Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, налицо революционная ситуация, все как в феврале, однако повод неочевидный, скажем так – не явно основательный. Тем более что построен он на недоразумении. Потому что адресаты ноты – союзники – усмотрели в ней как раз огромную уступку пораженцам. Как пишет далее Морис Палеолог, «под давлением Совета рабочих депутатов, Керенского и, к несчастью, Альбера Тома, французского министра-социалиста, находившегося в те дни в Петрограде, Милюков сообщил нам манифест, в котором взгляд правительства Новой России на цели войны излагается пресловутой формулой «ни аннексий, ни контрибуций». Единственно, что Милюков добавил к нему – объяснительное примечание, которое в расплывчатом виде исправляет, по возможности, выводы манифеста». То есть Милюков проиграл дважды, и в глазах российской общественности, и перед лицом союзников. Вывод французского дипломата: «Наш представитель в России Альбер Тома делает ужасную ошибку, поддерживая Керенского против Милюкова. Его “революционные иллюзии” вынуждают меня просить президента Франции об отставке».
04.05
В этот день – 21 апреля 1917 по старому стилю – произошла развязка серьезного кризиса, поставившего страну на грань гражданской войны. Накануне в Петрограде произошли стычки между сторонниками и противниками Временного правительства. Последние, казалось, одерживают верх, потому что были представлены вооруженными солдатами революционного Петроградского гарнизона, рабочими, а их визави даже центристские и правые газеты называли представителями буржуазной массы. Впрочем, на поддержку Временному правительству из Царского Села пришли несколько полков, которыми командовал генерал Корнилов. Сам генерал, а также министр иностранных дел Милюков (он, можно сказать, и был виновником кризиса) уговаривали толпы манифестантов разойтись. Причиной всему, как мы уже говорили, послужила «нота Милюкова», адресованная правительствам стран Антанты, которая была не согласована с Советом рабочих и солдатских депутатов. Нюанс заключался в том, что в Советах в тот момент большинство принадлежало умеренным социалистам. И большевики, требовавшие передачи государственной власти Советам, получается, действовали не ради самих себя. Однако понятно, что их расчет строился на том, чтобы радикализовать органы власти Советов и возглавить их. Что, кстати, и произойдет осенью 17-го года. Но в конце апреля этого не случилось.
Еще в начале дня по всей столице проходили манифестации, порой перераставшие в драки и столкновения, а юнкера и офицеры Михайловского артиллерийского училища даже отказались выполнять приказ Корнилова вывезти на Дворцовую площадь свои пушки. Но в пять часов дня исполком Петроградского совета большинством в 34 голоса против 19 принял резолюцию: «Считать инцидент с нотой Милюкова исчерпанным, немедленно принять меры по усилению своего контроля над деятельностью Временного правительства, настаивая на том, чтобы без предварительного ознакомления Советов не издавался ни один крупный политический акт». Это уже означало, что переворота не будет. Двоевластие сохраняется, но баланс полномочий склоняется в сторону альтернативных органов советской власти. Об этом свидетельствовали и, скажем так, технические решения, принятые общим собранием Петросовета: «В течение следующих двух дней никаких демонстраций и митингов на улицах не производить, вооруженным на улицах не появляться, всякого призывающего к вооруженному выступлению и производящего выстрелы – считать изменником делу революции. Председатель исполкома Петросовета Николай Чхеидзе».
Можно подумать, что это была победа Совета, демонстрация его растущей силы и влияния. Вот любопытная оценка ситуации человеком, равноудаленным как от левых, так и от правых, – французский посол в России Морис Палеолог писал: «Несмотря на заявление Петросовета, кровавые столкновения продолжились и вечером. Возвращаясь в посольство, видел вооруженные толпы, взывавшие – “Да здравствует Интернационал! Долой Милюкова! Долой войну!”. Петросовет испугался. Он боится, что Ленин его превзойдет и заменит. С другой стороны, боится, как бы не двинулись в столицу царскосельские войска генерала Корнилова, отсюда – призыв к спокойствию и порядку, чтобы “спасти революцию”». Однако в полночь спокойствие было восстановлено.
05.05
В этот день – 22 апреля 1917 года по старому стилю – во многих городах России отмечали День рабочей печати – пятую годовщину выхода в свет первого номера рабочей газеты «Правда». Между тем сама газета «Правда» в этот день публиковала неутешительный для партии материал – резолюцию ЦК РСДРП(б) об окончании политического кризиса и о тактике большевиков в условиях продолжения двоевластия. Речь о попытке радикальных сил сместить Временное правительство путем передачи всей полноты государственной власти Советам рабочих и солдатских депутатов. На протяжении трех дней в Петрограде происходили массовые стычки, митинги и манифестации, но выход был найден путем переговоров и компромиссов между кабинетом министров и исполкомом Петросовета, руководство которого было представлено умеренными социалистами, в основном – эсерами. Кстати, в этот день Петросовет в присутствии двух с лишним тысяч депутатов принял важную резолюцию о политической поддержке «Займа свободы», против этого голосовало всего 112 человек. Противники принятия резолюции – большевики во главе с Львом Каменевым, возглавлявшим в тот момент партийную фракцию в Петросовете. В самой резолюции отмечалось, что «крупные денежные средства необходимы немедленно для закрепления революционных завоеваний и для защиты их от нападения извне». «Займ свободы» был инициативой Временного правительства. Не скрывалось, что средства пойдут на военные нужды, на продолжение боевых действий. И неожиданным образом эта инициатива нашла тогда горячий отклик в самых разных слоях населения. Была проведена невиданная по тем временам рекламно-агитационная кампания. Такие поэты, как Ахматова, Есенин, Хлебников, Северянин, Саша Черный, выступали со своими стихами и писали специальные «агитки», посвященные займу. Федор Шаляпин подписался на огромную сумму в 100 тысяч рублей. Сообщалось, что даже бывший император Николай II купил облигаций на 50 рублей.
Займ имел ряд привлекательных особенностей. Во-первых, подписная цена облигаций составляла 85 процентов номинальной стоимости, то есть за облигацию в 100 рублей заплатить надо было только 85, причем платить можно было в рассрочку – для начала 10 рублей, остальные – потом, в течение года. Разрешалось оплачивать облигации ранее выпущенными государственными облигациями, что было особенно выгодно для крупного бизнеса. Если добавить, что выплаты по дивидендам в первый год составляли семь процентов, затем – пять, и их предполагалось производить раз в полгода, то получалась очевидная и прямая выгода. Облигации были снабжены картой купонов, с указанием даты обналичивания. Надо сказать, что Временное правительство даже успеет начать эти обязательства выполнять. 16 сентября 1917 года –
