Не потерять человека - Георгий Александрович Вайнер

class="p1">– Ах, Петр, ну зачем вы так? За эти годы я тоже изменилась. Теперь меня не так легко поставить в тупик вашими софизмами, как когда-то… Незапамятно давно… Когда я считалась вашей невестой…

– Вы еще помните об этом? – с тоской спросил Чаплицкий. – Мне показалось, что вы решили забыть свое прошлое, свою среду, свою отчизну. – И добавил глухо: – Свою память…

– Вам показалось? – мягко переспросила Лена. – И все потому, что я не бегаю по ночам окровавленная, в грязи, с пистолетом за пазухой?

Чаплицкий молча кивнул.

Лена настойчиво сказала:

– Но разве в этом память прошлому?

– И в этом тоже! – упрямо сказал Чаплицкий и неожиданно устало добавил: – Но я вас, Леночка, ни в чем не укоряю. Я бы сам охотно забыл свое прошлое…

Лена подошла ближе, положила руку ему на плечо:

– Петя, может быть, не надо забывать прошлое? Может быть, надо обо всем подумать по-новому?

Чаплицкий покачал головой:

– Не-ет… Я ничего передумать не могу. Мои воспоминания – как матрешки. Они вынимаются одно из другого. И уводят меня слишком далеко.

Лена бросила взгляд на измученное лицо Чаплицкого:

– Петя, вы чаю хотите?

– С удовольствием, Леночка.

Лена зажгла керосинку, поставила на конфорку старый железный чайник. И вернулась к разговору:

– Так что же вас не устраивает, Петр?

Чаплицкий пристукнул кулаком по столу:

– Решительно все. Бросать Россию я не хочу, а жить с большевиками – не могу.

– Почему? Разве честного человека не может волновать их идея свободы, равенства и братства?

– Да вздор это! – злобно бросил он. – Вздор! Я не хочу братства с чукчами! И там, где торжествует принудительное равенство, – нет свободы!

Чаплицкий зашагал по комнате, горячечно блестя глазами, быстро выкрикивая:

– А свобода напрочь исключает равенство, поймите это, Леночка! Пока я свободен, я всегда буду сильнее, умнее и богаче любого из них!..

Они долго молчали, пока Лена не произнесла печально:

– Тогда вы обречены. Они вас уничтожат… И будут по-своему правы…

– Мне это очень горько слышать от вас, Лена, – прошептал Чаплицкий.

Лена сняла с керосинки закипевший чайник, налила гостю чаю. Он сел к столу, сделал несколько жадных глотков. Лена тихо сказала:

– Но это правда, Петя. Вы ослеплены ненавистью. Неужели вы верите в победу своего дела?

– Верю, – упрямо сказал Чаплицкий. – Хотя наши вожди – те, которые идейны, – безумны! А те, что умны, – безыдейны.

– Чего же вы хотите, Петр?

Чаплицкий снова встал, взволнованно прошелся по комнате, остановился против Лены, блестя глазами, неожиданно предложил:

– Лена, Леночка! Давайте уедем… через границу… Вместе!.. Я ведь так сильно… и так нежно любил вас… Я и там найду себе место… Мне одному больше невыносимо… Я так устал.

Лена покачала головой.

– Не хотите?.. А что же делать мне?.. Зря я к вам пришел, зря на вас обернулся…

Лена не поняла его:

– Почему, Петр?..

Чаплицкий тоскливо объяснил:

– Я как жена праведного Лота: обернулся на Содом, и вот – обращен в соляной столп…

Лена промолчала.

– Я видел вас несколько раз с этим комиссаром… Шестаковым, – резко сказал Чаплицкий. – Скажите мне прямо – это из-за него?

Лена неопределенно пожала плечами и снова ничего не ответила.

