Победитель планеты (двенадцать разрезов времени) - Вадим Сафонов

Мало того, только признав случайность (которая вовсе не есть беспричинность), мы получили возможность объяснить, материалистически понять закономерность развития жизни. Без этого мы никогда бы не вскрыли подлинную причинность, потому что если бы мы сказали, что каждое изменение было «закономерно», заранее направлено к приспособительной «цели» (а не случайно совпало с ней), то мы вернулись бы к тому же «божественному» учению о целях, вложенных творцом в природу, которое мы собрались было опровергнуть, говоря о «закономерностях».

Буржуазные ученые потому так и восстают против «случая» в теории Дарвина и защищают «всеобщую закономерность», что она прямым путем ведет в объятия религии. Тут прекрасно разоблачается реакционная сущность формально-логической постановки вопроса: или случай, или закон.

Энгельс давно и отлично показал в «Диалектике природы», что разговоры о том, что «все закономерно», либо бессодержательное повторение пустых общих мест, не дающее возможности объяснить ни одного конкретного явления, либо прикрытое научными фразами возвращение к религиозному учению о предопределении.

Подчеркиваю, что всякое объяснение исторического развития жизни научно только в той мере, в какой оно объединяет признание объективной случайности наряду с закономерностью.

Зная условия на остывающей Земле, мы скажем, что жизнь необходимо рано или поздно должна была возникнуть, как рано или поздно должны были появиться зеленые растения. Но конкретный момент появления жизни и первого хлорофилла в организме определился случайностью. Поэтому в диалектическом материализме мы говорим, что случайность есть форма существования необходимости, а необходимость пробивает себе дорогу через ряды случайностей (т. е. сама необходимость конкретизируется, осуществляется не иначе, как в виде ряда отдельных случайностей).

Все это немного трудно в кратном изложении, но чрезвычайно важно для понимания того, что такое истинно научное, причинное, материалистическое объяснение явлений.

В этой главе я попытался восстановить картину выхода жизни на сушу, как она рисуется по данным современной науки. В приложении «Классификация животного мира» приведены некоторые дополнительные сведения о превращении плавника кистеперых в лапу четвероногих и о появлении первых членистоногих. Для полноты добавлю, что немногие ученые до сих пор держатся взгляда, будто, наоборот, рыбы развились из наземных четвероногих. Эта точка зрения однако не выдерживает никакой критики.

«Вольностей» в этой главе немного. Моя реконструкция переходных форм целиком подсказана найденными остатками кистеперых с сильно развитым скелетом парных плавников. Существо, напоминающее «четырехугольную коробку», также известно: это одна из самых древних и удивительных по виду рыб, родственница панцирных и первых хрящевых — дрепанаспис.

В образе «прозрачных мальков» я восстановил внешний облик измененных потомков первых бесчерепных, еще более примитивных, чем ланцетник.

Я предположил, что все эти переходные формы погребены у берегов Шотландии. Конечно эту «вольность» нельзя проверить. Но, с другой стороны, именно в Шотландии залегают наибольшие толщи девонского красного песчаника, и, принимая во внимание, что переходные формы где-нибудь да должны же сохраниться, можно с большой вероятностью утверждать, что они сейчас покрыты водами океана, ибо он покрывает большую часть земной поверхности.

Что касается упоминаемого мной в предыдущих главах (и в последующих) распределения моря и суши в древние периоды, то тут я взял, не вдаваясь в детали, наиболее твердо установленные факты. В деталях конечно, по вполне понятным причинам, взгляды геологов еще далеко не совпадают.

Образование каменного угля, по-видимому, происходило далеко не так просто, как это долгое время думали. В жарком климате, оно, вероятно, не могло идти; надо предполагать, что и в каменноугольном периоде были климатические пояса, хотя в целом климат был гораздо равномернее (конечно не из-за собственной теплоты земли, но из-за таких условий, как распределение течений, рельеф материков, содержание углекислоты в атмосфере и т. д.). В последнее время ряд ученых (Гранд-Эйри, Потонье, Бертран, Рено, Лемьяр, Гофман) доказал огромную роль микроорганизмов и процессов брожения (сходного с алкогольным) при образовании каменного угля. Я исходил как раз из этой теории, как наиболее вероятной.

Ракообразное бострихопус чрезвычайно интересно, как показатель того, какую ничтожно малую часть живущих раньше существ мы знаем. Оно резко отличается от всех ныне живущих ракообразных. Надо думать, что были еще тысячи форм, связывающих бострихопуса с известными нам ветвями. Я не счел себя вправе однако фантазировать по этому поводу — достаточно и того, что нам доподлинно известно, чтобы восстановить удивительную картину лесов великого молчания.

Меганейра — не совсем стрекоза, но по внешнему виду больше всего похожа на нее. «Четырехкрылые мухи», разумеется, «мухи» только в переносном смысле, ибо все настоящие мухи двукрылы (хотя и произошли от четырехкрылых предков).

Точные причины гигантизма каменноугольных насекомых трудно указать. Ставили это в связь с климатом, но к таким чисто «физическим» объяснениям в сложных биологических эволюционных явлениях надо относиться осторожно. Мне кажется, вероятнее всего предположить, что насекомые дали тогда гигантские формы, не встречая еще соперников в воздухе (гигантизм всегда появляется на свободном месте, в результате конкуренции и отбора главным образом внутри группы). Столкнувшись впоследствии с такой конкуренцией (птерозавры, затем птицы), гиганты погибли, ибо насекомые не могли бороться за свое место путем прямого спора силой и величиной с позвоночными. Насекомые нашли другой, свой собственный путь к высшему расцвету: малая величина, заполнение мелких «дыр» («ниш», как выражается современная экология) в мире и развитие в высшей степени способности к быстрому размножению, к чудовищному повышению численности.

В этой главе совсем нет вымыслов, кроме двух следующих: l) хиротериям я приписал питание падалью и навозом. Проверить это нельзя. Но мы знаем, что пресмыкающиеся (как и всякая другая господствующая группа, у которой конкуренция идет главным образом внутри себя, а не с другими группами) дали ветви, захватившие вое основные «ниши» биосферы. Несомненно, была и ветвь «копрофагов» (пожирателей навоза), как есть такая ветвь и во всех сильно ветвящихся господствующих группах. С этим ветвлением во все стороны господствующей на свободном месте группы (принцип «адаптивной радиации» Осборна) мы будем не раз встречаться и в дальнейшем. Конечно есть произвол в том, что именно хиротериев я сделал копрофагами (воспользовавшись тем, что о них ничего неизвестно). Во всяком случае несомненно неверно мнение некоторых, видящих в хиротериях предков млекопитающих и чуть ли не специально обезьян. Хиротерии — высокоразвитые, типичные специализированные крупные пресмыкающиеся. Отделение ветви млекопитающих (как всегда отделение новой ветви) произошло, наоборот, от самых примитивных, неспециализированных, мелких пресмыкающихся. 2) В собственно золенгофенских отложениях нет пластов асфальтовых озер (это отложения мелких сменявшихся сушей солоноватоводных лагун, как сказано в тексте), но отложения асфальтовых озер и их роль в массовой гибели животных хорошо известны из других напластований (например, в знаменитой триасовой костеносной брекчии). Вольность невелика, предположить по соседству с Золентофеном асфальтовое озеро.