Наказание сватьбой - Луи Бриньон

- Что такое? - Генриетта от возмущения потеряла дар речи на мгновение, но тут же обрела его и бросилась в атаку

- Вы не только безнравственный, но, оказывается, ещё и непроходимый тупица. Какой поцелуй? Я лучше дворовую собаку поцелую или свинью - они мне кажутся более достойными такой чести. И вообще, чем раньше вы уберётесь из моего дворца, тем лучше будет для вас. Вам понятно?

-Прямо сейчас?

Генриетта осеклась, с недоумением глядя на Луи.

- Что прямо сейчас?

- Займёмся любовью, милая!

- Чтоб ты сгорел в аду, мерзкий граф! - Генриетта в бешенстве топнула ногой и вылетела из комнаты, а вслед ей гремел смех Луи.

Несколько дней прошли в относительном спокойствии. Генриетта больше не навещала Луп, но от Жюлп ей было известно, что он чувствует себя хорошо и со дня на день поднимется с постели. Это известие неизвестно почему обрадовало её. Она не могла выносить присутствие графа, но без него Генриетте как будто чего-то не хватало. Слуги втайне благословляли графа, потому что миледи наконец-то оставила их в покое и не придиралась к каждому пустяку, как в прежние времена. Целый день напролёт Генриетту неотвязно преследовали мысли о графе. Как ни пыталась она выкинуть его из головы, он всё время возвращался обратно.

- Да что со мной, - время от времени бормотала Генриетта, - почему этот мерзавец не отстанет от меня?

Единственным выходом, который она видела и который освободит её от наваждения, был отъезд графа. Выгнать графа она не могла, следовательно, необходимо поговорить с ним и попросить его уехать. Попросить? - Генриетту передёрнуло от этой мысли. Она никого никогда не просила, но ради достижения своей цели чего только ни сделаешь. Она зевнула, прикрыв рот ладонью. Захотелось спать. Жюли сидела рядом с ней и что-то вышивала. Увидев, что Генриетта зевает, она посоветовала отправиться ей в постель. Генриетта чувствовала себя настолько уставшей, что даже не стала по своему обыкновению возражать. Она молча поднялась и отправилась наверх.

Чуть ранее Журден осторожно будил Луи.

-Монсеньор!

Негромкий голос Журдена проник в сознание Луи. Прежде чем открыть заспанные глаза, он попытался стряхнуть с себя сонное состояние, владевшее его телом.

- Монсеньор, мы принесли горячую воду, принесли бадью, как вы приказали. Вы можете самостоятельно подняться?

Луп различил в голосе Журдена беспокойство.

«Следует взять его к себе в услужение», - подумал Луи.

Он с небольшим усилием поднялся. Спина болела, но не так, как в первые дни. Луп начал разминать затёкшее тело, когда снова услышал голос Журдена:

-Я вам нужен, монсеньор?

- Нет, благодарю вас, - ответил Луи, - мне бы понадобились те две горничные, которых я видел на кухне.

- Они ждут позволения войти, монсеньор!

Луи с явным восхищением смотрел на Журдена. Тот стоял, скромно улыбаясь.

- Герцог Орлеанский не понимает, насколько хороши его слуги. В свободное время подумай о переезде, скажем, в Сансер!

-Монсеньор!

Журден низко поклонился и вышел из комнаты, а вслед за этим почти сразу вошли две горничные. Они присели перед Луи, который, ничуть не стесняясь, разделся перед ними донага и полез в огромную бадью, стоявшую посредине комнаты. Под восхищённые взгляды горничных он погрузился в воду, чувствуя приятное блаженство. Луп несколько раз окунулся головой в воду а затем стал приглаживать руками мокрые волосы. Его любопытный взгляд скользил по довольно приятным на глаз очертаниям тел горничных.

- Вы и дальше собираетесь стоять? - поинтересовался Луи.

-А что нам делать?

Луи, улыбаясь, развёл руки, показывая на тело.

-Искупайте меня! Можете не церемониться со мной. Делайте всё, что вам заблагорассудится… Ну же, смелей, -приободрил стоявших в нерешительности горничных Луи.

Отбросив всякую скромность и жеманство, две пары ручек заскользили по телу Луи. Он откинулся назад, предаваясь блаженным ощущениям.

Поднимаясь по лестнице, Генриетта решала: стоит ли навещать графа сейчас или подождать, пока он выздоровеет.

Он болен, вероятно, лежит сейчас в постели и стонет от боли, и она причина того состояния, в котором он находится. Вряд ли уместно говорить о том, что он должен покинуть дворец. «К чёрту уместность! - раздражённо подумала Генриетта. - Пойду скажу, пусть проваливает из дворца. Но это будет выглядеть очень некрасиво, - укорила её совесть. - Рано или поздно ему всё равно придётся уехать. Так что, видимо, придётся сказать сейчас». Приняв решение, успокаивающее её совесть, Генриетта направилась к комнате графа.

Приблизившись к двери, ведущей в комнату графа, Генриетта различила смех.

- Странно, - пробормотала Генриетта.

Она прислушалась. Смех повторился. И, судя по всему, смеялся не один граф. Она явно различала женский смех.

«Это не может быть то, о чём я думаю, - подумала Генриетта, её охватывала злость, - только не здесь, не в моём доме, не у меня под носом, хотя этот мерзавец на всё способен. Неужели…»

Её мысли прервали громкие взрывы хохота и чарующий голосок графа:

- Не беспокойся, милочка, это чудовище наверняка точит свои коготки и строит дьявольские планы.

Генриетта ни на мгновение не усомнилась, что эти слова адресованы ей. Не раздумывая, она распахнула дверь и тут же замерла при виде представившейся сцены.

Обнаженный Луп сидел в бадье, наполненной горячей водой. Справа и слева от него стояли раскрасневшиеся горничные. У стоявшей справа были обнажены груди, платье свисало к полу. Вторая мыла графа, положив одну ногу внутрь бадьи. Нога была обнажена до бедра. На ней… на ней лежала рука графа, и, что ещё хуже, она гладила её. При виде хозяйки горничные застыли в ужасе, словно в одночасье превратились в каменные пзваянья, а Луп - он явно наслаждался моментом. Он даже не перестал поглаживать бедро горничной, при этом не спуская пристального взгляда с Генриетты, которая была, по его мнению, в сильнейшей ярости. Но прежде чем Генриетта обрушилась на них с праведным гневом, раздался невозмутимый голос Луи:

- Желаете присоединиться, дорогая невеста?

- Вон! - изо всех сил закричала Генриетта. Горничных как ветром сдуло. На Луи же её слова

ничуть не подействовали. Он откинулся на спину, открывая Генриетте обнажённое по пояс тело. Пылая яростью, Генриетта подошла к бадье. Её прекрасные голубые глаза метали молнии в Луп.

«Она бы убила меня, если б могла», - подумал Луп.

- Бесчестный негодяй! Мерзавец! Жалкое ничтожество! Греховодник! Мерзопакостное животное! Чудовище! Ненасытная свинья! Трус!

Генриетта выговаривала слова, словно давала пощёчины.