Не потерять человека - Георгий Александрович Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поразился собственной мысли. Кровь молотом застучала в висках, и он в отчаянии ударил себя кулаками по голове:
– Ах, я болван! Ведь он бывал здесь! Он ночевал у тебя, пока мы искали его по всему городу!.. Ты все время дурачила меня!..
– Неправда! – взорвалась Лена пронзительным криком. – Коля, это неправда! Он был здесь один-единственный раз! Полчаса!..
Шестаков сверлил ее гневным недоверчивым взглядом.
Лена говорила, и голос ее рвался от волнения и искренности:
– Коля, я ведь не умею врать… Но пойми – я и предавать не умею!.. Никого… никогда… Я никого не дурачила!
Шестаков не отводил от нее тяжелого взгляда.
И Лена сказала тихо:
– Я никого не дурачила. Я одурачила себя… Я устала от вас… Белые! Красные!.. Все ненавидят друг друга… Как звери, охотятся друг на друга… Я не революционерка… И не белогвардейка!.. – И закончила почти шепотом: – Я хочу покоя…
– Ты хочешь покоя? – с яростью повторил Шестаков. – А я… – не хочу покоя? А все эти истерзанные голодные люди – не хотят покоя?..
Лена не отвечала, и Шестаков продолжал беспощадно:
– Те, кого здесь твой Чаплицкий мучил, порол и вешал, они – не хотели покоя?! Ты спасла жизнь убийце… Душегубу…
Он встал и неуверенно, слепо, ударившись плечом о дверной косяк, вышел из комнаты.
Лена упала на кровать.
Плакала горько, обессиленно, как маленькая обиженная девочка.
На следующий день приступили к подъему угля с затопленных белогвардейцами кораблей.
С первого же спуска работа пошла полным ходом – все были расставлены по своим местам, заранее было подготовлено все снаряжение.
Матрос первой статьи Федор Гарковец, прошедший водолазную школу на Балтике еще в пятнадцатом году, спустился под воду первым. За ним последовали товарищи.
Они медленно прошли вдоль высокого борта морского судна, покоившегося на дне. Водоросли уже опутали его, к обшивке пристали ракушки. Над клюзом виднелись медные буквы: «АЛЬБАТРОСЪ»…
…А наверху, на легкой волне, покачивался водолазный бот. Невдалеке виднелся еще один, за ним – третий, рядом – застопоренные буксиры, баржи.
На палубах ботов царила рабочая водолазная обстановка: мерно пыхтели воздушные помпы, дежурные матросы под присмотром Шестакова потравливали шланги…
…Федор Гарковец, а за ним и остальные водолазы поднялись на палубу «Альбатроса», потом обследовали внутренние помещения, наконец спустились в кочегарку судна…
В кочегарке расположились цепью, пользуясь слабым освещением, проникавшим через воздушный люк. И принялись за работу.
Федор стал около бункера. По очереди со своим земляком Иваном Зирковенко он нагребал совковой лопатой уголь из бункера в корзину, плетенную из прутьев. Потом они плавно волокли ее, отмахиваясь от какой-то слишком любознательной рыбы, к металлическому сварному коробу, поставленному около загрузочной шахты.
Осторожно высыпали – а вернее сказать, выливали – черную густую массу в ящик, отчего вода вокруг на несколько секунд становилась непроглядно-черной, дергали сигнальный фал…
А на поверхности ошвартовались буксир и баржа.
К стреле грузового крана подтянулся, вынырнув из воды, короб с углем. Кран повернулся, навесил короб над баржей, дежурный такелажник опрокинул его над трюмом…
Сыплется уголь, льется черная вода…
Работает лебедка на водолазном боте, наматывает на вал бесконечный трос, и вот из воды показались один за другим матросы в легких водолазных костюмах – с фантастическими шлемами и толстенными свинцовыми подошвами.
На ботах, не дожидаясь, пока освободятся от шлемов поднятые водолазы, готовились к спуску следующие. А водолазы, отработавшие вахту, сняв с помощью товарищей шлемы и тяжелые ботинки, без сил валились на матрасы.
