Внешняя угроза - Алексей Фомичев

Сверток майор забросил в скворечник, стоявший неподалеку. Еще неизвестно, кто парня найдет, незачем ему лишние хлопоты.

— Уходим, — сказал он девушке. — И побыстрее.

— А что с ним?

— Через часок придет в себя.

— Это же ваш сторонник, да?

— Да. Но раскрывать себя ему я не имею права. Не убивать же? Вот и оставил… отдохнуть. Ходу. Нам надо быть на вокзале.

Титов поймал внимательный взгляд Глемм, еще раз проверил форму — свою и ее — и вышел на улицу…

На вокзал они прошли спокойно, предъявив у входа документы. Так же спокойно просидели три часа в зале ожидания. Поезд подали немного раньше, чем объявляли, но отправку задержали на полчаса. Солнце успело миновать зенит, когда паровоз, дав несколько гудков, отошел от перрона, увлекая за собой вагоны. Впереди был последний двухчасовой отрезок пути. Не самого сложного, но забравшего свою порцию нервов…

4

— Они в Чернигове! — сообщил Заремный Парфенову.

Тот бросил нож, которым чистил картошку, и прошел из кухни в комнату. Встал рядом с Заремным, чуть прищурил глаза, глядя на монитор. Синяя точка застряла рядом с неровным контуром, обозначавшим город.

— Уже там? — уточнил он.

— Практически. Более точно не скажу, но или на окраине, или движутся к центру. Долго они добирались. Почти три дня.

— А что ты хотел? Это у вас раз — и на другом конце галактики! — фыркнул Парфенов. — А у нас даже самолеты больше пяти-шести сотен километров в час не летают. Война, тылы вражеских войск. Забрасывали бы самолетом, еще вчера бы были на месте.

Заремный кивнул. Да, скорости землян пока не дотягивают даже до скорости прогулочного мобиля.

— Теперь можно в течение суток ждать от них доклада. Когда Дитриха найдут.

— Может, и раньше, — вставил Парфенов, потом вздохнул. — Если найдут. Ладно, ты посмотри пока за ними, а я начальству доложу. А то небось тоже нервничают.

Заремный пожал плечами. Связь с руководством на Парфенове, пусть докладывает. Хотя радовать пока нечем. Приезд в город еще ничего не значит.

Взгляд лейтенанта переместился на черную точку, медленно двигавшуюся километрах в пятидесяти восточнее Чернигова, неподалеку от города Мена. За последние двое суток разведгруппа Протериса совершила неплохой вояж по окрестностям Чернигова.

Судя по всему, добывали информацию у разных источников, не ограничивая себя в выборе «языков». Зная несколько прямолинейную, нагловатую манеру действий протерисканцев, можно ожидать от них нечто подобное. Хотя… поняв, куда их занесло, протерисканцы должны были поумерить пыл и вести себя более осторожно. По крайней мере до открытия «окна». Интересно, что они там наработали и к какому выводу пришли? Если вдруг решат, что Земля не пригодна для колонизации, можно всю операцию сворачивать. Но как это узнать?

Заремный усмехнулся. Выйти на связь? Открыто спросить: «Что, ребята, уходим или остаемся?» А ведь с них станется устроить схватку. Вызвать с орбиты поддержку и попробовать уничтожить противника. Три боевых пехотных робота способны наделать много дел. Земляне их, конечно, уничтожат, возможности есть, но потеряют немало народу.

Стукнула дверь, послышались неторопливые шаги Парфенова. Видимо, уже сообщил начальству. И теперь браво ковыляет обратно.

Процедуры Заремного принесли свои плоды, Парфенов не только встал на ноги, но уже довольно бодро ходил. Бегать, правда, не мог, зато делать легкую зарядку — вполне. Они оба ее и делали каждый на свой лад. Заодно Заремный познакомился с местной системой физической подготовки и поддержания формы. Надо признать, земляне достигли в этом деле немалых успехов.

Отключив компьютер, Заремный встал, махнул пару раз руками, разгоняя кровь, и вышел на кухню. Парфенов уже колдовал у ведра. Увидев Заремного, сказал:

— Все сообщил. Вечером, может, полковник заедет. Хочет сам посмотреть.

— Пусть смотрит.

Заремный присел рядом с лейтенантом, глядя, как тот ловко управляется с ножом и картофелиной.

— Ты меня обещал научить так же.

— Картошку чистить? Можно. Садись. Нож в правой руке, картошка в левой. Окуни ее сперва в воду, обмой. Вот… Теперь смотри! Срезаем тонкий слой кожуры, как можно тоньше! Вот так — раз, раз!

