Встреча - Кэтрин Ласки

миссис Дайер, тогда следующий за этим вопрос «Откуда мне знать?» прозвучал бы более правдоподобно.

– Хорошо. Кто вообще такая миссис Дайер? Откуда мне знать?

– Вот, теперь правильно.

– Отлично. Теперь я могу пойти спать?

– Не-е-ет… – старшая сестра покачала головой, словно предостерегая маленького ребёнка. – Видишь ли, ты всё ещё не ответила на мой вопрос. Мистер Уилер крутит любовь с миссис Дайер?

– Я не знаю!

– Я не знаю, – повторила Лайла, передразнивая сестру. – А я думаю – знаешь. И, если ты действительно знаешь, как ты думаешь…? – она прижала ладонь к губам – задушить смешок. Нос её сморщился, будто она была маленькой девочкой, нарушившей правила. – Как ты думаешь, что скажет Ханна?

– Ханна? Какое отношение к этому имеет Ханна?

– О, я думаю, что они – любовники. – Тут Лайла запнулась, глаза её охладели. – Я знаю, что они любовники.

«Как она обо всём этом узнала?» – подумала Этти, почувствовав вспышку ярости. Действительно ли её безумная сестра была лучшим детективом, чем она сама?

– Но, конечно, они же из разных социальных классов, и эта миссис Дайер – тоже. Разведённая и служанка. А он, знаешь ли, из знатной семьи.

«Осторожно… осторожно, Этти, – предостерегала саму себя девочка. – Она знает не так много, как думает, и, самое главное, понятия не имеет, что Ханна тоже плывёт этим кораблём!»

– Но, – продолжила Лайла, – у миссис Дайер, определённо, есть деньги, и, я думаю, они ему и нужны. Возможно, я тоже могла бы ему их предложить.

Этти кивнула. И тут в дверь снова постучали.

– Войдите! – с облегчением почти провизжала она.

На пороге стояла мисс Дойл, выглядящая, как говорила Лайла, «накрахмаленно» даже в своём подобающем случаю розовом вечернем платье.

– Лайла, дорогая. Твои родители волнуются. Ты исчезла, ничего никому не сказав.

– Ни к чему волноваться. Болтаю со своей любимой сестрой, – она сладко улыбнулась Этти. – Она мне так помогла. – Лайла подошла к девочке. – Спокойной ночи, сестричка, – сказала она, наклонилась, чтобы поцеловать девочку, и прошептала ей на ухо. – И кстати, дорогая сестричка, я знаю, кто убил Яшму. И никогда не забуду. Никогда!

18. Она – моя семья

Натаниэль Лоуренс держал запястье Люси, следя за секундной стрелкой своих карманных часов, – пульс неравномерный. Он отложил часы и опустил руку девушки на одеяло, слегка её похлопав. Кожа была сухой, на подушечках образовались кристаллики. Он склонился над ней и мягко отвёл веко, наблюдая расширение зрачка. Это было так странно, впервые увидеть свою племянницу, племянницу, которая, как он думал, наверняка погибла под обломками «Решительного». Она была так больна, что походила на тусклое отражение своей прекрасной яркой матери Лаурентии.

– Шо скажете, док? – спросил Отис Гриноу, нервно пританцовывающий снаружи камеры.

– Очень больна, но можно вылечить.

«Только зачем? – подумал он. – Чтобы её смогли повесить?» Адвокат признавался, что надежда на пересмотр приговора в апелляционном суде была ничтожно мала. Когда Натаниэль шёл в тюрьму, то подозревал, что девушка страдает от той же болезни, от которой он однажды лечил Лаурентию: от соляной анемии, возникающей у русалок, если они долго не плавают.

Именно тот случай натолкнул его на исследования физиологии солевого обмена и общего обмена веществ у русалок. Лоуренс заподозрил тот же недуг, ещё не осматривая Люси, и захватил с собой соляной раствор. Когда он сделал инъекцию в вену на её руке, подозрения подтвердились: на щеках девушки начал проступать здоровый румянец. Сработало, но что, если он лишь на время облегчил её страдания, а потом ей снова станет хуже? Сможет ли он одурачить констебля? Он не казался особенно умным и проявлял уважение, которое необразованные и недалёкие люди часто выказывают докторам или законникам. Доверие, граничащее с легковерием. Сможет ли он убедить тюремщика Люси Сноу, что та умерла? Проблема заключалась в том, что «умереть» она должна была достаточно здоровой, чтобы ей хватило сил уплыть с Мэй… далеко, далеко, туда, где их встретит Авалония.

Покидая гостиницу после разговора с Эли Бергом, Натаниэль Лоуренс имел смутное представление, как перевезти Люси в больницу, а потом помочь ей исчезнуть. Вокруг больницы крутилось слишком много людей. Здесь же был всего один человек, констебль, но, если Люси «умрёт», ему придётся позвать коронера.

* * *

Хью, Мэй и Фин ждали Натаниэля на верфи на берегу реки Джордж, что вела в гавань. Они не осмеливались встречаться в людных местах. Подходя, он увидел с десяток кораблей на разных этапах строительства, горы брёвен и строящееся, хорошо оснащённое грузовое судно. Рёбра его незаконченного корпуса тянулись вверх, царапая небо, словно кости какого-то огромного существа, сохранившиеся с первобытных времён. Снег начал падать большими хлопьями, и на мгновение показалось, будто скелеты недостроенных кораблей начали двигаться. Как призраки, ищущие тело, это были корабли без моря, без мачт и парусов, что могли бы поймать ветер, и всё же самую малость они шевелились за тонкой завесой падающего снега. Натаниэль увидел трёх молодых людей, стоящих в тени прибрежного судна, вытащенного на конопачение.

– Как она? – спросил Фин. Парня трясло, его руки дрожали так сильно, что было почти невозможно представить, как он ещё мог строить те прекрасные корабли, что окружали их.

– Не очень. Но…

– Но что? – страдание исказило лицо Фина.

– Я могу помочь ей, – доктор сделал паузу, – и, думаю, справлюсь лучше адвоката.

– Что вы хотите сказать? – спросил Хью.

– Прошлым вечером я встретился в гостинице с адвокатом и двумя дядями Этти. Эли Берг сказал, что апелляционный суд вряд ли признает вынесенный вердикт ошибочным.

– Тогда её повесят, – выдохнул Фин. – Этого не может произойти. – Он качнулся назад, и Хью успокаивающе положил руку Фину на плечо.

– Этого не произойдёт, – спокойно ответил Натаниэль Лоуренс.

– Как? – едва слышно спросила Мэй.

– Ваша мать однажды страдала от похожего недуга. Он проявляется, когда русалка пытается оставить море, но на каждого влияет по-своему. Если русалка осознано отказывается от моря в пользу земли, привыкание проходит легче. Со временем физиология просто меняется. Для остальных всё гораздо сложнее.

– Это объясняет случай Стэнниша Уилера, – с раздражением заметила Мэй. – Ему было просто. У него был сильный стимул бросить море – живопись.

– Это парень, в которого влюблена ваша сестра Ханна?

– Да, вот почему он не хочет бросать землю.

– Я уверен, что прежде, чем вы проявились, вы трое испытали какие-то из этих симптомов, но они не так остры, по крайней мере, до определённого возраста. Я должен сказать откровенно… – Натаниэль приостановился, и его глаза обратились к Фину и Хью, когда он снова заговорил. – Эти девушки должны самостоятельно решить, прислушавшись к сердцам