– Та-ак, та-ак… Понятно… понятно… – сбивчиво забормотал Чаплицкий. – Вот же у вас телефон, Елена… Позвоните, скажите ему… – Чаплицкий отошел к окну, сжатыми кулаками оперся на подоконник, разгоряченным лбом прижался к стеклу, шепча слова, как в бреду: —…скажите ему, что у вас прячется враг Советской власти… белогвардеец Чаплицкий… ваш бывший жених…

Лена молчала.

– Ну, что же вы? – истерически выкрикнул Чаплицкий. – Они высоко оценят такую лояльность…

– Что вы несете, Чаплицкий? Слушать противно! – взорвалась Лена.

Чаплицкий круто повернулся к ней:

– Почему же? Новые времена, новая мораль – сын на отца, брат на брата. Идеи дороже живых людей! Невесты предают своих женихов!

Лена долго, неотрывно смотрела на него. Потом разлепила пересохшие губы:

– Мне сейчас очень больно, Петр… Я вас тоже любила когда-то… – И добавила с мукой: – А вы… Вы горестный и кровавый шут…

Контрразведчик издевательски развел руками:

– Мы все шуты… на подмостках времен!

Лена взяла себя в руки. Показала Чаплицкому лесенку, ведущую на второй этаж:

– Приведите себя в порядок, умойтесь и ложитесь спать. Я постелю вам сейчас… – И так как Чаплицкий молчал, добавила непреклонно: – А утром уходите. Я больше не хочу вас видеть.

Чаплицкий поднял на нее потухшие глаза:

– Я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Через полчаса смены патрулей, и я уйду…

Лена не ответила.

Чаплицкий сказал горько:

– Но если вы сообщите Шестакову, что я был здесь, они поймают меня и убьют.

Он подошел к ней вплотную и с гримасой боли и ненависти добавил:

– Прекрасный сюжет: советская Джульетта сдает Тибальду из Чека своего Ромео! Прощайте!..

Лена со слезами на глазах бросилась вон из комнаты. Чаплицкий крикнул ей вслед:

– И запомните: моя кровь падет на вас! Запомните это! Падет на вас!..

Шестаков и Болдырев направились в Чека.

По дороге Болдырев говорил недовольно:

– Ну и чего мы достигли? Только парня хорошего в лазарет уложили. Да еще двое раненых… И пальбу на весь город подняли.

Шестаков с ним не согласился.

– Это ты не прав, дорогой мой, – говорил он снисходительно. – Конечно, ребят жалко, что тут говорить. Да ведь и сам знаешь, как народ говорит: «Пошел на войну по голову чужу и свою захвати!» Как-никак шестерых бандитов мы положили?

Болдырев угрюмо кивает.

– Да двоих взяли… – продолжает довольно Шестаков. – Это раз… Во-вторых, убедились категорически, что в штабе засел предатель.

– А что, раньше не знали, что он засел, предатель-то? – пробурчал Болдырев.

– Раньше мы предполагали, а теперь точно знаем. И мы его обязательно найдем.

– Найдем, – спокойно согласился Болдырев. – Куда он от нас денется…

Шестаков размышлял дальше:

– Тут что еще важно: теперь, после засады на «Пронзительном», враг знает, что мы его игру разгадали.

Нахмуренное лицо Болдырева немного разгладилось.

– Это факт, – сказал он довольно. – Теперь небось поостерегутся хватать любые слухи – вдруг снова ловушка? И вообще, когда враг опаску имеет, у него возможности вредить меньше. А то обнаглели…

Они вошли в помещение городского Чека, расположившееся в небольшой каменной усадьбе за глухим забором, бывшем имении купца Малодворова.

В одной из комнат русый вихрастый чекист лет девятнадцати настырно допрашивал диверсанта, который первый влез на борт «Пронзительного».

Арестованный был спокоен, развалившись в очень свободной позе на стуле, он развязно отвечал на хитрые вопросы следователя.

Чекист, видимо не очень довольный результатами своего расследования, с обидой доложил Болдыреву:

– Вот, полюбуйтесь, Андрей Васильевич: клянется-божится, что ничего про организаторов злодейского покушения