К.И.С. - Александр Уралов

Меня поразило, с какой суровой нежностью стражники заботились о нас! Мне помогли подтянуть стремена по росту, а для Джироламо припасли специальное седло, в котором он мог сидеть, не мучая свою покалеченную ногу. Джироламо отказался переменить костюм, и его студенческая куртка казалась блёкло-серой на фоне разодетой знати.

Стражники были облачены в особую форму: черные плащи украшены фамильным гербом Стивенсов, который, похоже, становился гербом новой страны… Пусть предстояло ещё воевать и победить! Однако моё сердце переполняла гордость за то, что воины пойдут в бой под моим знаменем, украшенные моими гербами.

Сейчас все сердца бились в одном порыве. Наверное, именно в такие минуты рождается единая нация, и ещё долгие столетия напряжение этого душевного подъёма будет находить отзвук в сердцах последующих поколений.

О, я опять прослезился…

Итак, миновав огромные толпы народа, мы въехали вслед за епископом в ворота замка. Во дворе стройными рядами стояла личная дружина лорда Уиндема. Сам старый лорд с сыном на руках приветствовал нас поднятием меча. Я думал, что сердце моё сейчас выпрыгнет из груди. Вдали послышался гром, и свежий порыв ветра рванул стяги.

— Этот ветер несёт нам победу, — просто сказал лорд. — Небо затягивают тучи, но сердца наши проясняются светом. Идите!

Мы вошли под своды часовни. Снаружи донесся многотысячный гул и вдруг смолк. Вначале тихо, а затем все громче и громче зазвучала старинная песня. Это было страстное обращение к Богу, ко всему лучшему, что ни есть на земле, к высшим силам, ко всему пламенному и чистому, что есть в людских душах…

Епископ, с трудом сдерживая волнение, начал молитву. Слова её вплетались в мольбу псалма. Гром грохотал теперь уже непрерывно. Те, кто остался снаружи, говорили потом, что гигантский круговорот туч совершенно внезапно накрыл собою замок. Молнии били в шпили, гром гремел так, что люди не слышали сами себя.

Внезапно все стали показывать вверх. Люди снимали шлемы и шапки и крестились.

К лорду Уиндему подскакал вестовой. Испуганный скакун плясал под ним, косясь чёрным глазом, и порывался подняться на дыбы.

— Милорд! — закричал вестовой, — О Боже, милорд, вы должны это видеть!..

— Что? — почти теряя сознание от волнения, прокричал Уиндем, закрывая полой плаща сына, и машинально ещё крепче прижимая его к себе.

Всадник что-то кричал, показывая вверх, смеясь и плача одновременно. Удар грома, и конь, прыгнув, унёс его куда-то вбок. Сумерки стремительно сгущались в ночь, распарываемую яростными вспышками молний.

В этом неверном свете Уиндем увидел, как часть его свиты, находившаяся ближе к воротам, неотрывно смотрит вверх. Дружинники что-то бессвязно кричали. Строй смешался. Многие спешились и опустились на колени. Даже сквозь раскаты грома лорд слышал, как снаружи доносятся мощные волны стотысячного хора. Уиндем пришпорил коня и поскакал в сторону ворот. У первой шеренги он круто развернул скакуна.

— Отец, смотри! — громко закричал ребенок и засмеялся. — Смотри!

Там в небе, гигантской, черной, как смоль, ошеломляющей спиралью стремительно закручивался ураган. Молнии плясали, как сумасшедшие колючие змеи, раскалывая обезумевшее небо.

Но высоко-высоко, в той точке, где, казалось, сходятся все вихри, в точке, вокруг которой бушует вся ярость мира, где ещё позавчера, на самой вершине сидел я, спокойным и ровным светом горел серебряный крест…

… Рыцарь открыл глаза. Странное свечение, исходящее от него, не исчезло. Пылала серебряная звезда на груди, а меч казался раскаленным добела. Он спокойно поднялся со своего ложа и медленно обвёл взглядом всех, собравшихся в часовне.

Никогда я не видел в его взгляде такой отрешённой сосредоточенности.

Чувствовалось, прямо-таки физически чувствовалось, что он сосредоточил в себе некий узел немыслимо закрученных потоков энергий и миров.

— Пора. Пришло время битвы, — сказал он и шагнул к выходу.

Потрясенный епископ, обессилев, повис на руках стражников. Ролан почти бегом бросился вперед, отстраняя оцепеневших людей рукой в бронированной перчатке.

Рыцарь медленно шел за ним. Какая-то неведомая сила сковала мои уста. Я шел за Рыцарем, а рядом со мной, почти не хромая, Джироламо. Вскакивая на коня, я мельком взглянул на студента. Меня поразил огонь, горящий в его глазах. Глаза его неотрывно следили за каждым движением Рыцаря, он подался вперёд, сжимая тонкий, безупречно отточенный меч…

— Ну, с Богом, Джироламо, — сказал я. — Сегодня мы должны быть рядом с нашим другом.

Джироламо взглянул на меня, и я с удивлением увидел на его лице радость. Вот что за огонь горел в его глазах! И опять чувство дежавю властно сжало моё сердце.

— Хороший день для того, чтобы умереть, Стивенс, — сказал юноша.

Под грохот урагана и леденящие душу звуки труб мы выехали из замка. Гул прокатился по многотысячным толпам войск. Рыцарь осадил коня и несколько минут просто стоял молча. Дружины спешно восстанавливали ряды.

Позади всадника высилась громада замка, освещаемая молниями. Бешеный водоворот низко летящих туч превратил небо в кошмар и хаос. Крест на главной башне полыхал всё ярче. Только он и излучавшая свет серебряная фигура рыцаря казались спокойными во всём обезумевшем мире. Через несколько минут, которые мне не забыть никогда, Рыцарь поднял руку. Он не сказал ни слова, а лишь указал на крест, яростно горевший в немыслимой высоте, и медленно протянул руку вперед…

О, Господи, я снова реву, как простой котёнок…

Неистовым потоком обрушилась конница. Хлопали, раскручиваясь полотна знамён над летящими насмерть закованными в железо людьми, звенели сухие, еще не впитавшие в себя кровь, клинки. Многоголосый рев оглушал, сметал и рвал сумерки дворцовых площадей. Звёздными искрами сыпались тысячи факелов.

Мириады ударов, криков, яростных кличей и воплей ураганом бесновались на огромном протяжении битвы. Сметая все на своем пути, оставляя сотни тел, отравленных смертельными ударами стали, люди дрались, своею кровью и муками изрубленной плоти утверждая рассвет. Ржали кони, озверевшие в разъяренном аду резни, и равнодушно нависала над нами громада Башни Великих Тайн.

Навстречу на непрерывно текли геометрически правильные ряды закованных в железо и кожу врагов. Шелковые знамена свистели на ветру. В воздухе, пропитанном жирной копотью, мелькали тысячи отвратительных нетопырей, огромным сгустком повисших над сечью. Звериные орды вурдов мертвыми клещами впивались в наши ряды. Вертелись топоры, мечи, копья и это месиво огня, плоти и железа пронизывали непрерывно возникающие прочерки стрел.