Внезапная пылкость - Ширли Хаззард

— После того, как ты сказал, что тебе не до меня, — кисло возразила Эшли. — Это можно было понять так, что ты не желаешь иметь со мной никаких дел.

Долгое, тягостное мгновение он пристально разглядывал ее.

— Так ты просила забыть о нашей встрече из-за того, что я… — Опустившись на софу, он спрятал лицо в своих руках. Наступило напряженное молчание. Стало слышно, как на каминной полке тикают бронзовые часы. Где-то чирикала птичка. — Мне было очень дорого то наше занятие любовью, — произнес он наконец, проведя обеими руками по своим густым темным волосам и подняв глаза на нее. — Я любил тебя. Во время той нашей февральской встречи я понял, что ты нечто особенное. Я знал, — пусть это прозвучит банально, — что мы созданы друг для друга.

Эшли не желала поддаваться обману и потому требовательно спросила:

— Почему же ты сказал, что тебе не до меня?

— В разгаре был сезон Формулы-1.

— Какое это имело значение?

— Огромное!

— Не понимаю. Пусть ты зациклился на своих гонках, я тоже была занята работой. У меня не было времени на роман, и я не позволила бы, чтобы он помешал твоей или моей карьере. Я знала, что ты был поглощен гонками, и не собиралась посягать на твое занятие.

— Да, но… — Витор вздохнул. — Сядь, я постараюсь объяснить.

Эшли присела с другой стороны софы, подальше от него. Приятно было узнать, что он считает ее особенной, но она не рассматривала его признание как сигнал для того, чтобы броситься в его объятия. Ну уж нет. Эшли была гораздо осторожнее, да и ситуация оставалась слишком запутанной.

— Для меня преданность спорту означала, что на протяжении восьмимесячного сезона гонок я полностью забывал о всех других сторонах своей жизни, — заговорил Витор. — Кроме разве что строительной компании. Моя мать считала нужным приглашать на ленч всю команду «Дэлджети» каждый год, так как только таким образом могла заставить меня взять выходной. И она была права. — Витор криво усмехнулся. — Однако Формула-1 оставалась моим главным приоритетом, и я не терпел посягательств на него. Я преднамеренно избегал все, что не было связано с гонками и могло затронуть мои эмоции или помешать моим мыслям. В течение восьми месяцев я жил только одним, подчинялся железной дисциплине. Пресса восхищалась моей самоотверженностью, хотя сегодня она похожа скорее на эгоизм в сочетании с жестокостью, — закончил он и нахмурился.

— Как во все это вписывалась Селешта? — поинтересовалась Эшли. — Разве она не затрагивала твои эмоции? Не отвлекала время от времени твои мысли?

Он покачал головой:

— Как ни отвратительно это может прозвучать, но Селешта имела великое преимущество, объяснявшее относительную длительность наших отношений и состоявшее в том, что она почти не оказывала влияния на мои чувства и мысли. Мы жили вместе, мы спали вместе, но она не вторгалась в мое «я». Я не позволял ей этого.

— Но Селешта должна была сообразить, что значит так мало для тебя, — возразила Эшли.

— Конечно, но ее это не заботило. Да и не так уж она была увлечена мною. А вот ты вторглась. Тебя я не мог остановить. — Витор криво улыбнулся. — Хотя меня это и раздражало, но после нашей первой встречи я никак не мог выкинуть тебя из головы. Я знал, что ты не та женщина, которой я мог бы пренебречь, как я пренебрегал Селештой, и, уж конечно, я не хотел путаться с подружкой моего товарища по команде…

— Избегал возможной стычки?

Он кивнул.

— Но я постоянно думал о тебе. Я пытался убедить себя, что все дело в твоей чисто сексуальной привлекательности, в том, что ты просто объект желания, но понимал, что речь идет о гораздо большем.

Эшли неотрывно смотрела на него. Она едва могла поверить тому, что он говорил.

— И? — несмело проронила она.

— О гораздо большем, — клятвенно произнес Витор. — Когда ты не приняла приглашения Саймона на несколько заездов «Гран-при», я почувствовал облегчение. Облегчение и одновременно ощущение потери. Потом, когда он сказал мне, что ты приедешь в Лиссабон… Ты говорила, что Саймон завидовал. Тогда я тоже завидовал, завидовал ему. До боли. — Он помолчал, отдавшись воспоминаниям, потом овладел собой. — Узнав же, что ты приедешь с ним на ленч в дом матери, я решил, что смогу справиться с собой, лишь избегая тебя.

— И это вполне удалось, пока мать не вынудила тебя отвезти меня в гостиницу.

— Что она могла сделать нарочно.

Эшли широко раскрыла глаза.

— Ты так думаешь? Но она же считала Саймона моим любовником.

— Да. Но позже она сказала мне, что, по ее мнению, он тебе не подходит, и она всегда считала, что мне не подходит Селешта. Но она сразу полюбила тебя и на протяжении последних двух лет уговаривала меня завести семью.

— Вчера Маргрида говорила, что, увидев нас вместе на том ленче, она почувствовала родство наших душ, — припомнила Эшли.

— Не знаю, действительно ли она занялась сватовством, но когда мы очутились в том сарае, я уже не мог сдержатьея. — Улыбка тронула уголки рта Витора. — Но и ты сама жаждала этого.

— Я всецело была во власти инстинкта, забыв о разуме, — натянуто призналась она.

— Как бы там ни было, ты была превосходна. Волны бились, и играли оркестры. — Выражение его лица стало серьезным. — Но после я не знал, что делать. В тот момент я не хотел разборок с Саймоном и Селештой. Не хотел я запутаться и с тобой. — Витор опять задумался. — Я лгу. Мое сердце жаждало тебя, да и мое тело, но не моя голова. Поэтому я решил отложить все до окончания сезона.

Эшли хмуро смотрела на него с другого конца софы.

— Что-то мне не показалось, что ты говорил тогда об отсрочке.

— Да и не должно было показаться. С какой стати? Ты практически ничего не знала обо мне, о том, чем я живу. — В его глазах промелькнул намек на улыбку. — Хотя ты и сказала, что понимаешь меня, я решил объясниться, но никак не мог подыскать нужные слова. Когда же в моей голове сложилось нечто вроде речи, ты заявила, что проведенный нами вечер не имеет никакого значения!

Эшли оглянулась через плечо на видневшиеся в открытые «французские» окна деревья и произнесла без всякого выражения:

— И тут ты решил, что я просто дешевка.

— Нет!

Она перевела взгляд на него:

— Нет?

— Ни за что! Я уважал тебя и знал, что ты вовсе не из тех, кто спит с кем попало. Если бы было иначе, я бы и близко к тебе не подошел.

Эшли поспешно переварила услышанное и полюбопытствовала:

— Так что ты подумал, когда я сделала свое заявление?

— Поскольку я не сомневался, что ты не менее меня была взволнована, поначалу оно меня возмутило. Но потом я решил, что ты почувствовала себя отвратительно, наставив рога Саймону, и нашла выход в предании нашей встречи забвению.