Форель a la нежность (сборник) - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ах сволочь! – подумал я. – Он нас затащил в чернобыльскую зону. А мы тут зачали ребенка… О чем он думал! Это же его сестра! Вот тебе и экстремальный туризм! Он что, хотел показать, что настоящие традиции сохраняются только благодаря радиации?»
Я вернулся в спальню. Оделся, стараясь не разбудить Маринку. Снова зашел в залу.
Он спит на кухне! Мне очень захотелось взять что-нибудь тяжелое, пойти туда и стукнуть его по голове. Но ничего тяжелого в зале я не нашел. Я еще раз осмотрелся и, к своему удивлению, увидел Диму. Он заглянул в залу из передней. Он был одетый, а в руке сжимал за горлышко бутылку шампанского.
– Не спится? – спросил он негромко. На его лице появилась шаловливая улыбка.
– Ты куда нас привез? – сердитым шепотом спросил я.
Улыбка не исчезла с его лица. Он посмотрел мимо меня на вчерашний рождественский стол. Я понял, что он смотрит сейчас на дозиметр, оставленный мною на столе напротив шестого стула.
– Это же чернобыльская зона! – произнес я уже громче, не дождавшись от Димы ответа на свой предыдущий вопрос.
– Ты умеешь открывать шампанское беззвучно? – спросил он. – Ты же умеешь, я помню! На, открой!
Я взял в руки бутылку. А он кивнул мне внутрь залы, в сторону стола, мол, проходи и садись!
Мы сели за стол. Я снял с пробки фольгу, аккуратно скрутил оловянную проволоку, крепко соединявшую пробку с бутылкой. Потом аккуратными движениями хирурга потянул пробку на себя. А когда она уже пошла сама, под силой давления шампанского, стал придерживать.
– А теперь наливай! – прошептал он.
– А пить за что будем? – спросил я мрачно. – За Рождество в чернобыльской зоне?
Дима опять усмехнулся.
– Нет, за открытие нового маршрута экстремального туризма. Мое ноу-хау. Называется: «Русская рулетка в украинской провинции».
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что у меня пять таких мест. Одно – в чернобыльской зоне, четыре – в обычных селах, замаскированных под чернобыльскую зону. Это для новых русских, которые уже все видели и больше не умеют удивляться. Купил тур, получил номерок маршрута – и поехали! Кстати, зря ты чернобыльской зоны боишься! Знаешь, как радиация нервы успокаивает?
– Ты мне не ответил: это чернобыльская зона или нет?
– Не бойся, не чернобыльская.
Я с облегчением вздохнул и глотнул шампанского.
– Так ты что, все это специально для нас подстроил? Для острых ощущений?!
– Это мой вам рождественский подарок. Кстати, хотите следующее Рождество в одной шахте под Донецком с бастующими шахтерами отметить?
– На следующее Рождество у нас будет малыш, – спокойно и с уверенностью сообщил я Диме. – А ему вряд ли понравится в шахте с шахтерами…
– Ничего, – усмехнулся Дима. – Еще целый год впереди. Я для вас что-нибудь другое придумаю. Такое, чтобы и малышу понравилось!
Моя любимая разница
Рождественский рассказ
«Я приеду к тебе под окно зимней ночью на белоснежном танке».
Каждую ночь в очередном сне пролетала эта фраза, произнесенная моим голосом. И мне казалось, что во сне, услышав ее, я киваю. Я согласен приехать к тебе под окно на белоснежном танке.
Только откуда взялся этот белоснежный танк?
Я перебираю все слова, сваленные в моей памяти. Память – не архив. В ней никогда не бывает порядка. В ней если даже что-то и найдешь, вряд ли точно поймешь: когда и кем это было сказано или сделано.
«Мой папа был командиром танковой части…» – прошептал откуда-то издалека твой голос.
Ты это сказала на второй день нашего знакомства. Точнее, это был твой ответ на мое предложение выпить у тебя дома чая.
Мы так и не выпили у тебя чая. Вместо этого мы несколько раз посидели в баре, где ты всегда заказывала красное мартини, а я пробовал то кальвадос, то настоящий портвейн из Португалии. Потом, это было в конце мая, съездили в Ялту и провели там три дня. Солнце только-только начинало оживлять, размораживать людей. Весна была поздняя. Мне за неделю до этого исполнилось 45, тебе в следующем сентябре «стукало» 22. Замечательная разница. Помните такой рекламный слоган «Почувствуйте разницу!»? Я ее действительно почувствовал. И запомнил навсегда.
И вот этой ночью снова вспоминал ее в одном из своих обычных, посвященных тебе снов.
От Нового года поубавилось яркости, зато прибавилось ее к Рождеству. Я завис между двумя этими праздниками с четким ощущением необходимости что-то совершить, взять что-то из прошлого и перетащить если не в будущее, то уж точно в сегодняшний день, точнее – в сегодняшнюю ночь.
