Нашествие 1812 - Екатерина Владимировна Глаголева

всё же побрел вслед за уходившим народом. Полицейский агент старался не терять его из виду, не попадаясь при этом на глаза.

…Лакеи внесли в зал светильники: солнце скрылось, не сидеть же в темноте. Громкие разговоры постепенно стихли до шепота, шепот сменился тишиной. Дамы обмахивались веерами, мужчины переходили с места на место. Радостное возбуждение уступило место тревоге, улыбки выцвели, лица вытянулись и побледнели. Раз или два чьи-то губы еле слышно произнесли: «Государь погиб». Часы на Спасской башне пробили десять; в раскрытые окна долетел шум множества голосов с Красной площади.

– Бунт, – тихо сказал Николай Никитич Демидов и коснулся похолодевшей рукой покрытого испариною лба.

«Бунт, бунт», – пробежало по залу, слившись в глухой гул. Василий Дмитриевич Арсеньев, губернский предводитель дворянства, быстрыми шагами направился к выходу; все смотрели неотрывно на затворившиеся за ним двери, как если бы из них должен был явиться Пугачев. Но появился вновь Арсеньев: государь жив и здоров, в Москву приедет завтра и прислал курьера известить о том народ, собравшийся на площади.

…Старенький священник из церкви в Филях стоял у самой дороги в полном облачении и с крестом в руке; Александр велел остановить коляску, вышел, поклонился земно и приложился к кресту. У последней станции перед Дорогомиловской заставой толпился народ; от принесенных с собой фонарей было светло как днем. Ростопчин объявил, что государь сегодня в Москву не поедет, заночует здесь, но люди не расходились; насилу удалось уговорить их не впрягаться в коляску вместо лошадей.

* * *

Дно Двины оказалось очень неровным, сооружение моста подвигалось медленно – хорошо, если к вечеру закончат. Удино приказал перебросить батальон пехоты на правый берег для охраны рабочих. Завтра его корпус переправится через реку и заставит Витгенштейна отступить от нее. Маршал изучал чертеж предмостного укрепления, набросанный инженерным полковником, когда явился ординарец с приказом от маршала Мюрата: срочно идти левым берегом к Полоцку с одной пехотной дивизией и тяжелой кавалерией, а еще одна дивизия пусть перейдет на правый берег. Начальник штаба уселся за походный столик, приготовившись писать распоряжения, но голос Удино был заглушен громким шумом и плеском воды: часть моста обрушилась, переломившиеся бревна опасно раскачивались на канатах. Дьявол! Так они к завтрему не успеют. Да и артиллерия не сможет пройти без помех по такому хлипкому сооружению. К черту переправу! Весь второй корпус двинется на Полоцк; авангарду выступить этой ночью.

…С рассветом несколько разъездов Гродненских гусар перебрались на левый берег Двины и тотчас помчались на разведку, в то время как пехота, перейдя вслед за ними по шаткому мосту, выстраивалась в боевом порядке у еврейского кладбища. К полудню гродненцы вернулись, притащив с собой две сотни пленных разных национальностей, среди которых было и несколько испанцев со своим офицером, передавшихся русским добровольно: они уверяли, что их заставляли служить Наполеону под угрозой расстрела. Русские и испанцы обнимались, менялись шапками; от избытка чувств стреляли в воздух из пистолетов…

Французы! От берега со всех ног бежали безоружные солдаты пекарской команды: там, за рекой, уже бой, наши схватились с французом, неровен час, скоро будут сюда! Майор Сабо приказал трубить тревогу и зажечь все пекарни, чтоб не достались неприятелю.

Горит! На нашем берегу, у переправы! Значит, французы перешли-таки через реку. Генерал-майор Казачковский приказал поджечь все магазины и недавно построенный мост, а своему отряду – отступать к Освее.

Казачковский ретируется к Освее! Генерал-майор Балк отдал приказ об отходе к Себежу.

Вечером Балк наткнулся на эскадрон Рижских драгун, шедший ему на подмогу, и получил приказ от Витгенштейна: вернуться на прежние позиции, в глупую панику больше не впадать!

* * *

Под парадной лестницей колыхалось море голов, затопившее Соборную площадь: тафтяные капоры между киверами гвардейцев и касками кавалергардов, русые и черные тупеи, сивые и светлые кудри, расчесанные на прямой пробор и приглаженные квасом, ермолки, покрасневшие лысины, повойники… При появлении императора громогласное «ура!» заглушило колокольный звон, в воздух взлетели шапки, белые платки метались над головами, подобно чайкам над водой. Генерал-адъютанты образовали живой щит вокруг государя; спустившись с Красного крыльца, они врезались в людские волны, пробираясь к Успенскому собору, подобно утлому суденышку в шторм, без руля и без ветрил. Комаровский совершенно изнемог, пока течение наконец не прибило их ко входу в храм.

«Да воскреснет Бог и расточатся врази Его и да бежат от лица Его вси ненавидящие Его!» – запел хор. Епископ Августин вышел навстречу государю с крестом и святою водою. Его слегка пришепетывающий голос журчал под древними сводами, подобно чистому лесному ручью. Заговорив о коварном завоевателе, что внес кровавый свой меч во внутренность Отечества, владыка обратился к Александру:

– Царю! Господь с тобой! Он гласом твоим повелит бури, и станет в тишину, и умолкнут волны воды потопныя. С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Он говорил так убедительно, его простое лицо с носом уточкой озарялось изнутри такою внутреннею силой, что царь испытал к нему чувство благодарности за эту безоглядную веру; по его щекам покатились слезы.

– Храбрый российский народ! – продолжал епископ, возвысив голос. – Не предаждь законов отеческих! Верностию к царю посрами лесть врага, мужеством сокруши силы его! Россияне! – Преосвященный воздел кверху обе руки. – Аще будете с Господом и Господь будет с вами! Дерзайте, стойте и зрите спасение, еже от Господа. Господь бо поборет по вас! Аминь.

После молебна царь с мокрым лицом вышел из собора, провожаемый во дворец криками «ура!». Как только он скрылся из виду, толпа вновь заколыхалась, волны сплескивались друг с другом, образуя водовороты: пронесся слух, что кремлевские ворота запирают и всех будут брать силою в солдаты. Бурные потоки устремились в разные стороны, в несколько минут площадь опустела.

* * *

В Будилове Барклай-де-Толли собирался перейти через Двину, пользуясь тем, что французы, преследовавшие его от самого Полоцка по левому берегу, были вынуждены карабкаться по холмам и сильно отстали. Понтонерам, ушедшим вперед, было приказано вернуться. Французская конница не ближе чем в трех переходах; переправившись, ударим на Оршу, раздробим силы Даву, соединимся с князем Багратионом и вот тогда дадим решительное сражение. Однако, объехав войска, главнокомандующий передумал. Люди были измучены усиленными маршами по жаре; солдатам приказали расстегнуть мундиры и снять галстуки, но они всё равно еле волочили ноги и глядели очумело. Множество печеного хлеба, заготовленного еще в Дрисском лагере, пришлось оставить из-за нехватки подвод, и теперь в полках остро ощущался недостаток продовольствия. Проныра комиссионер просил выдать ему денег для уплаты за провиант, купленный