Мой внутренний Элвис - Яна Шерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь-то я знаю.
Врач приходит час спустя, и Нелли уже спит.
— Всё в порядке, — говорит он, — с медицинской точки зрения всё нормально.
Я спрашиваю у него, почему же Нелли тогда было так плохо.
— У нее стресс? — спрашивает врач.
Я киваю.
— Из-за беременности.
Врач внимательно глядит на меня.
— Ее мать беременна?
— Нет, она сама беременна.
Врач читает что-то в своих записях и качает головой.
— Нет, она не беременна. Мы обычно сразу проверяем это по анализу крови.
Потом он пожимает мне руку, говорит, что сейчас придет медсестра, которая запишет данные Нелли для счета, а завтра утром ее выпишут. Он уходит, а я смотрю на спящую Нелли и не знаю, что и думать. Неужели она придумала эту беременность? Или просто врач попался неопытный? Но ведь тест на беременность не бог весть как труден.
Нелли стонет и переворачивается на бок. Мне до зарезу хочется просто удрать, просто побыть одной. Но потом Нелли шепчет: «Антье», и я беру ее руку.
— Все в порядке, — говорю я, — ты здорова. Сейчас придет медсестра и запишет твое имя, а утром нам можно будет уйти.
Нелли вдруг широко раскрывает глаза.
— Мое имя? Антье, они же сразу позвонят моим родителям!
И это правда.
Нелли садится. Трубка от иглы к капельнице качается.
— Осторожнее!
Но Нелли не хочет быть осторожной.
— Нам надо бежать. Сейчас же!
Я пробую уложить ее на носилки.
— Мы не можем уйти, ты только что была без сознания!
— Но ты сказала, что я здорова!
— Да, но…
— Это надо убрать.
Нелли тянет пластырь, которым игла крепится к руке.
Мне плохо. Если так пойдет дальше, то уже мне придется лечь на носилки, а она сможет сидеть рядом. Нелли почти сняла пластырь.
Мимо идет медсестра, и я хватаюсь за ее халат. Она останавливается и недовольно глядит на меня.
— Что там у вас?
Я указываю на руку Нелли и говорю, что врач собирался прислать медсестру, чтоб убрать иглу, но никто пока не пришел. Сестра кивает, вытаскивает иглу из руки Нелли и идет дальше. Стоит ей завернуть за угол, как Нелли сползает с носилок.
Ее ноги касаются пола, и она тут же падает назад, едва удерживаясь на носилках.
— Вот видишь, — хочу сказать я, но вместо этого только поддерживаю ее, пока она встает, пошатываясь, достаю из груды вещей ее куртку, засовываю Элвиса в рюкзак, закидываю его на плечо, на живот привешиваю рюкзак Нелли, беру в руку гитару, под руку — Нелли и иду.
А она, покачиваясь, идет рядом.
15
Снаружи как раз восходит солнце, небо стало совсем алым — а мы стоим перед больницей.
Нелли всем телом висит на моей руке. Сколько я смогу ее продержать? Куда нам идти?
Я вдруг понимаю, что это настоящее безумие — побег из больницы. Нелли в таком состоянии, что точно не сможет отправиться в путь, у нее не получится самостоятельно пройти и трех метров. А до шоссе не меньше мили.
— Вам помочь? — перед нами человек с безумными красными волосами, одетый в больничную униформу.
— Да, — говорю я.
Он смотрит на меня.
— Чем же вам помочь?
Я уже хочу сказать ему, что мою подругу отпустили из больницы, а у ее отца сломалась машина и он не может приехать за нами, как Нелли выдает:
— Нам обязательно надо попасть в Грейсленд, у моей подруги там сегодня свидание с Элвисом Пресли.
Мужчина кивает.
— Я как раз еду в Мемфис. Могу подбросить вас. Подождите здесь, я подгоню машину.
Он уходит, а я смотрю на Нелли. Но она просто глядит перед собой с полуоткрытым ртом и молчит. К нам подъезжает огромный белый катафалк. Из окна катафалка машет рукой красноволосый человек.
— Залезайте!
Я отступаю на шаг.
— Это же труповозка!
Нелли тянет меня к машине.
— Ну какая разница, главное, что эта труповозка едет в Мемфис!
Мужчина выходит из машины, берет наши рюкзаки и гитару, открывает багажник и забрасывает их внутрь.
Если там внутри труп, я ни за что не притронусь к ним больше.
— Залезай! — красноволосый открывает переднюю дверь и приглашающим жестом указывает внутрь.
Нелли садится. Я карабкаюсь за ней.
Сидя впереди, можно почти забыть, что сидишь в катафалке.
Рядом с водителем полно места для нас с Нелли, нам обеим можно даже пристегнуться. Мужчина заводит мотор и трогается с места. Только на шоссе, когда Нелли храпит на моем плече, я решаюсь спросить его:
— А там внутри кто-нибудь есть?
