Страна игроков - Иван Жагель

– Он что, инструктирует ее перед заступлением в наряд по кухне?! – не выдержал Стрельник. – Когда же у них закончится это производственное совещание?

– Забавная мысль… – усмехнулся Ребров.

Это замечание Игоря еще больше укрепило подозрения Виктора, родившиеся у него при изучении фотографии четырехлетней давности, где Игнатьева была снята вместе с Шелестом.

Через какое-то время Ребров и Стрельник не выдержали и пошли за очередной порцией спиртного. Когда они толкались возле бара, Игнатьева появилась в большом зале ресторана «Метрополь», одна. Она остановилась перед сценой, с любопытством прислушиваясь к тому, что играет струнный квартет.

– Пойдем, пойдем, надо ловить момент, – зашипел Ребров, буквально волоча удивленного Стрельника за собой. – А то опять к ней кто-нибудь прилипнет.

Они приблизились к Игнатьевой сбоку, так что она, увлеченная музыкой, до последнего момента их не видела.

– Добрый вечер, Анна Ивановна, – сказал Виктор.

Она повернулась к ним и, после некоторой паузы, слегка кивнула, словно так и не решив: стоило ей здороваться или нет? Надо было быть опытным физиономистом, чтобы обнаружить на ее лице хотя бы легкие оттенки дружелюбия.

– Позвольте представить вам моего коллегу Игоря Стрельника, – немного развязно продолжил Ребров.

Игнатьева, даже не взглянув на Стрельника, холодно заметила:

– Одного знакомого журналиста, я имею в виду вас, мне оказалось более чем достаточно.

Игорь выпучил глаза и слегка кивнул в сторону: мол, пора отваливать. Однако Виктор уже почувствовал то взведенное состояние, которое всегда появлялось у него при встрече с этой женщиной.

– Да, я обратил внимание, что вы предпочитаете заводить знакомства не с журналистами, а, скажем, с правительственными чиновниками, – сказал он. Простите, не с вице-премьером ли Владимиром Шелестом я сегодня вас видел?

– Ну и что?

– Конечно, ничего. Просто я недавно обнаружил в газетных архивах любопытную фотографию. На ней вы запечатлены вместе с Шелестом в его бытность замминистра экономики. Оказывается, вы знакомы уже много лет.

– Вы что, шпионите за мной?! – вспыхнула Игнатьева.

– Ни в коем случае! – запротестовал Ребров. – Просто я все еще пытаюсь разобраться, что же реально произошло в компании «Русская нефть». Вот наши пути и пересекаются. И, думаю, еще долго будут пересекаться.

– И что же новенького вы здесь откопали? – презрительно усмехнулась она. – Весьма любопытно.

– Если вам интересно, могу поделиться своими последними наблюдениями, выводами, – покладисто кивнул головой Виктор. – Я все больше и больше убеждаюсь, что кто-то высоко наверху дергал за нитки в «Русской нефти». Но этому кому-то нужны были свои люди в компании – так сказать, глаза и уши. Чтобы ребятки не очень шалили, то есть не очень много воровали. У вас есть какие-нибудь соображения: кто бы мог быть подобным доверенным лицом? Неужели никаких мыслей на этот счет?! И еще один вопрос: вы сами попросили Шелеста устроить вас в компанию «Русская нефть» или он вас туда командировал?

– Вам надо лечиться! – громко произнесла Игнатьева, вызвав удивленные взгляды окружающих.

Она хотела еще что-то добавить, но потом передумала и, круто развернувшись, пошла к выходу из ресторана.

– Кстати, классное у вас платье, – бросил ей вслед Ребров. – Купили на распродаже в ГУМе?

Когда Игнатьева скрылась из виду, Стрельник, в течение всей этой пикировки не произнесший ни слова, озабоченно почесал затылок и сказал:

– Возможно, я что-то не понимаю или не уловил каких-то деталей, но если кто-то в правительстве, напрямую связанный с мафией, и в самом деле контролировал твою любимую компанию и если эта заносчивая дама работает на них, то ты вел себя чрезвычайно глупо. Стоит ей сообщить своим друзьям о твоей дурацкой выходке, и сразу осуществится моя давняя мечта: сидеть в нашей комнате в редакции одному. О чем ты думаешь?! Тебе что, не терпится лечь в гроб? Давно не попадал в перестрелку? Зачем ты вообще устроил этот допрос с пристрастием?!

– Я специально провоцировал ее, чтобы она выдала себя. И, по-моему, мне это удалось. Ты видел, как она занервничала?! – Виктор все еще находился в состоянии крайнего возбуждения. – Теперь у меня нет никаких сомнений, что она вместе с ними…

– Камикадзе, – иронично хмыкнул Стрельник. – Ты посмотри на себя: грудь вперед, глаза горят… Ради чего столько эмоций?!

