Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки - Кейтлин Моран

Я не впала в апатию и не хандрила – вместо этого вознаградила себя за год бесплодной верности, жизнерадостно вернувшись в мир и выясняя, сколько там еще осталось развлечений. Как выяснилось, очень много. Каждый вечер я словно выбирала товар в секс-шопе – носясь по всему Лондону, кокетничая с каждым, кто меня заинтересовал, возвращаясь домой с последним автобусом. Один вечер с поп-звездой закончился тем, что его менеджеру пришлось в три часа ночи вытаскивать голого подопечного из моего номера в отеле.

Прошла неделя, и на моем пороге буквально материализовался подросток – вообразите, в те времена уже существовала доставка на дом! – и оказался таким неожиданно нежным и радостным, что за солнечный зимний день и ночь восторженных криков нейтрализовал половину того зла, которое причинил мне Кортни.

В обоих случаях, с удовлетворением отмечаю я, возобновление нормальной жизни абсолютно не потребовало – вопреки всем моим предубеждениям – совершать над собой усилие или бороться со страхом за себя. Мне совершенно не пришлось «приходить в себя» после разрыва. Я отсекла все плохое и выбросила вон – и была счастлива, что никто этого не заметил. Поп-звезду, в итоге впавшего в тупость, я спросила в лоб: «Не перепихнуться ли нам?» Что касается подростка, сама сделала первый шаг в убийственно сексуальном махровом халате за 19,99 фунта.

Месяц я блуждала по Лондону в чудесном расслаблении, словно секс-пиратка на дрейфующем корабле, пока вдруг не вспомнила, что каждая встреча с представителем противоположного пола заключает в себе крошечный, как атом, и ослепительный, как вспышка атомной бомбы, шанс: «Привет, ты – Он?» А еще я каждый четверг звала в гости Пита из Melody Maker, варила ему суп и рассказывала о своих похождениях: «Так вот, я позвонила в обслуживание номеров и заказала бутерброд с мясом и пару мужских брюк». И мы слушали музыку и хохотали до слез.

В середине февраля мое настроение вдруг изменилось.

В понедельник утром я проснулась с ощущением странной тяжести и тревоги. Это была не депрессия, не тоска – скорее какая-то беспокойная надежда. Я была как будто в подвешенном состоянии, я словно бы чего-то ждала и страшно скучала – по чему-то такому, чего у меня и не было никогда.

Да что там, не только не было – я даже не представляла, что это вообще такое. Я недоумевала, откуда взялась эта хандра. Я провела неделю как в воду опущенная, бродя по квартире, не имея ни малейшего представления, чего мне не хватает. Брала что-нибудь в руки – телефон, пластинку, сигарету – и в унынии возвращала на место: «Нет, не то».

Дважды случалось, что я шла в магазин за едой и на полпути вздрагивала: «Это может случиться сейчас! Может ждать меня дома!» Кидалась назад, полная энергии и надежды, врывалась в квартиру… В которой ничегошеньки не изменилось. Загадочное «это», чем бы оно ни было, так и не объявилось.

Сокрушительное разочарование!

Так прошла неделя, и в ночь на воскресенье мое подсознание – возможно, выведенное из себя моей тупостью – наконец продиктовало ответ по буквам. Я легла спать пьяной и увидела во сне, будто поднимаюсь на эскалаторе со станции «Бейкер-стрит». Эскалатор нереально длинный. Я даже не вижу, где он заканчивается. Нескоро я доберусь до турникетов.

– Да на это уйдет целая вечность! – восклицаю я.

– Вот и прекрасно, – откликается голос позади меня.

Я оборачиваюсь и вижу Пита. Он говорит просто:

– Вот и я.

– Ах! – вскрикиваю я, просыпаясь. – Ах! Я влюблена. Я люблю Пита.

Я оглядела квартиру.

– Он и есть то, чего здесь нет.

Спустя шесть лет и один ритуал покупки обручального кольца за 19,99 фунта наступает день нашей свадьбы. Сначала мы планировали зарегистрироваться и отпраздновать событие в пивном баре. В середине скучного, пустого октября. Гости разъехались бы по домам на автобусе. Мы потратили бы меньше 200 фунтов и обернулись за каких-то пять часов. Ох, жаль, что у нас не было такой свадьбы!

В действительности все произошло – после того, как я проглотила 600 журналов о свадьбах и благосклонно выслушала ряд пожеланий от родни жениха, – в бывшем монастыре в Ковентри через два дня после Рождества. Кстати, еще и в день рождения Кэз. Чужая любовь вечно бьет по ней сильнее всего.

Не сочтите меня нытиком, но, ей-богу, это была плохая свадьба.

