Улыбка Амура - Ирина Леонидовна Касаткина

поняла, что предложение отца вполне разумно. Папа не способен никого обидеть и обязательно попытается помочь, думала она, он ведь такой добрый! И он знает, что Вадим мне нравится, он на моей стороне. Но мама! Никогда не думала, что она может быть такой… такой жестокой! Как же мне теперь жить с этим, как к ней относиться?

Будто услышав ее мысли, в комнату вошел отец.

− Котенок, ты не должна обижаться на маму, − сказал он, садясь рядом. − Это она от страха за тебя наговорила такое. Действительно, никто не знает, откуда эта болезнь берется. Вдруг ее и впрямь приносит вирус? А она смертельна.

− Но ведь тогда и Вадим заболел бы, и его мама. И врачи, − горячо возразила дочь. − Нас бы туда не пустили.

− Медицина далеко не все знает. А вдруг одни люди подвержены этой болезни, а другие нет. Ведь такое может быть?

− Папа, я должна пойти! Пойми, он будет меня ждать! И Вадим − ему же тоже надо заниматься, в институт готовиться. Если мы не поможем, то кто? Ну, как вам объяснить?

− Ладно, ладно, не горячись. Пойдем вместе и посмотрим, что можно сделать. А на маму зла не держи, все-таки она твоя мама. Она, конечно, не права, но ты должна попытаться ее понять и простить.

− Но как она могла? При чем здесь еврей, не еврей? Это мерзко!

− Согласен. Но я попробую тебе объяснить. Это у нее с детства. Так получилось, что в классе, где училась мама, все ребята были русскими, она одна − армянка. И нашлись глупые мальчишки, которые ее стали обзывать «армяшкой» и дразнить. Еще в младших классах. А там дети бывают такими жестокими! Она немала слез пролила из-за этого, и с тех пор у нее на всю жизнь остался комплекс неполноценности.

Настя попыталась возразить, что не замечала за своей мамой никаких комплексов, но вдруг вспомнила вопрос бабушки, русский ли Вадим. И ее озабоченный вид при этом. Значит, бабушка помнила о маминых злоключениях, значит, это правда. Конечно, если б ее, Настю, стали дразнить или обзывать, она бы тоже переживала, да еще как! Но сколько она себя помнила, с ней в школе всегда носились. А мальчишки так просто стелились, не знали, как угодить. Бедная мамочка!

− Ты все же расскажи: что у тебя с этим юношей? − сочувственно продолжил отец. − Может, я тебе помогу, посоветую.

− Ты ей насоветуешь! − влетела в комнату мать, вероятно, она подслушивала под дверью. − Ты понимаешь, что он намного старше ее? Ты это понимаешь?

− Понимаю. Очень хорошо понимаю. Но зачем кричать?

− А если понимаешь, так чего ты тут рассусоливаешь? Отправляйся на свою кафедру, я сама ей кое-что объясню!

Когда за отцом звучно захлопнулась дверь, мать, глядя дочери прямо в глаза, резко спросила:

− Ты уже с ним целовалась?

− Это что: допрос? − возмутилась Настя.

− Потому что ты моя дочь! И я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь стряслось раньше времени!

− Мама, как ты можешь? Ничего такого и близко нет! Мы просто друзья − и все!

− Только не рассказывай мне сказки! Тебе скоро шестнадцать − самый опасный возраст! А этот парень намного старше, − что это за дружба? Что у вас может быть общего?

− Просто, он друг Никиты, учится с ним в одном классе. А Наташа моя подруга.

− Только не пудри мне мозги! Как будто у Никиты мало друзей! Но ты за них что-то не больно печешься, только за этого Вадима.

− Ну, хорошо, он мне нравится.

− Так я и знала! Нравится! Ты с ним целовалась? Говори правду!

− Нет.

− Не ври мне! Ты знаешь, что когда парень целует девушку, у него все хозяйство поднимается? И о чем он думает при этом, и какие у него возникают желания. Тебе это надо?

− Какое хозяйство? − растерялась Настя.

− То самое! Которое в брюках!

Какой ужас! Настя вытаращила на мать глаза. Что она говорит? И тут же подумала: а вдруг это правда? А вдруг, действительно, когда он ее обнимал… а сам в это время… о чем думал? Что чувствовал? Кошмар! Да чтоб она теперь! Да никогда! Да ни за что! Обнимать и думать … о таком! Да ни в жизнь! Интересно, Наташка об этом знает?

Прочитав мысли, написанные у дочери на лбу, Галчонок слегка успокоилась. Она, конечно, понимала, что перегнула палку, но ничуть не жалела. Ничего, пусть знает! − может, глупостей не наделает раньше времени. Оставив дочь в полном смятении, мать поднялась и ушла на кухню.

Настя долго сидела, уставившись в темное окно. Информация, прозвучавшая из уст матери, поразила до самых глубин ее чистую девичью душу. Вот ужас! Значит, и Никита такой? А папа? Он же тоже мужчина! А она-то… постоянно к нему лизаться лезет. Хотя нет, что она, − совсем с ума сошла? Папа нет, папа исключение. И потом − она же его дочь.

Как же теперь жить с этим? Как вести себя с ребятами? И зачем только мама сказала… такое? Теперь при встрече с Вадимом или Никитой она постоянно будет думать: а вдруг у них… это на уме? Фу, как противно!

И светлая радость, рождавшаяся в ее душе при мысли о милом юноше, бесследно исчезла, − осталось только темное и нечистое.

Надо за уроки садиться. Но как не хочется! Ничего не хочется. Жить не хочется! Лягу-ка я спать, подумала она, может, завтра соберусь с мыслями − как жить дальше.

Не буду больше с ним встречаться, решила она. Буду держаться от них всех подальше. Буду только учиться, окончу лицей и уеду в Питер. Буду там жить, и мне никто не будет нужен. Раз у них на уме такие гадости.

Она разобрала постель и легла. Заглянувшая к ней через час Галчонок с удивлением обнаружила дочь спящей, хотя часы показывали только восемь вечера.

Глава 11. Нападение

Утром отец предложил дочери зайти после уроков к нему в институт, чтобы вместе отправиться в больницу. Закрыв за родителями дверь, Настя побрела на кухню. Есть не хотелось совершенно и вообще не хотелось ничего, но надо было собираться в школу. Она поставила на огонь молоко, насыпала туда геркулеса и только тогда вспомнила, что еще не умывалась. Во время чистки зубов почуяла из кухни горьковатый запах: ее каша