыталась связаться с Калином. Элибер молила Бога, чтобы святой сразу же ответил.

Была полночь. Но все-таки священник ответил на второй звонок. На экране обозначился угол комнаты для медитаций. Глаза Его Святейшества были усталыми. Вероятно, он работал допоздна.

— Элибер? В чем дело?

— Это Джек. Я знаю. О Боже! — она лихорадочно вскочила на ноги.

— Где он?

— Я не знаю! Где-то воюет. Но я чувствую, что он умирает… или уже умер.

Калин закрыл глаза, а потом снова посмотрел на нее:

— Он солдат, дорогая. И он знает, на что идет.

— Он не должен! Нет! Еще не время! Он не может умереть без меня!

— Чего ты от меня хочешь?

Надежда сразу заполнила Элибер. Ведь Калин не сказал ей, что не может ничем помочь. Она отбросила с лица взлохмаченные волосы.

— А что ты можешь сделать? Он моргнул:

— Может быть, нам помолиться вместе?

— Но я неверующая.

Он снова закрыл глаза, а потом пристально посмотрел на нее.

— Я беспомощен, Элибер. Может быть, если бы я был с ним… но то, о чем ты просишь сейчас, за пределами моих возможностей.

— Но ведь я могу тебе помочь!

— В таком случае ты должна быть рядом со мной. У нас еще есть время?

— Я не знаю, но все-таки это лучше, чем ничего. Я сейчас выйду.

Экран погас. Калин откинулся на спинку кресла. Почти все ночи он проводил в своей комнате для медитаций. Он ни о чем не беспокоился. Только размышлял. А когда приходило время спать, впадал в легкий транс. _3_н_а_л ли он? — постоянно спрашивал он себя. Некоторые миссионеры говорили, что он _з_н_а_л. Но были и другие. Те думали иначе. Это они распространяли слухи о том, что Динаро дезертировал. Конечно, Калин и сам понимал, что в любой момент может случиться беда. Ничего другого от Динаро нельзя было ожидать. Так что разумнее всего было быть начеку.

Были и другие. Те говорили, что то, что произошло, то уже произошло. Так зачем задавать вопросы? Нужно принять все как есть.

Калин потер руками виски и подумал, что он предпочел бы присоединиться к той последней группе. Он знал, что здорово ошибался, разговаривая с Элибер. Но он не знал, что это была за ошибка: преднамеренная или сознательная? У него было ощущение того, что ои сможет спасти друга. Вероятно, это так. Но что сделано, то сделано. Калин снова погрузился в транс. Ему показалось, что прошел один миг, когда сонный взъерошенный Джонатан привел в комнату Элибер.

На ней был битийский кафтан — серебряный с голубой прошвой. Волосы тугим узлом лежали на затылке. Элибер вбежала в комнату и схватила Калина за руки. Ладони ее были холодны, как лед.

— Он все еще там, — сказала она хриплым голосом. — Но я теряю его. Калин усадил ее рядом с собой и сказал:

— Ты, наверное, думаешь, что я пообещал больше, чем могу?

Элибер пристально посмотрела ему в глаза:

— Я думаю, что ты сделаешь все, что сможешь сделать.

Он помолчал, а потом осторожно спросил:

— Хорошо. Ты знаешь, почему меня зовут Святым?

— Ходят слухи, что ты воскресил мертвого.

— Это не слухи, — сказал он и почувствовал себя очень неловко. — Просто он умирал у меня на руках. Впрочем, врачам ведь постоянно приходится это делать.

— Но вы ведь были на миссионерской заставе!

— Да. Условия там действительно очень примитивны. Но только не спрашивай меня, как я это сделал. Я не знаю этого сам. Я знаю только одно: я вдруг рассвирепел от мысли, что он должен умереть. Я не мог видеть этой унизительной смерти. Все его тело было изуродовано… он оказался в пещере, на пути к школьникам. Они пошли туда, чтобы познакомиться с наскальными рисунками. Их настигло землетрясение. Дети очень испугались, но остались живы. А я тогда был молодым. И был зол на то, что кто-то должен умирать такой ужасной смертью.

Калин посмотрел в сторону и попытался вспомнить:

— Я помню: я держал его очень крепко. Я уже приготовил его тело для того, чтобы отдать вдове. Пищевод был забит землей. Я очистил горло и сложил поломанные руки. А потом обмыл тело. И вдруг на меня нашла ярость. Я обнял его крепко-крепко и подумал: “Я никогда больше не обращусь к Богу, если он не сделает _э_т_о_г_о”. И он сразу же вздохнул. Вот так. Об этом я еще никому не говорил.