Вот я, 24-летняя, в красном бархатном платье, с плющом в волосах, жду, когда меня поведут к алтарю. Я выгляжу как Бахус женского пола – за вычетом ног. Мое пожизненное проклятие! Невозможность найти туфли, в которых я могла бы ходить, распространяется даже на этот блистательнейший из дней – под бархатом с атласным кантом на мне паршивая пара сандалий от Dr. Martens.

Мой отец в костюме, который он спер в магазине Ciro Citterio, и в таких же краденых ботинках выглядит достойным, мудрым и не особенно взволнованным тем, что его старшая дочь выходит замуж.

– О, моя прелестная дочь, – он обдает меня легким ароматом виски. – Мой котеночек, – глаза поблескивают непролитыми слезами.

Когда из-за дверей доносится «Spin A Cavalu» группы The Lilac Time, он берет меня под руку и наклоняется к уху. Сейчас он скажет мне что-нибудь трогательное – скажем, что они с мамой прожили вместе 24 года и родили восемь детей, думаю я. Это будет один из самых главных связующих нас моментов. О, господи, надеюсь, я не расплачусь! У меня столько подводки на глазах.

– Дорогая детка, – говорит он, когда служитель открывает дверь и все присутствующие вытягивают шеи, чтобы видеть мой выход.

– Дорогая детка. Ты жутко похожа на вомбата.

Я иду к алтарю так быстро, что на полпути понимаю, что доберусь туда, прежде чем закончится музыка. Я также отмечаю, что сияю самодовольством – и волнуюсь, как это воспримет регистратор.

«Она решит, что я отношусь к этому легкомысленно, – паникую я. – Она откажетсянас поженить на том основании, что я высокомерная!»

Я сразу замедляюсь до темпа похоронной процессии и принимаю вид человека, обремененного тревогами. Позже сестры говорят мне, им показалось, что у меня внезапно начался приступ цистита, и они автоматически полезли в сумки за бутылочками с цитратом калия, который мы все носим с собой.

Тем не менее я хорошо выгляжу по сравнению с будущим мужем. Он так нервничает, что стал бледно-зеленым и трясется, как носок, вывешенный на просушку.

– Я никогда не видела более нервного жениха, – признается позже регистратор. – Мне пришлось дать ему две порции виски.

Я ничего не могу вспомнить о церемонии. Все это время я с негодованием прокручивала в голове это « Ты жутко похожа на вомбата».

Через час мы все уже в баре. Многие из приглашенных не смогли приехать, потому что с Рождества прошло всего два дня и они семьями еще торчали в Шотландии, Девоне и Ирландии. Моя семья угощается на халяву – многие уже не в состоянии ходить, а двое из тех, кто еще может, нашли памятник мертвому рыцарю и исполняют возле статуи «фривольный» стрип-танец.

Между делом мой отец исхитряется уделать всю рубашку свечным воском и по чьему-то совету снимает ее и засовывает в морозильную камеру, чтобы воск застыл. Теперь он восседает за столом в жилете и пиджаке, пьет пиво, глядя вокруг мутными глазами. Моя сестра Кол вообще исчезла. Впоследствии мы узнали, что папа сообщил ей, что собирается поместить ее под опеку, поскольку она украла все его диснеевские DVD и электроинструменты и продала за наркотики.

По предлогом ее «поисков» мой брат Эдди пытается украсть тележку для гольфа, чтобы поездить вокруг здания. Двое других преграждают ему путь, пытаясь его отговорить.

К началу приема во всем явственно ощущается атмосфера провала. Так как все происходит через два дня после Рождества, гости, которые притащились-таки в Ковентри в разгар праздников, уже успели переесть и отяжелеть, так что им не до дискотеки, а настойчивое желание моего мужа быть диджеем оборачивается тем, что мы танцуем свой первый танец под совершенно неуместную композицию «Ask» группы The Smiths. Мы безуспешно стараемся романтически медленно кружиться под нее на совершенно пустом танцполе – попросту говоря, с независимым видом шаркаем под устремленными отовсюду взглядами. Когда начинается следующая песня – «Always On My Mind» группы Pet Shop Boys, – к нам присоединяются двое новых танцоров. Это мой свекор и наш друг Дэйв, который уже часа три находится под экстази.

Пританцовывая, Дэйв приближается к свекру.

– Возьми одну из моих жемчужин, – предлагает он, раскрывая ладонь и демонстрируя таблетки ценой 300 фунтов.

– Спасибо, мой отец не хочет «тик-так», – говорит Пит, решительно выпроваживая Дэйва из зала.

К десяти вечера большинство гостей уже разошлись спать, пытаясь использовать некоторые преимущества переезда в дорогой отель в середине отпуска. Мне нравится думать, что все они едят сосиски, украденные с фуршетного стола, и смотрят по телевизору «Будем здоровы». Я рада за них. Жаль, что не могу последовать их примеру. Я беседую с унылой греческой родственницей, с ног до головы в черном, все еще носящей траур по кому-то, почившему в 1952 году. Я бессильно улыбаюсь.