Улица Вокзальная, 120 - Лео Мале

Пока они занимались своим делом, мы с Фару уединились в укромной, не то чтобы жарко натопленной, выкрашенной белой эмалью комнате, куда Дорсьер распорядился принести нам по чашке кофе.

– Что это еще за док? – с нарастающим недоверием спросил Фару.– Вы в самом деле верите его россказням?

– Каждому его слову. Объяснение, которое он нам представил, более чем правдоподобно. Впрочем, вы вправе завтра же начать следствие по его делу.

– Хе-хе!… А кто говорит, что я его не начну?

Значит, у вас есть свободное время. А так как я не могу этим похвастать, то займусь осмотром сумочки этой девушки. Мы можем сию же минуту спокойно приступить к этому занятию.

Содержимое сумочки уготовило нам немало сюрпризов.

Глава VII

Элен

Имя пострадавшей было Элен Пармантье, если верить найденным при ней документам. Она родилась 18 июня 1921 года. Проживала в Лионе, на улице Арфо, 44. В настоящее время снимала комнату в отеле на улице Делам-бра, о чем свидетельствовал фирменный пропуск этой гостиницы.

Мы сразу же почувствовали себя в привычной обстановке, обнаружив среди разного рода бумаг три впечатляющие фотографии. На одной из них была изображена группа людей, среди которых фигурировал и Робер Коломер; на другой – обеспамятевший из концлагеря, по-видимому еще до ареста, гладко выбритый, в очках и без шрама на лице; наконец, на третьей были запечатлены черты Жоржа Парри, такого, каким он выглядел до своего преображения.

Малиново-красный от любопытства, Фару жадно перебирал лежавшие в сумке бумаги. Минуту спустя он передал мне телеграмму.

В ней, отправленной из Лиона на мыс Антиб, адресованной месье и мадам Фроман для мадемуазель Пармантье и датированной днем моего возвращения во Францию, т. е. днем гибели Коломера, было сказано: «Поскольку возвращаетесь сегодня вечером, оставайтесь на Перрашском вокзале. Ждите меня на платформе. Вам сюрприз. Целую. Боб».

Неплохая находка. Но следующее письмо было и того лучше. Оно проливало яркий и неожиданный свет на личность так называемой Элен Пармантье. Без даты, оно было следующего содержания:

«Дитя мое!

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет среди живых. Я знаю, ты не рассердишься на меня за то, что я сообщаю тебе об этом без предварительной подготовки; ведь все эти годы, с тех пор как ты узнала о моей «профессии», мы так мало были друг для друга дочерью и отцом… Каждый раз я пишу тебе с ведома одного моего весьма надежного друга. Ему предстоит переслать тебе и этот конверт, если в течение полугода от меня не поступит на его имя никаких известий. Вот почему настоящее послание является в каком-то смысле и моим завещанием. Ты найдешь средства для обеспеченного существования до конца своих дней на вилле, где ты никогда не была, но местонахождение которой тебе известно и ключи от которой у тебя есть. Ты знаешь, о какой вилле идет речь: «Если ехать от Льва, то после встречи с божественным и инфернальным маркизом это будет самая изумительная книга из всего им написанного». (Даже после смерти я не в силах избавиться от своего пристрастия к ребусам…)»

– Совершенно верно,– заметил я.– Просто ты хочешь сказать, что тебя не оставляет свойственная всем преступникам подозрительность…

Я продолжил чтение:

«Долго и нежно целую тебя».

Следовала вычурная роспись, в которой можно было различить буквы «Ж» и «П». Затем шел постскриптум:

«Как бы жестоко и иронично это ни прозвучало…– я посмотрел на обороте -…мне сладостно сознавать, что получение этого письма явится для тебя как бы символом освобождения.

Нежно и в последний раз целую тебя, милое мое дитя. Отныне ничего оскорбительного уже не будет больше исходить от твоего отца».

Фару теребил ус.

– Это – дочь Джо Эйфелевой Башни,– произнес он.

– Похоже, что так. Та самая Элен, имя которой он назвал перед смертью.

– С радостью констатирую, что вся эта история ставит вашу секретаршу вне подозрений.

– Я тоже. Готов запастись целым мешком извинений…

– Ничего, выкрутитесь. Вы, как никто, умеете выходить из затруднительных положений. А что это за сюрприз, который ваш сотрудник уготовил этой девушке? Его собственная насильственная смерть?

– Не думаю. Очень скоро мы сможем задать этот вопрос ей самой. Дайте-ка конверт.

