Расшифровка - Май Цзя

произносил речь, пока остальные слушали, сидя тут же на земле. И так часов с десяти утра: то одно разберут, то другое разоблачат. В полдень, когда принесли еду и «критикующие» принялись за обед, мастеру Жун с коллегой велели заучивать наизусть цитаты Мао Цзэдуна из «красной книжицы». К четырем часам у них занемели ноги, и они волей-неволей опустились на колени.

В это время всеобщее внимание привлек подъехавший к корпусу джип с военными номерными знаками. Из машины вышли трое: два здоровяка и между ними коротышка, и они вместе направились прямиком в гущу собрания. Когда они были уже у самых ступеней, хунвейбины[34] -дежурные преградили им дорогу и спросили, кто они. Коротышка взъярился:

– Мы пришли за Жун Иньи!

– Вы кто такие?

– Те, кто ее заберут!

Тон был до того резким, что хунвейбин нахмурился и рявкнул в ответ:

– Она гоминьдановская шлюха! Никуда она не пойдет!

Коротышка полоснул его взглядом, презрительно фыркнул:

– Чушь собачья! Если она гоминьдановка, я, выходит, тоже за Гоминьдан? Да ты знаешь, кто я такой? Говорю тебе: без нее я сегодня не уйду, прочь с дороги!

С этими словами он оттолкнул того, кто мешал ему пройти, и уже хотел было взбежать по ступеням, как вдруг кто-то крикнул:

– Он еще смеет повышать голос на хунвейбинов! Вяжи его!

Все тут же вскочили и бросились на коротышку. Будь он один, так бы его и забили до смерти, к счастью, те двое, что приехали с ним, защищали его от ударов. Высокие, крепкие и, по всему видно, опытные, они в два счета отогнали самых рьяных, расчищая место, так, чтобы коротышка оказался в центре круга; загораживая его, точно телохранители, они громко кричали:

– Мы люди Председателя Мао! Кто посмеет тронуть нас – тот против Председателя! Тот не хунвейбин! Мы сами близкие люди Председателя! А ну, разойдись! Разойдись!

Благодаря их недюжинной отваге коротышку удалось наконец вызволить из толпы. Один из охранников, заслоняя его, побежал вперед, второй, однако, обернулся к хунвейбинам, вынул пистолет, выстрелил в воздух и гаркнул:

– Всем стоять! Нас послал Председатель!

Внезапный выстрел и властный голос возымели свое действие: хунвейбины притихли, растерянно глядя на охранника. Но сзади то и дело слышались выкрики: хунвейбинам не страшна смерть! Мы тебя не боимся! Обстановка вновь накалялась. Охранник вытащил из кармана удостоверение – ярко-красное, с большим государственным гербом на обложке – раскрыл, поднял высоко, чтобы все видели:

– Смотрите! Мы люди Председателя Мао, исполняем его волю! Кто посмеет мешать нам, будет арестован! Все мы здесь люди Председателя, есть что сказать – говорите как следует! А теперь пусть ваш главный выступит вперед: у нас послание от Председателя.

От толпы отделились двое; охранник спрятал пистолет, отозвал предводителей в сторону и о чем-то с ними зашептался. По всей видимости, слова его были достаточно убедительны, потому что предводители объявили во всеуслышание: да, действительно, это самые близкие люди Председателя, просим всех разойтись по своим местам. Шум стих, коротышка и первый охранник, уже успевшие отбежать на приличное расстояние, вернулись обратно, и один из предводителей даже подошел пожать коротышке руку, пока второй объяснял собравшимся: этот человек – герой, поприветствуем его аплодисментами! Раздались жидкие хлопки: на героя еще таили злобу. Опасаясь, возможно, как бы чего не случилось, второй охранник – тот, что палил из пистолета, – решил не подпускать героя к хунвейбинам; он что-то прошептал герою на ухо, проводил его до машины и велел водителю заводить мотор, сам же остался снаружи. Когда джип тронулся с места, герой высунулся из окна и прокричал:

– Сестра, не бойся, я за подмогой!

Это был Цзиньчжэнь!

Жун Цзиньчжэнь!

Отзвук его голоса еще висел в воздухе, когда на «критику» ворвался вихрем второй джип с военными номерами и затормозил напротив первого. Из автомобиля выбрались три человека, причем на двоих из них была форма офицеров НОАК[35]. Офицеры что-то шепнули стрелявшему охраннику, после чего представили ему своего спутника. Им оказался тогдашний глава университетских хунвейбинов, известный как «командир Ян». Они негромко посовещались у машины, после чего командир Ян, серьезный и торжественный, в одиночку взобрался на помост и, не теряя времени даром, вскинул вверх кулак: «Да здравствует Председатель Мао!» Яростно и оглушительно толпа внизу подхватила его крик. Когда голоса стихли, командир Ян поднялся по ступеням, сорвал с мастера Жун колпак и табличку и провозгласил:

– Клянусь именем Председателя: эта женщина – не гоминьдановка, а сестра нашего героя, самый родной для Председателя человек, самый верный делу революции товарищ!

Он вновь поднял сжатый кулак.

Да здравствует Председатель Мао!

Да здравствуют хунвейбины!

Да здравствуют товарищи!

Закончив кричать, он снял с себя хунвейбинский нарукавник и лично надел его на мастера Жун. В этот момент кто-то снова начал громогласно да-здравствовать, раз за разом, будто бы провожая мастера Жун, а на самом деле прикрывая ее уход, отвлекая от нее всеобщее внимание. Вот так, под раскаты лозунгов, и завершилась персональная революция в жизни мастера Жун…

[Далее со слов мастера Жун]

Честно говоря, я его не узнала: за десять лет, что мы не виделись, он еще сильнее исхудал, надел старомодные очки со стеклами толще бутылочных донышек и стал похож на этакого молодого старичка – потому-то я и поверить не смела, что это Чжэнь, и только когда он назвал меня сестрой, я словно очнулась ото сна. И в то же время сон, казалось, не отпускал меня, и я до сих пор сомневаюсь: не приснилось ли мне все то, что случилось в тот день.

Телеграмму отправили всего один день назад, а Чжэнь был уже здесь, как будто он и впрямь жил в нашем городе, и судя по его влиянию, по таинственности, которая окружала его приезд, он в самом деле стал чрезвычайно важной персоной. Пока он был дома, тот человек, стрелявший из пистолета, не отходил от него ни на шаг, следовал за ним как тень – то ли телохранитель, то ли надзиратель – и не давал Чжэню ни малейшей свободы, то и дело вмешивался в наш разговор: об этом нельзя спрашивать, того нельзя говорить. Ужин нам он распорядился привезти на машине, вроде как чтобы избавить нас от лишних хлопот, но, по-моему, он боялся, как бы мы не подсыпали чего в еду. Как только мы доели, он заторопил Чжэня к отъезду, но тут мама с Чжэнем стали его упрашивать, и он все-таки разрешил Чжэню переночевать дома. Для него эта затея была, видимо,