Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стоять, скоты, стоять! К-куда, образина?!
Он еле успел увернуться от летящей в лицо дубинки. Серые мундиры СБ, сколько их? Никогда в распределителях не видел таких. Неужели и впрямь конец? И когда их всех наконец выстроили странным непривычным строем: мальцы впереди, взрослые сзади, надзиратели… надзиратели цепочкой впереди и «серые» вдруг развернулись в такую же цепочку и вскинули автоматы… он уже всё понял и замер в оцепенении. Застучали первые выстрелы, кто-то закричал, и вся масса сорвалась с места. И он бежал и кричал, метался вместе со всеми, спотыкаясь о лежащие и перепрыгивая через корчащиеся тела, уже ничего не разбирая… И вдруг труба, чёрное отверстие у земли, большой дворовой сток. Ничего не понимая, он на зверином чутье метнулся к ней, свистнув по-Паласному. И вдруг новая стрельба от ворот. Кто-то бежавший перед ним упал, он перепрыгнул через него, упал на землю и на четвереньках рванул в чёрную пустоту. Извиваясь, обдираясь о шершавые стенки, полез туда, в вонючую глубину. Уткнулся в какую-то плотную, но живую преграду и тут же получил ощутимый пинок сзади. Преграда чуть шевелилась и хрипло дышала.
– Кто здесь? – тихо спросил он.
– Заткнись! – рявкнули сзади камерным шёпотом.
Сзади, над ними, с боков кричали и стреляли. Труба гудела и дрожала. И они дрожали вместе с ней…
…Найджел откинул одеяло и сел на койке. Чёрт, ну почему эта гнусь не отпускает его? Он встал и прислушался. Вроде никого не разбудил, спят. Свет он не включал. Как и все спальники, он хорошо ориентировался в темноте, а уж в своём-то доме… Бесшумно скользя босыми ногами по прохладному полу, он прошёл на кухню, на ощупь нашёл по вмятине у ручки свою кружку и налил воды. Медленно, маленькими глотками выпил. Убрал кружку и снова прислушался. Нет, всё тихо. И пошёл обратно.
Надо думать о другом. Скажем, о тех же тратах, нет, покупках. В первую очередь надо Робу костюм купить, а то ему и в мэрию, и в банк ходить. И плащ, куртку же на костюм не наденешь. И ботинки. Прорва какая-то. Это ж сколько денег уйдёт? Найджел улыбнулся. Роб взовьётся, конечно, но если объяснить, что так нужно для дела, а не для форса, то согласится. Ради дела Роб на многое пойдёт, даже на такие траты.
Всё ещё улыбаясь, Найджел вернулся к себе и лёг. Нет, если удастся подбить Роба на такое, здоровско будет. Да, и шляпу ещё. Он представил себе Роба во всём этом великолепии и тихо засмеялся, фыркнул смехом в подушку. И заснул, уже ни о чём не думая.
ВЧ № 4712
Рассел лежал на койке, повернувшись лицом к стене. Он теперь спал совсем плохо. Ночи напролёт лежал без сна. Всё шло не так, должно было быть по-другому. А как? Ничего не понятно. Где и когда пошло не так? Обрывки воспоминаний не помогают, а только мешают. И от них не избавиться…
… В голосе и взгляде отца явная насмешка, но его это давно не трогает. Он хочет понять.
– Зачем это тебе, отец?
– Я – учёный, Рассел, исследователь. Мне интересно. Для меня этого вполне достаточно.
– Я практик, отец.
– Ты прагматик. Ты неплохой специалист, Рассел, но ты только исполнитель. Жаль. Я рассчитывал на тебя. А ты – простое приложение к аппаратуре.
Он зло дёргает плечом, но молчит. Как будто он не знает, что происходит с теми, чьи идеи не понравились, или наоборот, слишком понравились… тому же отцу. Исполнитель! Как будто отцу нужен рядом… творец? Двум творцам в одной лаборатории слишком тесно.
– Ты, – отец медленно со вкусом закуривает, – ты можешь очень много, Рассел. Странно, но у меня такое впечатление, что ты не хочешь… мочь. Человек – это то, что он может, Рассел, но важнее, что он смог. Смог. Нереализованные потенции не существуют.
– Не рождённые дети, так, что ли? – пытается он съязвить.
Быстрый внимательный взгляд отца.
– Неплохо, совсем даже неплохо. Мне нравится этот образ. Может, – отец улыбается с более явной насмешкой, – тебе стоило попробовать себя в беллетристике?
Он хмуро отводит глаза. Для отца нет более презренного слова. Насладившись его молчанием, отец продолжает:
– Человек – не большая тайна, чем любое другое существо. Конечно, его физиология имеет ряд особенностей, но в принципе… Все борются с особенностями, пытаются их устранить. Глупо! Физиология сильнее. Я её использую. В этом суть, Рассел, – отец смеётся. – Человек – это та же машина, главное – знать, на что и как нажимать.
Он не выдерживает и резко, едва не опрокидывая стол, за которым они сидят, встаёт.
– Меня… меня ты тоже… используешь?!
– Сядь! – резко командует отец.
И он, не успев даже осознать этого, выполняет приказ.
– То-то, – доволен отец и опять смеётся. – Разумеется, да.
Он переводит дыхание и со старательным спокойствием спрашивает:
– А ты не боишься, что и я использую тебя? Когда-нибудь.
– Это «когда-нибудь» никогда не наступит, Рассел. Ты слабее меня. Кроме того, всегда легче предусмотреть и предотвратить. Тебе это недоступно.
– Нет, – вырывается у него. И отбросив требующую осмысления фразу о предусмотрительности и уже не помня себя от обиды, он срывается и снова встаёт: – Ты тоже… не сложнее. И моя аппаратура справится с тобой, как… как с последним рабом.
Взгляд отца становится серьёзным, даже напряжённым.
– Вот как? Это интересно. Такой аспект… Весьма интересно. И не лишено… совсем не лишено… Как подкрепление… Не основа, а инструмент. Интересно. Садись. Ты не допил кофе.
Приказной, знакомый с детства тон заставляет его снова опуститься на стул и взять чашку. Он пьёт под внимательным взглядом отца.
– Успокоился? Вот и отлично. Ты никогда этого не сделаешь, Рассел. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– Да. А ты знаешь, почему?
Отец усмехается.
– У тебя не хватит на это силы. Творец всегда сильнее своего творения. Ты слаб. Ты – сильный специалист, но слабый человек. Не обманывай себя, Рассел. Самообман нерационален…
…Рассел повернулся на спину, отбросив одеяло. Да, себя обманывать незачем. Отец прав. В этом – безусловно. Даже выстрелить самостоятельно, без приказа, просто нажать нужный рычажок, привести в действие послушную машину убийства… так и не смог. Хотя в тире и на стрельбище показывал очень неплохие результаты.