Он был квадратной формы, склеенный из дешевой желтой бумаги. Почерк и чернила, которыми был написан адpec, отличались от тех, какими было написано «завещание» гангстера. Я взял письмо, осмотрел через лупу обе стороны листка, сложил его и вложил в конверт.

– Не иначе, как убийца был крив на один глаз? – осклабился Фару.

– Нет, он был левшой. Вы не замечаете ничего необычного?

– В чем?

– В том, как сложено это письмо. Ведь это листок обычного формата, сложенный почему-то не вчетверо, как того, казалось бы, требовал конверт, но сначала на одну треть, а затем вдвое. И вот он фактически болтается в этом конверте. Странно.

– Бросьте подражать Жоржу Парри и изъясняться шарадами. У меня нет времени на размышления. Выкладывайте все начистоту.

– Первоначально это письмо было вложено в продолговатый конверт, запечатанный красным воском. Через крошечное отверстие воск проник внутрь. Видите это красноватое пятнышко на обороте письма? Можете отправлять его на экспертизу к вашим алхимикам. Ставлю сто против одного, что это воск. Похоже, что весьма «надежный» друг, на которого ссылается Парри, совсем не так надежен, а его преданность интересам гангстера далеко не безгранична. Получив запечатанное письмо, значение которого было ему хорошо известно, этот надежный (sic) человек не считает нужным ждать полгода. Он вскрывает печать и знакомится с завещанием. А затем решает завладеть кубышкой, содержимое которой, если вспомнить о подвигах этого гангстера, равняется целому состоянию. Разумеется, он, не тратя времени, пытается разгадать ребус. Для непосвященного – задача практически неразрешимая. Лишь благодаря феноменальному стечению обстоятельств она оказалась по плечу Бобу. И вот он навещает Парри и весьма любезно – в романтическом свете дров, пылающих в камине,– требует указать местонахождение тайника. Затем разворачиваются уже известные вам события: наш друг возвращается несолоно хлебавши, выжидает эти роковые полгода и, будучи не в состоянии использовать старый конверт, потому ли, что изорвал его, потому ли, что привел в негодность, вкладывает письмо в первый попавшийся и отправляет его Элен… Пармантье…

– То есть этому человеку известен как ее адрес, так и истинный статус?

– Дудки! Он посылает ей завещание с твердым намерением следить за всеми ее перемещениями, в полной уверенности, что рано или поздно она выведет его на кубышку…

– Похоже, что именно так оно и случилось. И он отблагодарил ее за любезность, продырявив внутренности. А как по-вашему, удалось Коломеру снять копию с ребуса?

– Мы можем сразу же исключить гипотезу, согласно которой дочь Джо попросила Боба взяться за эту работу…

– Она и в самом деле не нуждалась ни в чьей помощи. Письмо ее отца позволяет предположить, что ей были понятны все его намеки, причем понятны с полуслова.

Он помолчал, затем спросил:

– Понятны с полуслова? Послушайте-ка, в этом письме речь идет о доме, где спрятаны сокровища, но ни словом не упоминается о их местонахождении…

Вместо ответа я возобновил осмотр письма. В левом верхнем углу я заметил два булавочных отверстия.

– Здесь не хватает приложения,– сказал я.– Плана или чего-то в этом роде…

– Гм… Если бы он здесь был, задача, стоявшая перед тем человеком, невероятно упростилась бы и…

– Он никогда не держал его в руках. Постскриптум, если можно так выразиться, моложе основного текста. Решив, что его послание чересчур лаконично, Парри попытался смягчить его, прибавив несколько нежных слов. А так как прихваченное булавкой приложение мешало ему, он открепил его… а обратно не приколол.

– Все это не более чем гипотезы…

– Основанные на фактах. Если бы у этого человека был план или схема, разве стал бы он подвергать такому разгрому виллу в Шатийоне?

– Конечно, нет. Я как раз собирался выдвинуть это возражение.

– Короче… вы сами видите, что…

– Так вот, раз уж вы впали в состояние ясновидения, господин Всезнайка, выпалите-ка мне скороговоркой, как удалось Коломеру снять эту пресловутую копию?…

Он подтрунивал надо мной. Я отложил письмо и вновь завладел конвертом. И вдруг ухмыльнулся.

– А если я вам скажу, что по иронии судьбы назначение этого послания, задуманного как секретное, состояло в том, чтобы быть прочитанным множеством самых разных лиц? Второй конверт подвергся той же участи, что и предыдущий. Его тоже вскрывали. Несмотря на тщательность обработки, он сохранил на себе некоторые следы этой операции. Плутишка Боб!… Теперь я не сомневаюсь, что это его рук дело.