Не на продажу! - Владимир Волев

всё равно это кажется великолепным. Непонятно по какой причине, когда он видит эту девушку, когда она его обнимает или целует, он постоянно чувствует, что это когда-нибудь кончится. Глупое чувство, согласитесь, когда у тебя на коленях сидит девушка, целует тебя в щеку, а ты думаешь только о том, что скоро всё это прекратится, и по лицу начинает ползти гримаса отчаяния.

Г. натужно улыбается, эти проклятые мысли не дают ему покоя. Откуда они взялись? И почему раньше их не было? Раньше всё шло своим чередом, и это было прекрасно, а что теперь? Какой ему толк от этих мыслей? Ничего хорошего они ему пока не принесли, кроме душевных терзаний, да и вряд ли принесут. Тут нужно выпить, эта коварная вода идеально справляется с мыслями. Ненадолго, но эффективно. Ключ в замке зажигания. Неожиданная улыбка пассажира. Неясный блеск в ее глазах. Поехали.

Часть 2. Опен-эйр

Вокруг взрываются мириады огней. В ушах поселилась музыка. Это похоже на путешествие по космосу через гиперпространство — всё плывет, ты не в силах устоять на ногах, а вокруг проносятся столь близкие, но одновременно такие далекие звёзды. Г. качает головой в такт музыке, не в силах совершать еще какие-либо телодвижения, кроме как опрокидывать бутылку к небу. Когда ты начинаешь думать, то пьешь совершенно по-другому. Мысли вызывают алкогольное отравление. Хочется курить и плакать по непонятной причине, а всё вокруг кажется каким-то смазанным и фальшивым. Рядом танцуют женщины, но ни одна из них не нужна Г., а та, что нужна, пропадает где-то непонятно с кем. Предательские мысли продираются через пелену алкоголя.

Г. начинает свое движение через зоны и танцплощадки. Что это здесь? Кто танцует в этих разноцветных шмотках, вопящих брендами. Кто улыбается от отчаяния в этом прибежище пустоты? Люди. Обычные люди, что окружают тебя каждый день — коллеги по работе, просто прохожие. Служащие, клерки, руководители, директора — все они здесь. В обычной жизни они и не посмотрели бы в сторону друг друга, но здесь… Здесь тонкие грани общественных норм стираются и оставляют тебя наедине с собой, наедине с пустотой внутри. Теперь ты уже вынужден искать спасение в другом человеке. На это всё и рассчитано.

Новое поколение, которое рано или поздно станет мамами и папами. Может, всё так и задумано, и в этом хитрый план по уничтожению человечества? Мы добровольно деградируем и воспитываем детей-деградантов, а они в свою очередь — своих детей. Что в итоге? Да лет через сто мы не сможем самостоятельно завязать шнурки, для этого будет соответствующий «гаджет», а потом, само собой разумеется, нас кто-нибудь да захватит. Не так важно, кто — роботы, инопланетяне или мировое правительство. Они будут нами управлять как стадом. Как добровольными рабами, которые за новый гаджет готовы пойти на бойню. На то всё и рассчитано.

Это всё те самые проклятые корпорации и продавшиеся в них гении маркетинга и рекламы, это они делают нас такими. Стоит перестать смотреть телевизор и остаться дома, как тебя исключают из списков полезных граждан, и ты никому больше не интересен. Теперь ты просто человек, а не электорат, или это проклятое — «потенциальный покупатель». Тебе больше не угождают и перестают улыбаться в магазинах, так как знают, что ты у них ничего не купишь, а в их блестящих очках от Кристиан Диор отражаются только деньги. Чем больше у тебя денег по виду, тем четче они тебя видят, и от этого не избавиться даже под литром текилы. Каждый человек видит то, что сам хочет видеть.

Сверху полилась пена, и люди вскинули руки к небу, а Г. — бутылку, как какой-то спасительный круг. Раньше люди молились богам таким способом, но сейчас совершенно другие боги. Люди больше не верят в высшую силу, а верят в то, что видят, в то, что могут почувствовать, в то, что заставляет их чувствовать. Еще глоток — и бешеный танец закрутил танцпол вокруг. Мокрые разгоряченные тела, прикосновения. Как это всё сексуально.

Кажется, тумблер мыслительной деятельности наконец выключился, и я танцую весь в пене, опутанный лучами проекторов, купающийся в свете софитов. Как я любил всё это раньше, но теперь это вызывает какие-то противоречивые чувства — с одной стороны, ностальгию, с другой — теперь есть что-то еще. Кажется, мне нужно охладиться. Организм близок к перегреву. Я бегу со всех ног, расталкиваю танцующих, несусь к рукотворному бассейну посередине площадки и прыгаю в освежающую прохладу. Народ ликует.

Чему вы аплодируете? Тут человек на грани пытается привести себя хоть в какое-то подобие нормы! Кто-то прыгает за мной, и в людях зажигается этот непонятный первобытный стадный инстинкт. Вскоре весь бассейн забит копошащимися, бултыхающимися телами. Девушки снимают платья, мальчики жмутся поближе к ним. Все, кажется, довольны.

Нигде не побыть одному, хотя эти мероприятия предназначены вовсе не для этого. Посреди бассейна, на спине, с бутылкой, уже наполовину заполненной водой, плывет тело Г. Он смотрит в небо, изредка отплевывая воду на манер кита. Может, вот так всё и должно закончиться? Смысл во всём этом, если он даже не подозревает, куда ему двигаться дальше. Он начинает уходить под воду, не закрывая глаз, чтобы последним, что он увидит в этой жизни, было бы бесконечное и загадочное небо, а не он сам. Такой простой и обычный.

Дно бассейна. Воздух на нуле. Точка отсчета. Говорят, что тело отключается после пяти секунд деятельности без кислорода, а мозг действует еще несколько минут, за которые ты и переживаешь всю твою прошлую жизнь. Посмотрим, сколько интересных моментов было в моей. Конвульсии пошли через спину к рукам и ногам. Резко захотелось жить. Я пытаюсь грести руками, но одежда вымокла и тянет на дно. Кажется, это конец. Кажется, что я вижу тот самый свет в конце тоннеля, но нет…

Свет в конце тоннеля оказался лишь обычным прожектором, и чьи-то настойчивые руки потянули вверх. Ну вот, ничего мне нормально не удается довести до конца. Со мной осуществляют какие-то движения, хм… Кажется, я всем стал резко интересен, глянь, сколько народу собралось посмотреть, как из жизни уйдет обычное Г. Кажется, я придумал новый слоган: «Смерть объединяет. Не забудьте умереть».

Как-то глупо это всё, еще секунду назад никому не было дела, а теперь все стали такими сердобольными. Лизоблюды. Я хочу сказать им всё это, но выходит только нечленораздельное мычание. Кажется, им и это нравится. Смерть — такая штука, на которую не получится смотреть с закрытыми глазами. Кто-то взял