Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

главной силой борьбы против марранов в Толедо в 1467 г., из их рядов вышли убийцы Лукаса де Ирансо, защитника конверсо в Хаэне, и именно они теперь подстрекали Севилью к нападению на конверсо города. Это был тот же populo menudo, те же люди из низших классов, которые набросились на евреев в 1391 г. Теперь их дети и внуки подняли войну против потомков тех евреев, сделавшихся христианами.

Патрицианская надменность Паленсии по отношению к толпе окрашивает все его писания. Он презирал людей низкого происхождения, занятых ремеслом. Он оплакивал тот факт, что в этих классах уважение к закону и порядку, к законной власти деградировало из-за «продажности» властей. Во взрывах против конверсо он видел выражение беззакония, захлестнувшего страну, но не чувствовал ничего, кроме презрения к любому, кто пытался приписать этим преступникам такие благородные мотивы, как преданность религии. Было бы безрассудством счесть, что побуждением этих «воров» и «убийц» был хоть какой-то религиозный идеализм.

Так выглядела социальная арена Севильи после волнений в Кордове. Враждебные плебеи были там, как и повсюду, готовы к нападению, из их среды вырвались оголтелые обвинения в неверности марранов христианству. Агенты Пачеко, подливая масла в огонь, подстрекали к беспорядкам, и некоторая часть аристократической молодежи приняла сторону Пачеко и низших классов. Социальная атмосфера была настолько наэлектризована, что любая искра могла вызвать взрыв, а появление такой искры было неизбежно. «Незначительной причины хватило, чтобы, наконец, все взорвалось. Молодой марран полоснул ножом кого-то из «старых христиан». Дело было летом, во время сиесты, когда очень немногие выходят на улицу. Тем не менее под предлогом мести за рану их собрата по религии большое число sicarios побежало к дому этого конверсо [который ранил «старого христианина»], они совершили множество бесчинств и закончили общим грабежом квартала торговцев снадобьями, где у большинства жителей имелись склады благовоний. Вскоре новости о внезапном разграблении распространились на другие кварталы города, и конверсо, которые вначале были испуганы, подготовили для себя места самообороны, в то время как некоторые аристократы немедленно появились, отогнали толпу, одолели нескольких зачинщиков бунта и, чтобы разрушить иллюзии остальных, отправили двоих из них на виселицу»[2454].

Так в Севилье, как ранее в Кордове, некоторые представители знати и городской аристократии сдержали и отбросили погромщиков назад, и беспорядки были подавлены. Пострадал только один городской квартал. Марраны заняли оборонительные позиции. Больше никаких беспорядков не произошло, и, в отличие от других мест, проявления вражды не возобновились, по всей вероятности потому, что столкнулись со слишком превосходящими их объединенными силами властей, знати и марранов.

V

Согласно Паленсии, беспорядки в Андалусии были организованы Пачеко, чтобы взять в свои руки контроль над ее городами[2455]. Паленсия, видимо, верил в то, что план Пачеко состоял в подрыве олигархической администрации путем беспорядков, в ходе которых он овладел бы городами с помощью своих антимарранских союзников. Но его планы в отношении Андалусии лопнули. В Кордове после резни марранов олигархические власти поспешили принять программу антимарранской партии, которая теперь не нуждалась в Пачеко. В Севилье знать и городская аристократия справились с бесчинствующей толпой до того, как она успела дестабилизировать город. Пачеко, однако, не остановили эти неудачи. Он решил применить тот же метод на севере. Главным препятствием этому служила крепость Сеговии, находившаяся в то время под командованием Андреса Кабреры.

Кабрера был одним из служащих короля Энрике, присоединившимся к Пачеко во время раскола королевства. Скорее всего, он был марраном[2456], и если это так, то он был четвертым чиновником-марраном — и пятым из лидирующих конверсо Кастилии (если мы включаем в их число епископа Сеговии), — который оставил лагерь короля и присоединился к мятежникам. Он принимал участие в коронации Альфонсо в Авиле и был верен Пачеко во всех последующих превратностях событий. Когда Пачеко вернулся на службу к Энрике, Андрее Кабрера вернулся вместе с ним и, помирившись с простившим его королем, получил, по рекомендации Пачеко, командование замками Мадрида и Сеговии. Вскоре, однако, Пачеко почувствовал, что Кабрера начал проявлять независимость. Пачеко был весьма наблюдательным и не мог не заметить, как развиваются дружеские отношения между Кабрерой (и его женой Бобадильей) и принцессой Изабеллой. Он также обратил внимание на растущие доверие и симпатию между губернатором и королем. Пачеко подозревал, что в случае его конфликта с Энрике Кабрера окажется перед выбором лояльности, и результат будет не в его пользу. Одним словом, Пачеко не мог больше считать Кабреру «своим человеком».

В этих обстоятельствах он разработал план перевода крепостей Мадрида и Сеговии в свои руки. Первым делом он попытался захватить власть над крепостью Мадрида, что было легче, потому что это не давало никому даже легчайшего намека на его окончательные цели. Чтобы заполучить Мадрид, ему надо было убедить короля приказать Кабрере уступить крепость, и Пачеко знал, какой довод мог убедить Энрике последовать его совету. Король в то время был занят единственной мыслью: выдать свою дочь замуж за своего кузена Энрике (сына его дяди с материнской стороны), будучи уверенным в том, что этот брак укрепит ее шансы на наследование трона. Он хотел, чтобы Пачеко помог ему в этом, а Пачеко, у которого были другие планы в отношении Хуаны, сделал вид, что разделяет желание короля, в надежде, что, заняв такую позицию, он сможет заполучить желанные замки. Он подчеркнул опасности, угрожающие Хуане в Эскалоне, и предложил для обеспечения наследования поместить ее в крепости Мадрида, которая является «самым подходящим для этой цели местом». Соответственно, король велел Кабрере передать замок Мадрида Пачеко — распоряжение, которое сильно огорчило Кабреру, и он периодически откладывал его исполнение[2457]. Когда же он, наконец, передал крепость, Пачеко представил королю такую же просьбу по поводу замка Сеговии, на этот раз оправдывая это опасностью, представленной дружбой между Кабрерой и Изабеллой. Король не мог отрицать весомости этого аргумента, но, разгадав план Пачеко, вовсе не был уверен, что замок Сеговии, в котором находилась королевская казна, будет надежнее в руках постоянного предателя Пачеко, чем в руках друга Изабеллы, Кабреры[2458]. Увидев, что Энрике колеблется в этом вопросе, и не будучи уверенным в его окончательном решении, Кабрера отправился 15 июня к Изабелле, уверив ее в своей твердой поддержке как в переговорах, так и в случае военной конфронтации. Среди прочего он пообещал ей, что в случае войны между ней и ее противниками он предоставит в ее распоряжение замок Сеговии вместе с находящейся в ней казной[2459]. Хотя Кабрера поставил при этом условие, что