Внезапно в глазах Игоря мелькнула догадка. Он нахмурился и хлопнул себя по лбу ладонью:

– Слушай! Как же я сразу не понял! Ты к ней неравнодушен! – Это открытие настолько его взбудоражило, что он расплескал вино из бокала, но, вытирая платком руку, продолжал настаивать: – Да ты просто втюрился в нее! Да-да! И пытаешься ей доказать, что ты такой же крутой, как и ее друзья. Господи, верни этому человеку разум! Ты просто потерял голову, если думаешь, что у тебя что-то выгорит. Не будь идиотом, не играй с огнем! Я всегда пытался помочь тебе избавиться от провинциализма и всяких комплексов, но сейчас ты впадаешь в другую крайность – манию величия. Поверь, эта женщина не для тебя!

– Да пошел ты! – ругнулся Ребров. – Опять ты лезешь со своим психологическим анализом!

Их очередной джентльменский обмен мнениями закончился тем, что они опять поругались. Пытаясь поднять окончательно испортившееся настроение, Виктор налегал на спиртное и к концу приема был прилично пьян, тем не менее домой добрался за рулем своей славной «Лады», громко распевая: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто-о не жела-ет!»

Дома он постоял под холодным душем, а потом сел за рабочий стол, включил настольную лампу и долго рассматривал выдранную им из старой подшивки газетную страницу с фотографией, на которой были запечатлены Шелест и Игнатьева.

Фотограф поймал момент, когда Владимир Шелест, очевидно, сказал что-то смешное. На его губах застыла скептическая, но сдержанная ухмылка – он не был простофилей, чтобы смеяться во весь рот, да еще своим же шуткам. Зато Анна Игнатьева улыбалась широко и открыто. Она была явно горда за своего шефа. Ей, без сомнения, нравилось быть рядом с ним, в его команде.

И это состояние счастья на лице молодой женщины просто бесило Реброва. Бесило, во-первых, потому, что это чувство вызвал не он. А, во-вторых, что его вызвал ненавистный ему человек.

4

На следующий после приема в «Метрополе» день Виктор проспал часов до десяти и приехал в редакцию очень поздно, в связи с чем Роман Хрусталев устроил грандиозный скандал. Впрочем, в последнее время он устраивал скандалы по поводу и без повода.

Да и в целом обстановка в отделе экономики была гнетущая. Что-то тягостное висело в воздухе – словно черная грозовая туча вот-вот обрушит гром и молнии на головы всех его сотрудников. А ощущение скорого краха происходило оттого, что взаимоотношения Хрусталева с руководством газеты все более и более накалялись.

Со времени той его нашумевшей на всю редакцию стычки с Семипалатинским из-за статьи Федора Щетинина Роман не пропускал ни одного повода для новых конфликтов, в чем проявлялся его упертый, порой невыносимо тяжелый характер. Было очевидно, что, даже несмотря на двадцатилетний стаж работы в «Народной трибуне» и немалые заслуги перед газетой, главный редактор и редколлегия выносят Хрусталева уже с большим трудом. Развязка была близка, и это нервировало всех.

– Чего он добивается? – как-то риторически спросил Игорь у Реброва. Неужели не понимает, что из-за него страдает весь отдел… И эта его маниакальная идея, что русская интеллигенция повинна во всех бедах своей несчастной страны… Он ею задолбал, кажется, уже всех.

– Но, может быть, у человека есть принципиальная позиция и он ее отстаивает, – попытался защитить своего начальника Виктор.

– Какая, к чертям собачим, принципиальная позиция?! – ругнулся Стрельник. – Хрусталев со своими принципами все больше напоминает вздорную бабу, которая мстит соседке всю жизнь за какую-то пустяковую обиду. Причем за какую – она давно забыла… Честно говоря, я думал о нашем шефе гораздо лучше…

Редактор отдела экономики и в самом деле постепенно превращался в объект насмешек и злословия всей редакции. И, что было хуже всего, он без всякого чувства самосохранения портил отношения со многими коллегами. Только на прошедшей неделе Хрусталев дважды выступал на утренних планерках с резкой критикой материалов, опубликованных на страницах «Народной трибуны». И каждый раз это заканчивалось безобразной перепалкой с Семипалатинским.

Вначале Хрусталев зацепился за, казалось бы, вполне невинную статью, опубликованную на полосе «Культура». В ней речь шла о планах столичного правительства реконструировать несколько кварталов города с исторической застройкой. Автор – какая-то рефлексивная дама – с трагическими интонациями писала, что как только эту часть старой Москвы реконструируют и отремонтируют, то сразу пропадет ее очарование. Мол, исчезнут старинные особняки, уютные московские дворики, а на их месте возникнет лубочная картинка для туристов.