Оранжевый туман - Мария Донченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люба чуть не задохнулась от обиды.
— То есть ты… предполагаешь, что я работаю на ФСБ?
— Взаимно, — парировал он.
Повисла странная пауза.
— Хорошо, — сказала Люба после секундной задержки, — меня вызывал Артюхин в мае шестого года. Вызывал на тему питерского саммита, я тебе о нём писала, ну и предлагал сотрудничать. И показывал твою расписку. Да, да, Нецветов, я подумала, чтобы вбить между нами клин, или поссорить… И я в первый момент поверила, а потом решила подождать, пока поговорю с тобой лично. И вот, чёрт возьми, говорю, — она засмеялась сквозь слёзы. — Ты мне веришь? — спросила она наконец.
— Верю, — ответил Виталик, — а ты мне?
— И я тебе верю, — кивнула она, — как же мне тебе не верить, Нецветов? Я же тебя люблю, — и она упала к нему на грудь, разразившись хохотом, перемежаемым рыданиями, — Нецве-етов!..
Он молча ждал, пока Люба успокоится.
— Значит, ты сжёг диссертацию, — спросила она наконец весело и в то же время серьёзно, — ничего не осталось?
— Ничего, — подтвердил он.
— А знаешь, Виталик, рукописи не горят. Я же брала у тебя её на время, помнишь?
— Конечно… — только и смог произнести он.
— Я всё отсканировала, Виталик. Ты уж прости, что не спросила твоего разрешения, мы же были в ссоре. Но знай, что отсканировала.
— И где файлы? — забеспокоился Виталик. — Они не попадут к чужим?… В свете того, что я тебе рассказал…
— Нет, не волнуйся. Я всё скопировала на диски и закопала их в лесу. В Измайловском парке. Я тебе покажу, где именно, и скопирую тебе, если хочешь. Я это сделала на всякий случай, на свой страх и риск. Так что знай, рукописи не горят, Виталик, — она снова улыбалась, обнимая его, стоявшего в растерянности.
* * *За прошедшее время дверь тира ещё больше покосилась — было видно, что ни о каком ремонте здесь и не помышляли. Но старик, продававший пульки для пневматического оружия, узнал постоянного посетителя по походке ещё за несколько секунд до того, как он толкнул деревянную дверь.
— Виталик! — радостно приветствовал он старого знакомого. — Давненько не бывал у нас, давненько… Что ж не появлялся?
— Пришлось уехать по неотложным делам, — уклончиво ответил Виталик.
В тире, кроме него, никого не было — он пришёл посреди рабочего дня. Он набрал пулек больше, чем обычно, руки ощутили знакомый холод оружейного металла и снова действовали сами, по привычке. Но, наводя оружие на мишень, Виталик видел не нарисованные круги — за ними стояли его враги, реальные, живые и тёплые.
Стивенс… Маркин… Артюхин…
Пневматические пули одна за другой ударяли точно в цель, как будто и не было полуторагодового перерыва, как будто только вчера Виталик в прошлый раз держал в руках винтовку.
Стивенс… Артюхин… Маркин…
* * *В минуты, когда в Московском городском суде оглашался вердикт присяжных, Уильям Моррисон находился в самолёте, примерно над территорией Польши, и медленно глотал через трубочку апельсиновый сок. Моррисон был в бешенстве, но сохранял полное внешнее спокойствие.
Он не смирился с неудачей, но начальство отзывало его из России.
С чем будет связана его новая работа — он ещё не знал.
Если бы это зависело от самого Уильяма, он предпочёл бы участвовать в организации маленькой победоносной оранжевой революции в какой-нибудь маленькой стране, где есть нефть и, следовательно, отсутствует демократия. При этом не столь важно, где именно. Моррисон легко приспосабливался к любому климату и часовому поясу. Он мог за короткий период времени на хорошем уровне овладеть языком страны пребывания. Только бы не попадались ему на пути упёртые типы вроде Нецветова, глупого двадцатилетнего мальчишки, которому миллион долларов предлагали, а он полез в бутылку… Или в Бутырку, усмехнулся русскому каламбуру Уильям. От таких личностей у него начинала болеть голова. Да, главное, чтобы люди, с которыми ему придётся иметь дело, свободно изъяснялись на родном для него языке — на универсальном для всех времён и народов языке торга.
Глава семнадцатая. Приметы времени
Зимой две тысячи шестого — седьмого годов умер дед Дмитрия Серёгина по матери, и в наследство ему достались машина и дача под Балашихой.
Дача не особенно интересовала Диму и его родителей — огород был запущен, да и состояние дома оставляло желать лучшего. Димино детство, особенно летние каникулы, проходило на даче отца, в нескольких десятках километров от Москвы по Савёловскому направлению.
