Жизнь волшебника - Александр Гордеев

без всяких прикосновений. Смугляна

выказывает робкий, ищущий поддержки порыв, но Роман смотрит вбок, пуская этот порыв

рикошетом куда-то в сторону МТС к будке Штефана. Целуя и лаская детей, кричащих и визжащих

от восторга, Нина успевает смотреть на него с обидой и недоумением. Он теперь какой-то чужой,

отдалённый, да ещё и не бреется, с бородой. Доконали его, видно, дети – даже побриться некогда.

– Ну и как море? – спрашивает Роман, неожиданно и внимательно взглянув ей в лицо.

И тут же замечает: вот оно море – здесь. Мимолётной волной плеснув с её лица, оно тут же и

уходит в это лицо, как в песок. Да, есть там и море, и соль воды, и горячий песок, и мужчина рядом.

– Какое море? – удивлённо спрашивает она. – При чём тут море?

– Да это я так, – усмехается Роман, убеждённый в достоверности того, что считано с лица. – Я

хотел спросить: как путешествие?

– Ой, как здорово всё было! Как здорово! – вспыхнув, отвечает она, тут же с готовностью

забывая обиду. – Казань меня потрясла! Я так тебе благодарна!

Метнувшись к чемодану, она под восторженный Машкин визг, выкидывает оттуда покупки, пока

не находит главного – пачку фотографий на самом дне. Роман садится, вяло и растерянно

рассматривает их:

Смугляна

там на фоне разных, судя по всему, казанских

достопримечательностей то со своей тёткой, то с её мужем. Да уж, тут есть от чего смутиться. Хотя

зачем она всё это показывает, зачем так настойчиво убеждает его? Всё прощено уже и так. Ну

ладно, не может он сразу встретить её приветливо, так это пройдёт. Он примет всё. Хотя теперь-то,

выходит, и принимать ничего не надо. Это даже удивительно: после разговоров с Ритой у него

была такая отчётливая картина всех событий, а тут всё смещается куда-то в сторону, прямо

уползает из хорошо протоптанной борозды.

– Ну а Штефан как? – спрашивает он тогда о том, о чём и спрашивать не хотел.

– Штефан? Что Штефан?

– Ты с ним виделась? – говорит Роман, обнаруживая, что всё-таки начинает совершенно

нежелаемый разговор.

– Да ты что!? Где я могла с ним увидеться?

И всё тут же съезжает на своё протоптанное место. Теперь фотки можно взять, выровнять в

стопочки, постучав ребром о стол, и спокойно отложить в сторонку – эти карты здесь не пляшут.

Карточки состряпаны на обратном пути, специально для отвода глаз. Ложь здесь сама лезет в

глаза – её и выискивать не надо. Но если Нина врёт в этом, значит, врёт и в остальном.

– Да просто видели вас вместе, – почти равнодушно, как о чём-то незначительном, сообщает

Роман.

– Видели? – спрашивает Смугляна и замирает, зажато, но изо всех сил отыскивая выход. – Ну

да, всё верно, могли видеть на вокзале. Мне не удалось улететь на самолёте, я приехала на

вокзал, а Штефан ещё там. Подходит, знаешь, такой довольный, улыбающийся. Он, оказывается,

(подумать только!) высчитал, что я всё равно приеду туда. Не знал только, поеду ли я с ним, но

билет для меня купил. На всякий случай. Я сказала, чтобы он ехал один. Он сдал билет и уехал, а

я, как ты и просил, уехала только через сутки после него.

Нелепости своего рассказа, Смугляна, кажется, не видит. Ну не была она готова к такому

обороту. Про Казань всё продумала, а заготовить ответ на тот случай, что кто-то мог их увидеть, не

догадалась.

– Какая же послушная у меня жена, – с усмешкой произносит Роман. – Значит, ты вот так взяла

и отказалась от готового билета? А потом долго сама торчала в длиннющей очереди? Молодец!

Даже там ты выполнила своё обещание. Я потрясён. Я сейчас заплачу от восторга. Машуня,

принеси папе свой носовой платочек.

– Ну, если бы не эта твоя сцена перед отъездом, – отвечает Нина с каким-то оттенком прошлой

обиды за его нелепые подозрения, – то я, возможно, и согласилась бы на его билет.

– И ты с ним не поехала?

– Конечно, нет.

– Точно – нет?

– Точно.

– Но видели-то вас не на станции, а в вагоне, – вдруг неожиданно и для себя самого

придумывает он.

– В вагоне… – растерянно шепчет Смугляна, – кто мог видеть нас там?

– Я рад, что тебе это тоже интересно. Ты была так увлечена приключением, что не заметила

одного пылёвского мужичка в соседнем купе.

433

– А он не обознался? – вдруг с какой-то надеждой на то, что, может быть, в том вагоне была не

она, спрашивает Смугляна.

– Да мне всё равно, обознался там кто-то или нет. Тебе не кажется, что ты уже проговорилась?

Нина закрывает лицо руками, садится на стул.

– Тоже мне, детектив, следователь Порфирий Петрович, – говорит она. – Ну да, ехали мы с ним

вместе. Доехали до Казани и распрощались. Навсегда… Доволен? Вон, фотографии посмотри. Я

возвращалась с такой надеждой, думала, что всё у нас утряслось: и с тобой, и со мной. Я думала,

что теперь мы будем нормально жить.

– Я тоже так думал. Может быть, и будем ещё нормально жить, но сначала расскажи-ка мне всё

о своих отношениях со Штефаном.

– О каких ещё отношениях? О чём тебе рассказать?

– Ну, например, о том, как ты к нему относишься?

– Да никак. Он был влюблён в меня. Один раз даже поцеловать пытался. Но я отшила его, и на

этом всё закончилось. После этого наши отношения стали дружескими. Ты сам это видел… Пойми,

я не могла рассказать тебе об этом до поездки: очень уж хотелось мне съездить. Я боялась, что мы

поссоримся, и ты не отпустишь меня.

– Странно, – удивлёно говорит Роман, – а Штефан пишет обо всём этом иначе. Мол, это ты на

него вешалась.

– Что значит «пишет»? Где он это пишет?

– Я позавчера от него письмо покаянное получил. Видно, когда вы с ним расстались, он и

написал. Совесть его замучила. Стыдно передо мной.

Смугляна смотрит на него оторопев, с широко открытым ртом.

– Ладно, ладно, – даже сжалившись над ней, говорит Роман, – я пошутил. Никакого письма не

было. Оно и не нужно. Всё это известно мне и так. Хочешь послушать?

Нина остаётся в том же окаменелом состоянии, так что стосковавшаяся Машка лазает по ней,

как по статуе. Роман спокойно и методично выкладывает всё, услышанное от Риты. Смугляна с

трудом, еле сдерживая себя, дослушивает до конца.

– Эх ты! – спокойно и пренебрежительно говорит она. – И ты этому поверил!?

В этом восклицании столько уверенности, что Роман оказывается в полном замешательстве.

Самым убедительным для мужчины всегда бывает логика и факты. Но это не самая