Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

втором, не доказано, что этот Эспина и автор Fortalitium — одно и то же лицо. Так, по крайней мере, думали Менендес-и-Пелайо и, безусловно, Генри Чарльз Ли. Ни один из них не обосновал этого мнения, хотя, возможно, они и были правы[2484]. Есть свидетельство о том, что Алонсо де Эспина, который стал инквизитором Барселоны, был «настоятелем Сан Доминго де Уэте»[2485], в то время как Эспина, о котором шла речь у нас, был известен как францисканец и поэтому не мог быть настоятелем доминиканского монастыря. Более того, в письме неизвестного автора к Пульгару, написанном где-то около 1482 г., Эспина упоминается как некто que dios tiene («тот, кто с Богом, т. е. умерший»)[2486], и, следовательно, он не мог быть Эспиной, участвовавшим в соборе в Алкала, и уж наверняка не тем, кто был послан инквизитором в Барселону.

Не был он в таком случае и Алонсо де Эспиной, которого назначили епископом в Термопиле в 1491 г.[2487], в тот же год построившим алтарь для своего погребения в францисканском монастыре в Паленсии[2488]. Эти сведения были, однако, сообщены не только францисканскими энциклопедистами, но и составителями городских анналов Паленсии. Их трудно отрицать, и в последующем анализе мы можем счесть, что слова que dios tiene были добавлены писцом. Это дает основания предположить, что Эспина практически исчез из общественной жизни как минимум на двадцать пять лет, что для человека его темперамента и духа общественного деятеля поразительно. Поскольку нет дальнейших свидетельств об этом периоде его жизни, можно лишь предложить гипотезу. Может быть, когда борьба за установление инквизиции велась уже другими (сначала иеронимитами, а затем доминиканцами), Эспина потерял лидерство в кампании и почетное место в ее первом эшелоне. Удрученный или отвергнутый, он мог оказаться обреченным на затворничество и, как следствие, на молчание.

II

Даже если что-то из вышеуказанных сведений не относится к биографии Эспины, его общественная деятельность была достаточно впечатляющей, чтобы спасти его имя от забвения. То, что сохранило память о нем до наших дней, была, прежде всего, его написанная на латыни работа внушительного объема, Fortalitium Fidei. Это претенциозное название считалось вполне подходящим многими поколениями, которые расценивали Fortalitium Эспины подлинной «цитаделью» веры.

Менее чем через шесть лет по окончании работы ее editio princeps (лат. первое издание) вышло в Страсбурге (прибл. 1470 г.), а между 1470 и 1525 гг. семь ее изданий увидели свет, все за пределами Испании, преимущественно в немецкоязычных центрах[2489]. Тем не менее ее испанская читательская аудитория, даже будучи численно ограниченной, отличалась высоким уровнем.

Оказалось, что книга соответствует настроениям народа. Помимо обширной вступительной главы, она состоит из четырех частей, которые посвящены, в соответствующем порядке, еретиками, евреями, сарацинами и духами-искусителями. Большую ее часть заполняют ядовитые, злобные тирады против евреев и обращенных из иудаизма в христианство, что в особенности привлекало читателей в Испании, Германии и Франции. Это апеллировало к предрассудкам христианского населения и его традиционной ненависти к евреям.

Трудно оценить эффект Fortalitium на развитие антисемитизма на Западе[2490]. В любом случае, для христиан во времена Эспины и в последующие поколения эта книга имела двойную ценность: она содержала основательное количество антиеврейских аргументов — на самом деле, наибольшее из когда-либо собранных — и разнообразие чудовищных историй о евреях, превосходящее все ранее известные. Священники и члены монашеских орденов нашли эту книгу полезной для своих проповедей. Но даже серьезные теологи и образованные люди регулярно обращались к ней за инструкциями. Тщетно гуманисты отрицали Fortalitium как liber mendosus quern nemo allegat, nisi stultus et fatuus (лат. книгу, полную ошибок, на которую никто не ссылается, кроме глупца и идиота)[2491]. Даже такие люди, как Мариана и Иоганн Кристоф Вольф, превозносили Эспину за его огромную эрудицию[2492], и вплоть до конца XVII в. Fortalitium служил многим ученым респектабельным источником информации о евреях.

Сегодня работа Эспины представляет только исторический интерес — и, сточки зрения настоящего исследования, этот интерес сосредоточен на кастильском обществе третьей четверти XV в. Точнее, нас интересует социальное состояние Испании так, как оно отражается в книге Эспины, потому что в качестве первой испанской работы, предлагавшей установление в Кастилии инквизиции против конверсо, Fortalitium демонстрирует интеллектуальный климат, в котором выросла идея инквизиции. Более того, там представлено большое количество высказываний о еврейских и марранских взглядах и обычаях, и эта книга повсюду считалась ценным источником информации по этим вопросам. На самом деле, многим эта информация даже казалась достаточной для объяснения причин учреждения испанской инквизиции[2493]. Но должна ли эта книга оцениваться таким образом, зависит от того, насколько достоин доверия ее автор, что, в свою очередь, в немалой степени зависит от того, какими мы видим его корни.

В течение более чем трех столетий почти все ученые верили в то, что Эспина был конверсо еврейского происхождения[2494]. На основе этой уверенности многие современные ученые испытывали особое доверие высказываниям Эспины о марранах, что, в свою очередь, вело их к правдоподобным выводам об «иудействе» марранов. Поскольку Эспина утверждал, что практически все конверсо втайне исполняли иудейские обряды, его предполагаемое еврейское происхождение привело многих ученых к принятию его утверждений на веру.

Вопрос, почему Эспина, если он был марраном, высказывался столь резко против своих братьев-марранов, не представляет особой сложности. Многие христиане верили, что Эспина был исключительно честным человеком, который рассказывал правду об иудаизме, хорошо знакомую ему изнутри, хотя и отдавал себе отчет в тяжелых последствиях его разоблачений для «членов его расы». Эспина следовал этому курсу, потому что, став «настоящим христианином», он чувствовал моральную обязанность предупредить христианство об угрожающей ему опасности — не только от тех, кто остался евреями, но и от тех, кто крестился. Другие, впрочем, думали, что он, как и другие выкресты, был переполнен ненавистью ко всему еврейскому, и это было главной, если не единственной, причиной его язвительных разоблачений.

Убеждение в том, что Эспина был выкрестом, настолько укоренилось в мировой науке, что лишь отдельные ученые подвергали это сомнению — да и то лишь много времени спустя. Поскольку никто не оспаривал этого утверждения, оно быстро распространилось по всем странам Запада, до тех пор, пока в 1715 г. не появилась Biblioteca Hebraea Иоганна Кристофа Вольфа, где гипотеза о еврейском происхождении Эспины была впервые проверена и подвергнута критике[2495]. Вольф указал на то, что нигде в книге Эспины не сказано, что он был евреем и что он нигде не упоминает какого-либо опыта своего предполагаемого еврейского прошлого.