Мужчина кивает. Мне совсем худо.
— А где наши вещи?
Он смеется и говорит, что там, сзади, есть отделение для венков и туда-то он и положил их.
А потом спрашивает меня, противны ли мне мертвые.
Я раздумываю. Собственно говоря, я ни разу не видела настоящего мертвеца, откуда же мне знать, противны они мне или нет?
— Все это как-то… неестественно, — говорю я.
Мужчина смеется еще пуще.
— Как раз это — самая естественная вещь в мире.
А потом добавляет: мы все мертвецы, только пока еще живые.
— Будущие мертвецы.
Я смотрю на него. Что он имеет в виду? Не хочет ли он сказать, что скоро превратит нас в мертвецов? Но он выглядит так безобидно в белой больничной униформе, с рыжими волосами на руках. Но вот то, что он так запросто поверил в байку про Элвиса, это странно. Я спрашиваю, верит ли он в то, что у меня свидание с Элвисом.
Он смеется. Вообще, для водителя труповозки он что-то подозрительно смешлив. И он очень симпатичный, когда смеется, на щеке, которую мне видно, у него сразу появляется ямочка.
— Это ж вовсе неважно, верю ли я — главное, что ты в это веришь.
Гм. Загадочный ответ.
А потом он говорит, что его девиз по жизни: живи сам и дай жить другим. Я едва удерживаюсь от саркастического замечания. Он говорит и говорит. Женщина там, сзади, ей было 88, она жила в доме для престарелых в Луисвилле. А теперь он везет ее в Мемфис, потому что она хотела быть похороненной в родном городе.
— Она была совсем одна, дети ее почти не навещали. Но уже скоро она встретится с родителями.
Я смотрю на дорогу и думаю, что буду навещать маму и папу в доме для престарелых. Или маму, Тони и папу. А потом кладу голову Нелли на плечо и засыпаю.
— Просыпайтесь!
Я открываю глаза.
Снаружи так туманно, что почти ничего не видно. Смотрю на часы. 11 часов утра? Так темно, что мне кажется, сейчас 11 вечера.
Мы едем по замызганной улице, застроенной низкими темными кирпичными домами, увешанными потухшей неоновой рекламой.
— Это Бил-стрит!
— Точно?
— Совершенно точно, — мужчина указывает куда-то вперед.
Там, на зеленом указателе, значится: Бил-стрит. Значит, это и вправду она.
Бил-стрит — на редкость уродливая улица, она кажется заброшенной декорацией к какому-то фильму. Во всяком случае, в 11 утра, когда так туманно, что и вовсе не рассветает.
Вся улица покрыта лужами. От одного дома остался лишь фасад, подпираемый сзади распорками. Рядом — магазинчик с вывеской «А. Шваб».
— Здесь делал покупки Элвис, — ору я.
Нелли открывает глаза.
— Что?
— Это тот самый «А. Шваб», здесь раньше покупал продукты Элвис!
Мужчина специально притормаживает у магазина. Под вывеской «А. Шваб» висят сине-бело-красные гирлянды, в витринах — шляпы и сладости.
Секунду мне кажется, что я вижу внутри пожилого человека в синей бейсболке. Но водитель прибавляет газу, и уже ничего не рассмотреть.
— Мы уже почти приехали в Грейсленд? — Нелли вдруг совсем приободрилась и нетерпеливо ерзает на сиденье.
Да, говорит водитель, только ему надо завезти труп.
— Хорошо, — Нелли кивает. А потом поддает локтем мне в бок. — Мы как раз успеваем выиграть конкурс.
Я убираю ее локоть.
— Он уже наверняка давно начался.
— Ерунда, — она улыбается и глядит в окно.
Понятия не имею, чего это она так радуется.
Я бы предпочла подольше не приезжать. Мне вдруг хочется сказать ей, что я знаю, что она вовсе не беременна, а просто ужасно хочет внимания, что я не позволю больше выставлять меня идиоткой, никогда, ни за что, но Нелли берет мою руку, сжимает ее и говорит: «У нас получилось!» Я смотрю в окно и молчу.
Прочие улицы в Мемфисе не лучше Бил-стрит. Здесь дома повыше, но тоже из темного кирпича, и поэтому кажется, что город тебя душит. А над городом висит темное, туманное небо.
Ждут ли нас в Грейсленде мама и Клара? Приехал ли папа? Впервые за много дней я думаю о том, что мой план мог не удастся. Высотные дома постепенно исчезают, мы въезжаем в район с частными домиками, у каждого из которых — деревянная веранда. У белой церкви мужчина останавливает машину. «Сейчас вернусь».
Нелли смотрит в зеркало заднего вида.
— Он вытаскивает гроб.
Я зажимаю уши.