К машинам он был всегда неравнодушен в той степени, в какой неравнодушен к ним любой мальчишка, но по-настоящему заболел автомобилями, только став владельцем собственного.
В ту весну, сдав экзамен на водительские права, он пропадал в гараже все вечера и выходные. Люба и Андрей могли не видеть его неделями, и, как им показалось, не без труда вытащили даже на встречу с Виталиком.
На работу Виталик устроился примерно на третью неделю своего нахождения на свободе. Устроил его Андрей Кузнецов в супермаркет, где трудился сам. Магазин принадлежал к одной из крупных торговых сетей, вывеска которой имеется в каждом спальном районе. В тот год в русский язык ещё только входило звучное иностранное слово «ритейлер».
В обязанности Виталика входило развозить продукты питания на тележке по торговому залу и расставлять их по полкам.
Оказалось, что это далеко не так просто, как кажется вначале. При устройстве на работу для Виталика и других новичков был проведён инструктаж, называемый здесь таким же звучным словом «тренинг». Им довольно подробно объяснили, что, как доказали психологи, взгляд человека инстинктивно задерживается в первую очередь на полках на уровне груди, и поэтому именно туда следует ставить наиболее дорогие из однотипных товаров, а более дешёвые — на самый верх или на нижние полки, при этом желательно вешать ярлычки так, чтобы ввести покупателя в заблуждение, чтобы, выбирая дешёвый товар, посетитель магазина (особенно это касается пожилых людей) ошибался и брал что-нибудь подороже. Целая лекция была посвящена приёмам правильной расстановки продуктов с истекшим сроком годности. Виталик и не представлял себе, что это целая наука.
График работы был круглосуточный, две смены по двенадцать часов — день и ночь — и два свободных дня — как их называли, отсыпной и выходной. Он сильно уставал с непривычки.
Раскладывая по белым магазинным полкам под ярким люминесцентным светом просроченные йогурты, романтический герой и несостоявшийся долларовый миллионер думал о том, что хорошо бы вернуться к работе курьером. Оно, может, менее выгодно по деньгам, но не так утомительно, к тому же в длительных поездках по городу никто не мешал думать о чём думается или читать книги.
За несколько лет такой работы Виталик перечитал множество литературы, как документальной, так и художественной, в основном на историко-героические темы. Книги были его отдушиной посреди мелочной эпохи плоских мониторов и плоских людей. Книги, стрельба и, конечно, политика.
Но пока о смене работы думать было рано, хотя, сидя ночами в Интернете, когда Люба, которой нужно было рано вставать в институт, уже спала, завернувшись в одеяло, на диване под портретами Сталина и Квачкова, Виталик наряду с политическими сайтами иногда пролистывал страницы вакансий в Москве. В первую очередь нужно было дожить до первой зарплаты, заплатить за квартиру и отдать долги.
Когда пришли первые квитанции за жилищно-коммунальные услуги, Виталик был неприятно удивлён. Он, конечно, знал о росте тарифов и неоднократно ходил на митинги протеста, но в их семье оплатой счетов всегда занималась Лариса Викторовна, и непосредственного отношения к этому Виталик не имел, так что сумма, которую ему пришлось выложить в первый же месяц, выбила его из колеи.
«Ну и сволочи», — зло думал он, стоя в очереди в Сбербанке и вертя в руках заполненную квитанцию, и злость его на строй и на время была всё темнее и реалистичнее.
Подъёмные, которые собрали Виталику друзья после выхода из тюрьмы, растаяли быстро, как последний снег этой зимы. Конечно, с деньгами выручала Ксения Алексеевна, она не настаивала на возврате, но Виталик соглашался брать у неё только в долг. Безвозмездная помощь, даже от своих, на свободе болезненно задевала его самолюбие.
Поэтому пока приходилось довольствоваться тележкой с продуктами в ярких цветных упаковках.
Зато иногда у Виталика оказывались свободными рабочие дни, и по совету Любы несколько из них они потратили на то, чтобы оформить заграничные паспорта. Ни Виталик, ни сама Люба не определяли, зачем им это нужно — да пусть лежит, есть не просит. Есть и ладно.
Несколько раз Виталик выбирался с Димкой Серёгиным к нему на дачу за Икшей. Там, в сельской местности, влюблённый в скорость Димка мог наслаждаться быстрой ездой. Он сажал Виталика рядом с собой на переднее сиденье, и они рассекали по рано просохшим в ту весну дорогам, порой выжимая из дешёвой иномарки за сотню километров в час. Это было, по выражению Димы, «феерично», он открывал окно и, фальшивя, весело кричал в воздух куплеты популярной песни: