Земская ведьма. Летняя практика - Дара Мар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошел дождь.
Тяжелые капли бухались с неба, размывая и без того плохую тропу. Повезло, что след не угасал, но я все равно ускорила шаг. Я знала, что чем быстрее пойду, тем скорее дойду до цели. Но какой? Что мне хочет показать лес?
Я так сосредоточилась на синей полосе, что не заметила, как рукой задела что-то липкое. Поднесла ладонь к лицу и брезгливо скривилась. С пальцев стекала мерзкая черная жижа. Которая почему-то пахла кровью…
Меня как молнией ударило. Я вскинула голову и невольно отступила, не решаясь больше сделать ни шагу. Передо мной были все те же елочки, кусты брусники, лещина и папоротник, но уже… другие.
Больные.
Деревья покрывал странный белый налет, по земле вместо мхов стелилась плесень. Паутина опутала ветви орешника, и плоды росли на нем уже мертвые. Стволы сосенок источали черную, вязкую смолу с запахом железа. Это ее я случайно задела рукой.
Ну и гадость!
Еще пахло гнилью и разложением. Я обернулась, потом, наоборот, посмотрела вперед. Через пару метров лес снова приобретал первозданный вид. Участок с мертвыми деревьями кончался, но не резко, а будто бы постепенно. Крайний к границе куст брусники с одной стороны был нормальным, а с другой уже начинал отмирать.
Больше всего эта земля походила на кляксу. И клякса расползалась дальше и дальше… Как лишай.
Я тряхнула головой, и тут заметила в отдалении от синей полосы еще следы – насыщенного изумрудного цвета. Следы по форме походили на мои. Значит, тут тоже прошла ведьма? Или колдун?
Наверное, теперь мне надо идти по ним. Правда, следы проходили через мертвую землю, но куда деваться… Подняв подол сарафана, я осторожно двинулась вдоль изумрудной цепочки, однако у «пограничного» куста брусники остановилась. Следы человека обрывались. Дальше начинались следы волка.
И собственно стоял сам волк. С удивительно человеческими голубыми глазами.
Волк открыл пасть и грянул гром.
А я закричала и проснулась.
Глава 2
В избу заглядывали первые лучи рассветного солнца. Я подслеповато сощурилась и заметила, что подоконник и лавка под ним мокрые. Забыла вчера закрыть окно, и ночной дождь все промочил. О!
Мне вспомнился сон. Голубые волчьи глаза, мертвый лес, светящиеся следы… Какой детализированный кошмар... Наверное, из-за пережитого стресса все спуталось…
- Ты чего кричишь? – забеспокоился Фыр, который уже встал (или не ложился вовсе?). Еж подполз к печи и обеспокоенно взглянул на меня своими глазками-бусинками.
Вскоре рядом с ним появился заспанный Федор.
- Ну и кто домовых в такую рань поднимает? Выходной же!
- Разве я кричала?
- Еще как! – в один голос согласились фамильяр и хранитель.
Как неудобно получилось…
Я неловко слезла с печи, чувствуя боль в правой руке. Отлежала что ли? Все еще толком не проснувшись, я взглянула на ладонь и ойкнула. Часть пальцев покрывали красные пятна, будто я обожглась крапивой. Вспомнив, что именно на этом месте во сне была черная слизь, меня пробрал озноб. А если?... Да нет, это просто совпадение.
Сейчас сполоснусь в баньке и все пройдет.
- Я скоро! – крикнула я и, прихватив новый сарафан, побежала мытья – вчера на это просто не осталось сил.
Благо после дождичка тазы у бани опять были полны воды и мне не пришлось топать к колодцу. Кстати, поскольку Маришка теперь невеста, я могу попросить ее искупаться в моей бане, чтобы заиметь банника. Тогда не придется тратить силы на нагрев воды и подготовку березовых веников. Вот повезло!
Я взяла хозяйственное мыло и принялась намываться, словно пытаясь вместе с грязью смыть еще и воспоминания о ночном кошмаре. Меня очень смущало красное пятно на руке.
Должно быть, вчера задела об колючку или что-то подобное и просто не заметила, а потом мне приснился сон и вот…
Хотя волк был на редкость реалистичным. И это ощущение холода… Бррр!
Я специально вылила на себя таз ледяной воды, но это не помогло. Тревога осталась.
И только усилилась, когда, выйдя из бани, я заметила под окном избы черный куст сгнившей крапивы. Той самой, куда я вчера выкинула найденные в иголках Фыра шишки и мертвые листья.
А вот это уже серьезно…
Я ворвалась в сарай Терентия, который только-только проснулся. Он неожиданности скотина грохнулась набок и, кажется, притворилась мертвой.
- Да это я, припадошный!
Козел на первый взгляд выглядел совершенным здоровым. Я рассмотрела его зубы и язык и даже (страшное дело!) заглянула под хвост, однако никаких признаков заражения неведомой болезнью мною обнаружено не было.
Тогда я побежала осматривать Фыра.
- Ты от переутомления свихнулась чтоль? – возмущался фамильяр, пока я вертела его туда-сюда.
- Ты себя хорошо чувствуешь? Ничего не болит? – тараторила я, ощупывая каждую колючку.
- Разве что душа из-за твоего приступа сумасшествия…
БАМС!
Это хлопнула входная дверь, и в избу вошла Дарина. Вернее, влетела, неся на вытянутых руках Вольдемара.
- Я здоров! Я совершенно здоров, говорю тебе! Алина, скажи ей! – орал кошак, болтаясь в руках подруги черной колбаской.
Мы с Дариной замерли посреди комнаты. Фыр и Волька понимающе переглянулись.
- У тебя, значит, тоже… - начала подруга.
- Крапива, - сразу ответила я, зная, что хочет спросить Дарина.
- А у меня – молочай. Хорошо, что на грядки мусор не выкинула. И в избе не оставила… Что это за дрянь? И… твоя рука!
Ссадив Вольдемара на лавку, Дарина подошла ко мне. В ее глазах читалось беспокойство.
- Ну-ка дай посмотреть…
Я послушно вытянула правую руку.
- Наверное, в колючку вляпалась, - сказала я.
Дарина наклонилась и дунула на мою ладонь. А потом отпрянула.
- Это колдовской ожог, Алинка! Такие только очень темная магия оставляет. Ты черным колдовством баловалась? – сразу осудила она.
- С ума сошла? Нет, конечно… Мне… Сон один приснился. Сейчас расскажу.
Дарина выслушала меня, не перебивая. А в конце глубоко вздохнула.
- Ты из избы точно не выходила?
- Точно. Тогда бы земля на ногах осталась и платье промокло.
- Но тогда откуда след на руке? Разве можно во сне… пораниться? И вообще с каких пор тебе такие сны снятся…
- АПЧХИ! – вдруг чихнули за печкой.
Я сразу посмотрела на Федора, но он сидел рядом со мной на лавке и сам испугался.
- Гостимира что-то забыла? – предположила я.
Однако из-за печи вышла не домовичка Маришки, а старый, матерый
