Карусель душ - Пенн Кэссиди

Честно говоря, это было намного лучше, чем реальность, с которой я сталкивалась каждый день, когда была жива.

Я хотела этого. Мне это было нужно.

Я сделала еще один глубокий вдох, прежде чем открыть глаза и уставиться на безжизненное тело на кровати.

Приняв решение, я позволила своим глазам закрыться. Время, которое когда-то стояло почти совершенно неподвижно, внезапно изменилось. Покалывание сознания пронзило меня, и я качнулась вперед, нетвердо держась на ногах. Мои глаза распахнулись, и внезапно комната наполнилась красочной жизнью. Шум города ревел у меня в ушах, занавески колыхались на ветру, по стене стекала кровь, а из коридора доносились отдаленные звуки учащенного дыхания человека.

Я уставилась на тело на кровати, больше не чувствуя ни единой искры жизни внутри нее. Она была мной, но в то же время и нет. Это было так, как если бы я внезапно и насильно сбросила свою кожу и вышла из нее. Она была пустой и безжизненной, холодной и мертвой.

Мир потемнел, и какая-то неземная сила потянула мое тело, пока я не почувствовала, что меня протаскивают сквозь ледяную воду. Я закричала, но не издала ни звука. Все, что я могла сделать, это позволить этому овладеть мной. Моя спальня исчезла из виду, и через несколько секунд я снова обнаружила себя стоящей перед высоким зеркалом со светящимися веве.

Я отшатнулась, все мое тело гудело от энергии. Теодор стоял точно на том же месте, где он стоял, когда я уходила, но теперь Баэль стоял напротив него по другую сторону зеркала. Они наблюдали за мной, их глаза сканировали меня с головы до ног.

Губы Баэля были широко раскрыты, и широкая довольная улыбка сказала мне, что он испытал облегчение и не удивился моему выбору. Тео напряженно наблюдал за мной, его грудь поднималась и опускалась быстрее, чем обычно, он крепко сжимал трость.

— Bienvenue à la maison, mon amour (Добро пожаловать домой, любовь моя), — сказал Баэль, делая плавный шаг ко мне. — Ты сделала мудрый выбор. Я счастлив сказать, что полностью верил в тебя.

Все еще дрожа, я сумела улыбнуться в ответ, встряхнув руками, как будто хотела заземлиться и вернуться к реальности, что было иронично, учитывая тот факт, что теперь я официально была мертва и жила в чистилище.

— Я правильно поступила? — Спросила я, разглядывая двух мужчин.

— Ты бы не выбрала иначе, — успокаивающе сказал Тео.

Я перевела дыхание, чувствуя себя теперь немного спокойнее.

— Есть еще одна вещь, которую я хочу сделать, но я не уверена, что это возможно, — сказала я, глядя в затемненное зеркало, которое теперь показывало только наши три отражения. — Это твое царство, Тео. Я не хочу никому наступать на пятки.

Тео шагнул ко мне, поднял мою руку и поднес к своим губам. Он нежно поцеловал костяшки моих пальцев, его черные глаза пристально посмотрели в мои.

— Мое царство в твоем распоряжении, любовь моя. Тебе не нужно спрашивать моего разрешения.

Мои глаза чуть не вылезли из орбит. Любовь моя… Мне нравилось, как звучат эти слова на его губах. Все мое призрачное тело согрелось от удовольствия. Я просто надеялась, что бабушка прислушалась ко мне. Теперь, когда я была мертва, время снова пошло своим чередом, и я надеялась, что она подождет три дня, прежде чем позвонить в полицию и разыскать меня. Мне нужно было кое-что закончить, прежде чем они заберут меня.

Я снова посмотрела в зеркало и подошла поближе к стеклу, Баэль и Тео расступились передо мной, давая мне пространство. Я положила ладонь на раму, и веве, окружавшие стекло, начали светиться фиолетовым светом. Я почувствовала, как энергия веве пробежала по моим конечностям. Это было не так, как раньше, когда я проводила Лиама. Это было более мощно и всепоглощающе.

Вскоре стекло начало рябить и меняться, наши темные отражения рассеялись, и на их месте появилась другая фигура. Я сразу узнала комнату.

Остин уставился на меня из зеркала, его лицо было пепельного цвета, глаза налиты кровью, а руки, вцепившиеся в стойку в ванной, дрожали. Его парадная рубашка была забрызгана темнеющей кровью, как и его руки, лицо и светлые волосы. Они были зачесаны назад, как будто он неоднократно проводил пальцами по прядям.

— Посмотри на этого жалкого дурака, — выплюнул Баэль. В его голосе было больше яда, чем я думала, что он способен. Его голубые глаза были темны, как глубины океана, и в них была чистая ярость. — Я хочу трахнуть тебя, пока его труп рядом, — прорычал он.

— Я с удовольствием подержу его, пока ты выковыриваешь глаза из черепа, — добавил Тео. Переводя взгляд с одного на другого, я наблюдала, как Теодор сжимает пальцами свою причудливую трость, как будто ему требовалось много силы воли, чтобы держать себя в руках. Его черные глаза были прикованы к Остину, как у жнеца, готовящегося поглотить восхитительную душу.

Я поняла, что смотрю на Остина с выгодной позиции зеркала в ванной. Он не мог видеть меня, но я могла прочитать каждую эмоцию в его глазах. Я практически ощущала ледяные завитки страха, клубящиеся вокруг него. Не то чтобы я думала, что он сожалеет о том, что сделал. Он только боялся того, что это означало для него.

— Он никогда не был достоин тебя, грустная девочка, — процедил Баэль сквозь стиснутые зубы. — Он не заслуживает следующего вздоха, который сделает.

Внутри меня поднялась волна ярости, и мне показалось, что моя кровь закипела. Стиснув зубы, я сжала пальцы в крепкие кулаки, мое дыхание ускорилось.

Это был мужчина, которому я доверила свою жизнь. Мужчина, которого я обещала любить до конца. Я просто никогда не предполагала, что он может оказаться тем, кто положит этому конец. Он оказался не тем человеком, за которого я его принимала. Он был убийцей. Насильник-садист, которому я слишком долго позволяла причинять мне боль.

Моя ярость захлестывала с головой, и все, чего я хотел, — это выплеснуть все это наружу. Я стиснула зубы и ударила кулаком по поверхности зеркала, моя рука исчезла прямо сквозь него. Остин закричал от ужаса и отшатнулся назад, его покрасневшие глаза расширились от страха. Я на мгновение заколебалась, но затем шагнула вперед, войдя прямо в зеркало, как в открытую дверь.

Я вынырнула с другой стороны, мои мысли лихорадочно соображали, пока я осматривалась по сторонам. Я стояла на мраморной столешнице, а Остин прижался к дальней стене нашей ванной, его лицо было искажено ужасом и замешательством.