Быть Корелли (СИ) - Грэм Анна "Khramanna"

— Это вообще не твоё дело! А вдруг она в сговоре? А вдруг они все тебя подставляют?! Мог бы спасти кого-нибудь попроще, чёрт тебя дери!

Сначала Джулиано был спокоен, но с каждым словом тон его голоса повышался, становился резким. Он кричал на него, по-настоящему кричал, Джулиано, тот, чьей выдержке и терпению стоило поставить памятник. Средний брат смотрел на него дикими глазами, резкими взмахами рук подчёркивая каждое слово, летящее в Алека, словно метательный нож. Первое, что пришло ему на ум — толкнуть его в грудь и залепить отрезвляющую пощёчину, алгоритм был записан в подкорку, потому что Алек не знал, не видел, как бывает по-другому, но он до зубного скрежета не хотел поступать, как отец.

— Закрой рот, Джулиано, — прорычал он.

— Сам закрой! — выкрикнул брат и тут же осёкся, затих. — Прости.

Джулиано отвёл глаза, потёр ладонями лицо, взъерошил волосы. Он — единственный из троих сыновей был похож на мать, и отчасти поэтому с ним не хотелось бороться. Алек сдувался. Гнев и дух противоречия улетучились, когда он услышал это «прости», сказанное с досадой от того, что до этого «прости» вообще дошло. Алек отвернулся к мини-бару, взял два стакана и пузатую бутылку скотча.

— Ты прости. Ты прав. Я сам миллион раз говорил себе это. Но дело сделано.

Джулиано от выпивки не отказался. Взгляд его посветлел, и Алек вдруг ясно ощутил, что они с Джулиано на одной стороне.

— Где она сейчас?

— У меня.

— Осборн свирепствует?

— Вряд ли. Я заплатил ему за неё.

Джулиано закатил глаза, устали прикрыл лицо ладонью, разом прикончил свою порцию алкоголя.

— Алек, ты с головой дружишь вообще?

Алек лишь усмехнулся в ответ. Он сам бы хотел это знать.

— Пойдём пообедаем?

Алессандро хлопнул брата по плечу, Джулиано кивнул. Они вышли из кабинета мимо непривычно пустующего рабочего места Селесты. Вместе. Молча поддерживая друг друга.

Глава 32. Так бывает

Алессандро вернул Изабелле документы, купил телефон и забил туда свой личный номер. Завёл на её имя кредитку, дал ей безопасную, комфортную машину с личным водителем-телохранителем и пропал для неё. Он почти не говорил с ней, сухо и отрывисто объясняя, что занят. Возвращался поздно, когда она уже крепко спала. Изабелла буквально вставляла спички в глаза, чтобы дождаться его и поговорить — наверняка у него были какие-то проблемы на работе, ей хотелось поддержать его — но организм раз за разом передавал её. Когда она чутко просыпалась ближе к рассвету, то видела его крепко спящим и тихо радовалась, что он хотя бы приходит. Изабелла старалась не допускать мысли, что стала неинтересна ему, но это чувство — ужасное чувство подавленности и ненужности — порой накатывало, и невозможно было от него отбиться.

И когда он вернулся в шесть вечера с букетом роз и огромной круглой подарочной коробкой в руках, у неё отлегло от сердца. В коробке оказалась элегантная красная шляпка — Алек сказал, что завтра они едут на скачки. Позже водитель занёс в квартиру бумажный пакет из супермаркета, и после душа Алессандро сам приготовил ужин.

Он умеет готовить — это было для неё удивительным открытием. Алек был сосредоточен и одновременно расслаблен, словно готовка была для него чем-то вроде медитации. Он не допускал к своему таинству Изабеллу — разрешил только снять кожуру с помидор. Под его ловкими пальцами сыр, базилик и оливковое масло превратились в соус, куриное филе в сочную отбивную, баклажан, лук, сладкий перец, сладкий картофель и длинная зелёная фасоль — в аппетитные овощи-гриль с поджаристой корочкой.

— Пробуй, — Алек поднёс к её рту деревянную ложку с порцией соуса. Изабелла осторожно дотронулась до него кончиком языка, боясь обжечься.

— По-моему, идеально. Где ты научился готовить?

— У деда на Сицилии. Он всегда говорил, что мужчины — лучшие повара.