Кто-то пустил за окном ракету. Над домом взорвался разноцветными искрами салют. Я открыл глаза. Фосфор стрелок на старинном будильнике указал время – четверть второго ночи.
Тот, кто запустил этот фейерверк, наверняка моложе меня лет на десять. В моем возрасте к фейерверкам возникает устойчивое равнодушие.
Теперь мне не хочется спать.
Я поднимаюсь, подхожу к окну.
– Где ты там, Ия? – спрашиваю я заоконную темень.
В эти зимние ночи мне не хватает именно ее. О других гостивших в моей личной жизни женщинах я не думаю.
– Алло? – бормочет сонный голос. – Кто это?
Скоро половина второго. Она наверняка крепко спала. Интересно, что ей снилось?
– Это один эгоист из твоего недавнего прошлого, – говорю я.
Из трубки молчание. Минута, вторая. Она не кладет трубку.
– Ты меня узнала? – спрашиваю я, не выдержав этой игры в «кто кого перемолчит».
– Узнала.
– Как там твой папа?
– Он умер. Два месяца назад.
– Извини.
– Ничего. Я уже привыкла к тому, что его нет. Его друзья еще не привыкли и звонят время от времени. Иногда ночью. Старики, как и счастливые, часов не наблюдают. Я думала, и сейчас это кто-то из них.
– Ты теперь одна?! – спрашиваю я и ловлю себя на том, что в интонации моей проскальзывает надежда на ее утвердительный ответ.
– Почти.
– Как это?
– У меня позавчера бойфренд потерялся…
– Объявлений на столбах не вешала? Ну, там, верните за вознаграждение…
В трубке молчание.
– Извини, – говорю я. – Ночью у меня случаются неудачные шутки. Если хочешь, можем пойти его вместе поискать!
– Опять шутишь?! – вздыхает она.
– Нет, не шучу. Я могу быть у тебя через двадцать минут.
– Ну будь! – говорит она уже проснувшимся голосом.
На улице минус десять-пятнадцать. Мой серый «опель» никак не хочет заводиться. Замерз бедняга. Если он так и не заведется, то обещания своего я не смогу сдержать. Пешком по снегу и ледяной корке отсюда, с Никольско-Ботанической, до ее дома на Липской? На это может и сорок минут уйти, и час. Зимой нельзя ходить быстро. Особенно ночью.
«Опель» наконец завелся. Ледяная корка под колесами захрустела. Слева – университет, справа – памятник национальному поэту. Поворачиваю на бульвар, спускающийся к Бессарабке. Опять слева университет, только теперь желтый его корпус, а справа в парке национального поэта спит ресторан, названный в честь того же национального поэта. Дорога пустынна и искрит снежком, отражающим свет уличных фонарей. Светофоры мигают желтым. Вокруг – ни машин, ни людей. Где же мы будем искать ее бойфренда?
А, впрочем, зачем мне ее бойфренд? Мне достаточно увидеться с женщиной, которая заставила меня почувствовать разницу. Нет, внешне она просто красивая и изящная. Разница между ней и другими красивыми молодыми не внешняя. Она в чем-то другом. В темпераменте, в непредсказуемости, в какой-то глубоко внутри спрятанной чертовщинке.
– Смотри-ка, успел! – удивляется она, встречая меня на пороге.
– Старался.
Она уже в сапожках и джинсах, в темно-синем свитере. Проворно просовывает руки в рукава короткой коричневой дубленки.
– Я готова.
– А где мы его будем искать? – интересуюсь я.
– По злачным местам. Начнем с казино «Салют». – В ее руке вдруг появился справочник «Ночной Киев», и она игриво помахала перед моим лицом этой пестрой брошюркой.
Казино «Салют» оказалось закрытым. Мы заехали в три ближайших ночных клуба. Бойфренда там не нашли. Поехали дальше, в сторону Крещатика.
В Пассаже жизни было больше. Под горящими витринами кафе и ресторанов стояли высокие девушки в удивительно коротких шубках.
– Как ты думаешь, что дороже: такая девушка или ее шубка? – спросил я.
Она обернулась на ходу, хмыкнула.
– Шубка дороже, – ответила она после паузы. – Давай туда зайдем!
Мы спустились в вибрирующий от громкой музыки подвал. В воздухе плавал особенный сладковатый дымок. То ли от дискотечных спецэффектов, то ли от какого-то радостного курева.
Навстречу нам выскочил прилично одетый крепкий малый.
– Раздеваться будете? – спросил он.
– Нет, – Ия отмахнулась от него рукой. – Мы приятеля ищем.
Он освободил дорогу, и мы прошлись через три зала, останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Мне, впрочем, оглядываться надоело. И я спросил:
– А как он выглядит?