Заремный внимательно смотрел на руки Парфенова, поражаясь ловкости, с какой тот очищал овощ. Его самого руки пока подводили, лента кожуры была то короткой, то слишком толстой. Пару раз он резал руки острым как бритва ножом «финкой». Правда, рану тут же заживлял, вызывая восторг Парфенова.

— Не сжимай ее так сильно, это не гиря! Мягко. Как пистолет держишь! Давай, раз! Да, так. Поворачивай!.. А вот глазки надо вырезать.

— Что-о?

— Глазки! Вот эти черные! Вот так!

И Заремный старательно вырезал глазки. Для него это было вроде как игра. Готовить сам он, конечно, умел. Но это были простейшие действия с контейнерами, содержащими полуфабрикаты из армейского рациона. А тут чуть ли не первобытные ритуалы. Интересно!

Ему и в голову не приходило, что вот этот картофель для многих по обе стороны фронта был едва ли не главным продуктом питания, а самым насущным вопросом бытия стала борьба с голодом. И не все эту борьбу выигрывали…

Но такими вопросами он не задавался, с интересом смотрел на Парфенова, восхищаясь его ловкостью, умением и виртуозным обращением с ножом…

Мысли о собственных проблемах, о неудачной разведке, о задании, которое выполняет его подчиненная Глемм в нескольких сотнях километров, и о том, чем все это может закончиться в случае неудачи, ушли на второй план…

…На этот раз поезд был заполнен на две трети. Сегодня мало кто хотел ехать в Чернигов. И Титов с Глемм сидели в купе вдвоем. Пользуясь моментом, Марита завалила майора вопросами. Кто такие полицаи? Почему партизаны ведут такую войну? Почему их все боятся? Кто такие каратели? Зачем русские убивают русских? И много других. Титов отвечал откровенно, не стесняясь подробностей и не очень приятных моментов.

Глемм, ошарашенная таким наплывом информации, слушала внимательно, с ее лица не сходило изумленное выражение. Если бы не постоянные напоминания Титова, она бы перешла на повышенный тон.

Целый мир, незнакомый, непонятный, неясный, со странными обычаями, привычками, условностями, открылся ей. И все это нужно было понять, осознать. Или просто принять как данность. Что не так просто.

…Жестокость в обращении с мирным населением ее потрясла. Известие о концентрационных лагерях вызвало шок. Целенаправленно уничтожать десятки тысяч людей, да еще такими изощренными методами! Зачем? Для освобождения территорий под заселение своих граждан не нужны газовые камеры, пытки, яды. Хватит простых расстрелов. Даже протерисканцы никогда не использовали пытки и мучения. Насколько известно, они проводили массовую «зачистку» только однажды и уничтожили около полусотни тысяч аборигенов. Зверства же гитлеровского режима выходили за рамки здравого смысла.

И с предателями из числа русских ничего не ясно. Для Глемм было непривычным видеть многочисленные примеры измены своему народу, стране. В войне двух цивилизаций, где линия соприкосновения противоборствующих сторон находится на спорной планете, фактов перехода на сторону врага не зафиксировано. В плен солдаты и офицеры попадали, это правда, года полтора назад был даже произведен обмен пленниками на орбите соседней планеты. Но воевать на стороне противника?… Как? Зачем?

А здесь отряды, составленные из местных сторонников немцев, зверствуют по отношению к населению и партизанам даже больше, чем их новые хозяева! Откуда такая злоба на свой народ? На ни в чем не повинных женщин, детей, стариков?

Можно, конечно, предположить, что майор обманывает. Но Марита видела, с какой болью он рассказывал ей все. Заподозрить в обмане трудно. Да и зачем ему врать? Перетянуть на свою сторону? Но что ему с симпатии одной инопланетянки?

Да Глемм и сама видела этих самых полицаев. Видела вагоны с пленными, одетыми в полосатую робу. В узкие, забранные решеткой оконца выглядывали изможденные, бледные, худые лица.

После того, как состав с пленными прошел, Титов минут двадцать сидел молча, играл желваками. На его лице была такая мука, что Марита не решилась ничего спрашивать. А потом он сам все рассказал.

Как понять происходящее? Как осознать? Или вовсе не стоит этого делать? Майор предупредил, чтобы она глубоко не вникала во все. Чтобы не начать ненавидеть немцев. Ведь с ними предстоит еще работать.

— Забудь пока, — сказал он. — Не думай. А то будешь волком на них смотреть, ничего хорошего не выйдет. Я и сам себя успокаиваю постоянно. Не то возникает желание выхватить оружие и стрелять, пока самого не убьют.

И Марита попробовала не думать. По крайней мере не переносить мысли на эмоции. Хотя отвращение к тем, кто убивает мирных жителей, не проходило.