Изабелла была так счастлива в этот момент, что не верила сама себе. Он был здесь, с ней, и все те мучительные, одинокие вечера, которые не могло скрасить даже любимое музицирование, забылись, как плохой сон. Алек был в одном фартуке и мягких домашних штанах, босой, с мокрыми после душа волосами, которые, высыхая, завивались, и ей вспомнились Карибы — самые прекрасные пять ночей в её жизни. Она занималась любовью, трахалась, как животное, покорно отдавалась — всего пять ночей, но за эти пять ночей она испытала все оттенки чувственной любви, как никогда и ни с кем. Опыт и умения без любви ничего не стоят — Изабелла поняла, как сильно ошибалась, думая, что сможет жить без неё, что чья-то щедрая рука заменит чувства. Ощущения, когда дрожат колени при одном лишь виде своего возлюбленного. Когда пересыхает в горле при одном лишь его взгляде. Когда сердце вдруг бешено начинает биться при одном лишь его прикосновении. И Изабелла снова хотела его. Прямо на кухне, пока цыплёнок парминьяна томился в духовке. Не дождалась ночи, нарушила привычный ход вещей, снова пошатнула его приверженность традициям, его последовательность, уже не боясь показаться навязчивой. Изабелла отдалась чувствам, не оставив в себе ни капли загадки, и будь, что будет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ожидание лишь усиливает желание, верно, Изабелла? — со смехом сказал он, вынимая её ловкие маленькие руки из своих штанов, когда она подошла к нему сзади.

— Это не про меня, — Изабелла по целовала его в середину спины, провела кончиком языка вдоль линии позвоночника. Лёгкое платье и бельё она заранее оставила в спальне, и Алек, увлечённый готовкой, даже не заметил, как она тихо пробралась на кухню совершенно голая.

— Я уже понял.

Резко развернувшись, Алек подхватил её под бёдра и усадил на разделочный стол.

Он любил её долго, тщательно, безжалостно, не обращая внимания на звякнувший таймер духовки, словно точно так же, как и она, скучал по ней все эти дни. Каменная столешница непригодна для голой спины — Изабелла чувствовала, что стирает кожу на позвонках, но не хотела останавливаться. Боль и удовольствие ударили в голову пряным контрастом, и на вершине удовольствия у неё прыснули слёзы из глаз.

— Иза, всё хорошо? — Алек повернул к себе её лицо, обеспокоенно посмотрел ей в глаза, стёр подушечкой пальца слезинку, так некстати прокатившуюся по щеке.

— Да, так бывает. Когда слишком хорошо.

Она сбежала в душ, чтобы смыть с тела его следы, а вернулась уже к великолепно накрытому столу. Алек вручил ей бокал вина. Спина уже не болела, но на ней остались багровые следы. Она скрыла их под шёлковым халатом — ей не хотелось, чтобы Алек расстраивался. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​

‌‌‍Глава 33. Скачки

«Арлингтон-парк» уже с утра ждал своих первых гостей. Алек вместе Изабеллой, одетой в облегающее красное коктейльном платье, прибыли почти к самому началу скачек. Места на трибунах были заполнены, в воздухе витала атмосфера азарта и праздника, распорядители принимали ставки. Их с Алеком провели в вип-ложу, где для особых гостей были накрыты фуршетные столы. Изабелла дважды была на скачках с Хамфри, но так и не научилась в них разбираться: прокурор больше внимания уделял еде и разговорам с «нужными людьми». Люди были всё те же — Изабелла замечала знакомые лица.

Многие неприкрыто глазели на неё — Изабелла Бланко оказалась самой ярко одетой дамой на ипподроме. Алек не стеснялся выставлять напоказ её яркую южную красоту — она, черноволосая и темноглазая, облачённая в глубокий, почти кроваво-красный, затмевала собой бледную, сдержанную симпатичность американок, и за это некоторые из них смотрели на неё, как на даму полусвета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На неё смотрели с завистью. И с осуждением. Ещё в прошлом году она была здесь с другим мужчиной, а сегодня… С самим Алессандро Корелли, пределом мечтаний многих и многих женщин здесь. И даже его женатый статус не мешал им питать иллюзии, статус же вдовца ещё сильнее всколыхнул их интерес к его персоне. Изабелла чувствовала это. Ощущение превосходства и какое-то тайное злорадство, что он сейчас с ней, именно с ней, а не с кем-то из них, заставляло держать спину ровно, задирать подбородок повыше и тянуть носочек при ходьбе, но в то же время повышенное внимание страшно смущало её. Алессандро не всегда был рядом с ней — разговоры с «важными людьми» преследовали её и здесь. Когда он, извинившись, отошёл в сторонку с какой-то женщиной, которую назвал Литой, Изабелла почувствовала, как больно уколола ревность. Ей собственнически хотелось, чтобы он был с ней и только с ней, но умом понимала, что это невозможно. Она подошла к смотровой площадке, взялась за перила, выглянула на арену. Лошади волновались в загонах, вот-вот должны были объявить старт.