Жаркое лето 1953 года в Германии - Николай Платошкин

Вскоре Сталин и весь мир узнали, что настоящий ответ Запада на мирное наступление СССР весной 1952 года был совсем другим, а нота от 13 мая была призвана лишь потянуть время. Дело в том, что 9 мая (как и требовали американцы) был, наконец, парафирован договор о ЕОС. Аденауэр до конца апреля вообще не информировал свое правительство и бундестаг о содержании обоих договоров. Но в конце апреля он вынужден был показать их Генриху фон Брентано, который курировал во фракции ХДС/ХСС вопросы внешней политики. Хотя фон Брентано считался сторонником канцлера, он был потрясен содержанием Общего договора. Во-первых, статья VIII, п. 3 этого документа (Брентано не знал, что автором данного пассажа является сам Аденауэр) фактически связывала руки будущему общегерманскому правительству, обязывая его взять на себя все международные обязательства ФРГ. А это, в свою очередь, делало воссоединение Германии практически невозможным. Во-вторых, союзники оставляли за собой право снова взять верховную власть в свои руки в случае чрезвычайных обстоятельств. Брентано прямо заявил Аденауэру, что в таком виде договор в бундестаге не пройдет[123].

В те же дни (25 апреля 1952 года) основной партнер ХДС/ХСС по правящей коалиции СвДП образовала в Баден-Вюртемберге коалицию с СДПГ, а не с христианскими демократами. Аденауэр со всей ясностью осознал, что в случае провала Общего договора в бундестаге в Бонне может в одночасье появиться правительство из СДПГ и СвДП во главе с Шумахером. Используя лидера СДПГ как новую «страшилку», Аденауэр попытался побудить западные державы убрать из Общего договора все ограничивающие суверенитет ФРГ пункты и снизить расходы немцев на содержание западных оккупационных войск. Но Верховные комиссары были непоколебимы, так как по-прежнему не доверяли «демократическому перевоспитанию» немцев. Министр финансов ФРГ Шеффер пригрозил подать в отставку, а СвДП официально уведомила канцлера 6 мая 1952 года, что выйдет из коалиции, если Общий договор останется в прежнем виде.

Аденауэр оказался перед самой реальной с 1949 года опасностью полного краха своей политической карьеры. Причем виноваты в этом были коварные русские, смутившие умы населения ФРГ своими нотами. Вице-канцлер от СвДП Блюхер прямо писал Аденауэру, что если в договоре будет содержаться обязательство единой Германии признать все международные обязательства ФРГ, то это «подкрепит советский тезис о том, что этим закрывается любая возможность переговоров о воссоединении Германии»[124].

С 10 мая 1952 года в Бонне проходил непрерывный марафон заседаний правительства и руководителей фракций коалиционных партий в бундестаге. Несмотря на все красноречие, Аденауэру не удалось убедить даже своих министров в целесообразности статьи VII. 20 мая канцлер был вынужден капитулировать и согласиться на изъятие упомянутой статьи из Общего договора. Но сторонники воссоединения Германии рано праздновали победу. По просьбе Аденауэра в «обработку» строптивых депутатов включился прилетевший в Бонн на подписание договора госсекретарь США Ачесон. Он встречался с немецкими парламентариями 25 мая 1952 года он заявил, что ликвидация статьи VII будет воспринята в мире как крупнейшая дипломатическая победа СССР, а этого допустить никак нельзя. Но он, Ачесон, привез с собой новую компромиссную формулировку злосчастной статьи: три державы согласны распространить на единую Германию положения Общего договора и договора о ЕОС, если сама единая Германия примет на себя эти обязательства. Если же не все державы-участницы обоих договоров согласятся на это, то ФРГ все равно обязуется не заключать соглашений, противоречащих правам трех западных держав-победительниц, вытекающим из упомянутых договоров. Формулировка была, собственно, еще более кабальной для ФРГ, но спорить с американцами в Бонне не привыкли. Депутаты бундестага бесславно капитулировали, и 26 мая 1952 года Общий договор между ФРГ, Францией, США и Великобританией был подписан в Бонне. На следующий день в Париже был подписан Договор об образовании Европейского оборонительного сообщества.

По этому договору (заключался на 50 лет между Францией, ФРГ, Италией, Бельгией, Голландией и Люксембургом) ФРГ разрешалось иметь собственную армию (хотя и интегрированную в ЕОС) в 12 дивизий. Вся военная группировка ЕОС подчинялась руководству НАТО. США и Великобритания, не будучи членами ЕОС, гарантировали его безопасность.

Оба договора — Общий (официально он назывался «Договор об отношениях между Федеративной Республикой Германией и тремя державами»; Аденауэр, чтобы замаскировать фактически сохранившуюся оккупацию, гордо назвал его «Договором о Германии», подразумевая, что теперь ФРГ наконец обрела суверенитет) и договор о создании ЕОС еще подлежали ратификации во всех странах-участницах.

Таким образом, американцы спасли Аденауэра и похоронили все надежды на скорейшее объединение Германии. Шумахер воскликнул, что те, кто от имени ФРГ подписал оба договора, перестали быть немцами. Для Советского Союза и ГДР встал вопрос: какую же линию теперь стоит проводить в германском вопросе, если были отвергнуты самые радикальные уступки со стороны Москвы и Восточного Берлина?

Глава IV

Социализм против НАТО. ГДР и ФРГ на фоне германского вопроса (май 1952 — март 1953 года)

Считается, что «нотная война» вокруг Германии в 1952 году закончилась поражением СССР и победой Запада. На самом деле проиграла единая Германия, а победили Ульбрихт и Аденауэр. Руководство СЕПГ было весьма напугано «нотой Сталина». Позднее, уже после XX съезда КПСС, Ульбрихт говорил, что эта нота таила в себе большую опасность: «Немецкое рабоче-крестьянское государство» было в начале 1952 года еще слишком слабым и могло не выдержать испытания на прочность, если бы Запад всерьез воспринял советское предложение о заключении мирного договора и объединении Германии. Теперь, в мае 1952 года, после фактической ремилитаризации ФРГ, у СССР просто не оставалось другого выхода, кроме как всемерно укреплять ГДР в качестве противовеса Западной Германии, чтобы не утратить равного с Западом соотношения сил в дипломатической борьбе вокруг Германии. А это было на руку Ульбрихту и его сторонникам, которые давно тяготились тем, что Москва не дает «зеленый свет» строительству в ГДР социализма.

Примечательно, что аналитики в госдепартаменте США и министерстве иностранных дел Великобритании предсказывали, что заведомо неконструктивный ответ Запада на советские инициативы вынудит Москву укрепить ГДР, в том числе путем расширения властных полномочий СЕПГ и создания восточногерманской армии. Впрочем, для подобных прогнозов не требовалось особых провидческих способностей: если создавалась армия в ФРГ, причем интегрированная в ЕОС (а фактически — в НАТО), то СССР подвергал бы свою безопасность большому риску, не отвечая в таком же духе в ГДР.

Еще в конце февраля 1952 года ЦК СЕПГ принял решение созвать вторую конференцию партии. Однако ее тема объявлена не была, так как все зависело от результатов «нотных переговоров» СССР с западными державами. Еще в 1951 году Гротеволь и Пик говорили лидеру Итальянской социалистической партии Пьетро Ненни, что СССР требует от них «больших жертв» и что, возможно, вскоре СЕПГ окажется в единой Германии на том же положении, что и ИСП в Италии (то есть в роли парламентского меньшинства).

Однако уже первая ответная нота западных держав 25 марта 1952 года показала советскому руководству, что никакой серьезной надежды на прорыв в германском вопросе нет (это был совершенно правильный анализ). Лидеры СЕПГ решили приехать в Москву, чтобы на месте выяснить дальнейшие намерения Сталина и «пробить» наконец санкцию на строительство в ГДР полнокровного социализма.

1 и 7 апреля 1952 года Пик, Гротеволь и Ульбрихт встретились в советской столице со Сталиным, которого сопровождали Молотов, Маленков, Микоян и Булганин. Сталин сказал, что шансов создать единую демилитаризованную Германию практически не осталось. Договор по ЕОС практически готов, поэтому ГДР без лишнего шума следует немедленно приступить к укреплению казарменной народной полиции, чтобы в любой момент быть готовыми к развертыванию на ее основе «народной армии» в составе примерно 30 дивизий (то есть 300 тысяч человек, так как советские дивизии были почти в два раза меньше американских и будущих западноевропейских по численности[125]). Советский лидер также заявил, что отныне казарменная полиция будет получать современное вооружение из СССР. Чтобы подготовить население ГДР к такому неожиданному повороту дел, предполагалось немедленно свернуть пацифистскую и антимилитаристскую пропаганду. Наоборот, ССНМ, как и советский комсомол, должен был отныне воспитывать молодежь в духе готовности защищать свою родину — ГДР — от внешнего врага. По мнению Сталина, подписание Боннского и Парижского договоров приведет к усилению террористической деятельности Запада против ГДР, поэтому необходимо срочно укрепить демаркационную линию между обоими германскими государствами, превратив ее в нормальную границу[126]. Непосредственно на линии соприкосновения должны были стоять немцы, а во втором эшелоне советские войска.