Жизнь волшебника - Александр Гордеев

class="p">Дома, пока он ставит мотоцикл в гараж, Смугляна выносит в миске корм Мангыру. И потом на

веранду поднимается вместе с мужем.

– А ведь она поклялась детьми в том, что всё это правда, – спокойно и устало говорит Роман,

закрывая за собой дверь на крючок.

– Ну и что?! – снова вспыхивая, спрашивает Нина.

– А ты бы смогла?

И Смугляна вдруг замолкает, словно оказавшись на каком-то крючке. Всё её деланное

раздражение сминается, как бумага.

– Поклянись детьми, что всё это враньё, – просит Роман.

435

У Нины вдруг падают руки. Она стоит, потупившись и молча.

– Ну? – подстёгивая, просит муж.

– Не буду.

– Клянись, говорю!

– Клянусь, – дрогнувшим, тихим голосом произносит она.

– Ещё! И не одним словом, а полностью

– Клянусь детьми, что Рита говорит неправду, – еле-еле выговаривает Нина.

И вдруг, сделав какой-то неверный, как бы сонный шаг, мешком валится на пол. Это происходит

так быстро и неожиданно, что реакция подхватить её даже не срабатывает. Роман видит её уже

лежащую внизу. Но никакого страха за неё нет. Это лишь обморок. Она уже падала здесь. Правда,

теперь-то, кажется, упала по-настоящему. Зачем же с клятвами-то так неосторожно? Он проходит в

дом, наливает в стакан воды из чайника, возвращается на веранду. Но Смугляна уже на ногах.

Берёт протянутый стакан, пьёт, стуча зубами о стекло.

– Не ушиблась? – спрашивает Роман.

– Всё нормально.

– Ну ничего, ничего, ты живучая. Ты из любой ситуации выкрутишься. Выживешь и тут. . Я за

детей только боюсь. Такими клятвами не играют. . А совесть-то, как видишь, есть. Она ведь не в

людях, а вне их. Давай договоримся так, что никакой твоей клятвы не было. Выяснили правду и

ладно. Хорошо?

– Хорошо.

С этого вечера они не разговаривают друг с другом и спят в разных комнатах. Встреча

состоялась. И зачем надо было всё это затевать? Лучше бы сразу и безоговорочно простить, как

было намечено сначала, и всё. И вправду – оба дураки…

А ещё в голове почему-то сидит эта история про триста быков, съевших на своём острове всю

траву до земли. Может быть, потому, что жаль этих голодных животных, а может быть, потому, что

он и сам чувствует себя в своей жизни как те быки. На этом жизненном острове и впрямь уже

съедена вся трава. Не поискать ли какие-то новые жизненные места?

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЁРТАЯ

Нудная тема расставания

Осень, как и уже отошедшее лето, оказывается с основательной щербиной. Обычно на всей

забайкальской территории она стоит сухая, жёлтая и затяжная, будто выдержанная, высветленная

до дна, а нынче с последних чисел сентября заряжают нудные, мутные дожди с таким

неожиданным пронизывающим ветром, к которому тело, ещё напитанное летом, просто не готово.

Ледяная вода, которой пока ещё совсем не время, захлёстывает в рамы и ручейками стекает на

пол.

Отношения Мерцаловых уже устаканились – нельзя быть постоянно угрюмыми при детях.

Взаимная обида частично изжёвана, частично упакована по душам. Но независимо от их

отношений на подстанции в эти ненастные, стылые дни скучно – хоть волком вой. Нина-то хотя бы

в школе бывает, Роман же чувствует себя, как в блокаде скукой, одиночеством, пустотой вокруг

дома.

В субботу после обеда Смугляна отправляется в баню, надев красные, стандартные для всего

села резиновые сапожки.

– Может быть, к Тоне зайду, – вдруг сообщает она уже с порога, – сходим в баню вместе.

Роман лишь плечами пожимает: зайди, если хочешь. Вот и пойми, как они друг к другу

относятся: то, вроде бы – подруги, то – враги.

Возвращается она уже перед сумерками. К Тоне заходила по пути из бани и засиделась у неё,

пережидая очередной кусок уже нескончаемого недельного дождя.

Теперь в баню отправляется Роман, шлёпая по грязи в болотниках с отрезанными голяшками и

постоянно соскользывая вперёд по склону. Интересно, о чём толковали между собой его

женщины? У Нины расспросить было некогда, зато в селе на улице он, как по заказу, встречает

Тоню, идущую в магазин.

– Будешь дома – чайник поставь, – говорит он мимоходом, видя позади неё какую-то

свидетельницу.

– Хорошо, – коротко отвечает Кармен.

Придя к ней после бани, Роман ложится на кровать поверх одеяла. Ему, распаренному и

разомлевшему, хочется просто поостыть в распластанном положении. Только какое тут лежание,

если Тоня уже под мышкой? Чистое, скрипучее тело само поворачивается к ней.

– Не надо, – вдруг шепчет она, ладонью возвращая его в прежнее положение, – я так тебя

отлюблю. Совсем отлюблю.

436

Озадаченно отстранившись, Роман ждёт продолжения такой её странной речи. Но Кармен

молчит.

– Как это «отлюблю» и почему «совсем»? – спрашивает он с досадой ещё и оттого, что её

нелепая фраза наверняка из какой-нибудь глупой книжки или сентиментального фильма.

– Не могу я так, – тихо, уже вкладывая в слова только своё, произносит она, – сил у меня

больше нет. Ведь я же вижу, как мучится Нина. А от этого мучусь и я.

– Зачем ты всё разрушаешь? – с горечью произносит он. – Нина-то как раз всё приняла. Это ты

не можешь.

– Да, возможно, разрушаю я, – признаётся Тоня, – но мне уже невмоготу оправдываться перед

всеми. Все меня осуждают. .

– Меня и Нину – тоже. Просто надо быть твёрже и самостоятельней. Занялась бы лучше чем-

нибудь. Что ты сейчас читаешь? Почему в институт не готовишься?

– Не надо мне никакого института. Да мне и не поступить.

– Почему?

На этот счёт у неё заготовлена целая оправдательная речь. Говорит она так долго, что Роман

уже слушает лишь её голос: интересно, красивый он у неё или нет?

– Зачем ты всё время пытаешься меня изменить? – спрашивает Кармен. – Почему ты вообще

постоянно всем недоволен? Разве у нас всё так уж плохо? Что изменит в моей жизни этот институт,

о котором ты постоянно твердишь?

Что правда, то правда – об институте он говорит ей постоянно. Говорит как сообщнице, которой,

как он надеется, тоже хочется чего-то боольшего. По сути, он обращается к той Тоне-Кармен, какой

встретил её после армии. Тогда она всей душой тянулась к Боре Калганову, а ему вспоминается

так, будто она тянулась вообще к интересной, насыщенной жизни. Вот и представляется она

теперь не той. Роман лежит, глядя в потолок, и чувствует себя почти обманутым. Женщина, к

которой его влечёт сильнее, чем к другим, наполнена той же серостью, что и другие.

– Значит, по-твоему, у нас в селе всё хорошо? – спрашивает он. – И деятельность нашей

клубной методистки, которая даже петь не умеет, тебе нравится?

– Ну что поделаешь, если у неё нет слуха? Но она же работает. .

– Работает, –