Иван Зирковенко, непривычный к тяжкой водолазной жизни, потерял сознание, и Федор Гарковец принялся изо всех сил растирать товарища шерстяной варежкой, чтобы восстановить кровообращение.
Да и другие водолазы почти без памяти. У них посиневшие, изнуренные лица…
А кран на буксире поднимал очередной короб с углем…
Новоиспеченный капитан белогвардейской армии Миллера, бывший прапорщик Севрюков, с трудом разыскав в деловой части Лондона контору «Закупсбыта», вошел в приемную.
Вошел скромно; увидев у стола Кушакова посетителей, тихо стал в сторонке.
Кушаков, заканчивая разговор, сказал двум пожилым коммерсантам:
– Мы благодарим вас за сотрудничество и просим незамедлительно сообщать нам о ходе переговоров по поводу сделок на контрактации, о фрахте… ну и обо всем остальном, что имеет для нас существенное значение…
Посетители поднялись, раскланялись с Кушаковым, направились к выходу.
Севрюков с предупредительным поклоном распахнул перед ними дверь, выпустил из конторы.
А потом вывесил на стеклянной двери табличку с лаконичной надписью «ЗАКРЫТО».
Кушаков посмотрел на него с огромным удивлением:
– В чем дело, милостивый государь?
Севрюков деловито задвинул щеколдочку замка и повернулся к Кушакову:
– Ну-с, кто здесь будет за старшего?
Четыре клерка и две машинистки с недоумением и тревогой смотрели на незваного гостя.
Кушаков сказал весьма сухо:
– Я уполномоченный распорядитель фирмы «Закупсбыт Лимитед», милостивый государь. С кем, простите, имею честь разговаривать?
У дверей стоял стул. Закинув ногу на ногу, Севрюков уселся на него.
В галошах, тесной пиджачной паре, в мятом черном котелке, со своим черно-красным шелушащимся обмороженным лицом, он имел вид одновременно нелепый и зловещий.
Полузакрыв глаза, бывший прапорщик сказал медленно:
– Ты имеешь честь разговаривать, свинская морда, с офицером и патриотом Родины, которую ты, сукин сын, продал…
У Кушакова на мгновение отнялась речь.
– Да… да… вы… пьяны! Вы… хулиган!.. Я сейчас… полицию!.. – наконец прорвало его. – Я немедленно… вызываю полицию… Да как вы посмели!..
Вскочили с мест, взволнованно загудели служащие. Послышались возмущенные возгласы.
Севрюков встал, неторопливо подошел к Кушакову, поставил ногу на стул, снял галошу и неуловимо-резким движением хрястнул по лицу коммерсанта своим мокрым, измызганным рубчатым резиновым ступарем.
И на красивом седоусом лице Кушакова сразу же присохла громадная кроваво-грязная печать боли и унижения.
А Севрюков бросил галошу на пол, аккуратно, помогая себе пальцем, обул ее.
Плюнул и сказал спокойно:
– Вот как я смею…
И контору залила тишина ужаса насилия, ощущение нежданно пришедшей беды.
Севрюков скомандовал:
– Всем стать к стенке!..
И как только один из пожилых клерков замешкался, сильно пихнул его в спину стволом маузера, который мгновенно появился у него в руках.
Когда служащие выстроились в ряд вдоль стены, Севрюков сказал:
– Теперь слушайте и повторяйте за мной хором… И не приведи вас Господь ослушаться меня… – Он прицелился в грудь Кушакова, по лицу которого все еще текла медленная густая кровь. – Повторяйте: «Мы, продажные твари, служим большевикам и изменникам…»
Вразброд, еле слышно, служащие начали повторять за Севрюковым:
– «…Мы думали, что спрячемся здесь от возмездия…»
Машинистка, тоненькая кудрявая брюнетка, поджав губы, молчала.
Севрюков подошел к ней, стволом маузера
